Арсений Замостьянов - Шпион против майора Пронина
— Было у меня во Львове одно дельце. Там много всякого было. Сам понимаешь, работы невпроворот. И кровищи море разливанное. Но одно дельце… В общем, повязали мы диверсанта. Даже не одного диверсанта, а группу — четыре человека. Но один выделялся — боевой такой мадьяр, законченный враг советской власти. С двух рук стрелял, как таежный охотник. Так мы их при попытке нападения на телеграф поймали. Понимаешь, телеграф… Это недавно было, за неделю до моего перевода в Москву. Скажешь, ерунда, совпадение? Наверное. Но почему донос написали на меня и на тебя. И телеграфными делами занимались ты и я. Мадьяра того уже, наверное, расстреляли. Но кто за ними стоял — мы не установили. Немцы, англичане, белогвардейское подполье… Черт голову сломит!
— Люберецкие на немцев такие показания дают, что убей меня бог. Война будет.
— Да это понятно, что будет. Вопрос — когда.
— И с кем. Я бы англичан со счетов не сбрасывал.
— А Краснов уже с немцами снюхался. И Шкуро с ними.
— Краснов! Шкуро! Тоже мне, фамилии. Горе-вояки, банкроты. Мы их били, когда голоштанниками были, а уж теперь… Не в этих болтунах дело, Леонид. Если бы нам белогвардейцы угрожали — это был бы подарок судьбы. Там половина генералов — наши агенты. И не только наши. Запутались эти ребятки. Продавались, перепродавались… С такими воевать одно удовольствие — не танками, а банками. Они как никто умеют проигрывать баталии и потом плакаться в эмигрантской прессе.
— Пожалуй, что ты и прав. Хотя, наверное, недооцениваешь беляков. Есть среди них и фанатики, и профессионалы.
— Есть, как не быть. Но с немцами не сравнятся. И с англичанами. Беляков уже нельзя воспринимать как самостоятельную силу. Обыкновенные наемники. Без них разберемся.
Пронин говорил про белых с презрением. Видимо, навидался от этих утонченных господ такого, что уважать их не мог.
— А у тебя во Львове немцы…
Райхман снова ласково перебил Пронина:
— Сто раз мне там немцы попадались. Сто раз я получал сведения о начале войны. Начиная с тридцать девятого года. Гитлер наплюет на договор, Гитлеру нужны восточные земли… Я, конечно, обо всем докладывал. Так что твои люберецкие друзья ничего нового нам не рассказали. Все это уже по десятому кругу пошло. Такая у них тактика. Неглупая, между прочим. Сто раз давали сведения о нападении — и все оказалось липой. А на сто первый раз война действительно начнется. А мы уже не поверим разведданным… Разучимся верить!
Разве только пылкий Райхман додумался до этого? И Берия, и Ковров, и Пронин давно поняли тактику немцев.
— За этим Роджерсом я гонялся с восемнадцатого года. Пятнадцать лет он меня дурачил. Ты у нас молодой, тех времен не помнишь. Потом я его взял на юге, на авиабазе. Провел несколько допросов — и баста. Что было дальше — не знаю. Никаких документов мы не нашли. То ли его расстреляли, то ли…
Райхман закурил, пододвинув к себе тяжелую чугунную пепельницу.
— О Роджерсе я слыхал. Легенды ходят о том, как ты его поймал в самолете. Но чтобы он скрылся после ареста… Поверить не могу.
— У меня нет ни одного прямого доказательства. Зато куча косвенных.
— Если он сбежал… Он просто ударник труда, этот Роджерс. Стахановец среди шпионов.
— Ударник, это точно. Куда мне до него. Вот машинист Петро Кривонос. Сколько ему лет? Тридцати еще небось не исполнилось. А уже знатный человек. Вдвое увеличил скорость паровоза. Рационализировал работу котлов — и пожалуйста. Вот какая у нас молодежь. Или ты, Леонид. В двадцать пять лет уже был грамотным чекистом, героем. Куда мне до вас. Устарел товарищ Пронин. Списывать пора. Или на преподавательскую работа, опытом делиться, тихие исследования проводить. Я ведь, Леня, по характеру — отшельник и гедонист. Странное сочетание. У нас ведь как принято? Если отшельник, то аскет…
— Хитрец ты, Иван. На комплименты, что ли, напрашиваешься? Так у меня Ольга в большом балете работает. Богема. Я на комплиментах собаку съел. Цену им знаю. Знаешь, как покрутился среди артистов — опротивели мне все реверансы на свете. Так что я тебе, Пронин, прямо скажу: тебе доверяют. Не потому, что ты — гений какой-нибудь, Пинкертон или полковник Лоуренс. Это все имена для показухи. Тебе нарком доверяет, тебе Сталин доверяет. Потому что пахарь ты, каких мало. Из простых красноармейцев вышел, крестьянский сын, а стал асом разведки.
— Ну, ты у нас тоже не был маленьким лордом Фаунтлероем. Вышел из низов — а кем стал! Такая эпоха. Потому мы за нее и сражаемся и будем сражаться, когда немец навалится и англичанин подкрадется.
Они расставались как друзья, которые своевременно сверили часы. Райхман подтвердил некоторые подозрения Пронина — собственно говоря, именно для этого Пронин его и пригласил на Кузнецкий. Теперь — Гасин. Найти Гасина.
Бухгалтерия Василия Гасина
Это уже вошло в привычку — просыпаться от радостных криков Железнова. Но чтобы в три часа ночи! Пронин спал ровно пятнадцать минут, когда Виктор явился на Кузнецкий. Его распирало от новостей, глаза горели с мороза.
— Нашли, Иван Николаич, нашли!
— Кого нашли? — Пронин, ничего не понимая, хлебнул морсу прямо из графина.
— Сукиного сына нашли! Миша Лифшиц уже выехал в Подольск.
Все повторяется. Снова Гасина выследили, снова Лифшиц будет его сторожить… Значит, бухгалтер решил не уезжать далеко от Москвы. На риск пошел! Что-то его держит возле Белокаменной.
Они въехали в тихий двухэтажный подмосковный городок. С утра на улицах прилежно вкалывали дворники. Случайных прохожих не было. Рабочий люд наслаждался последними минутами сна. Не пройдет и получаса — и на автобусных остановках затолпится озабоченный народ, живущий по заводскому гудку.
— Улица Ворошилова — это где?
— На самой окраине, — сказал Адам. — Так сказать, самые задворки Подольска.
Они остановились возле заснеженного забора, перед одноэтажной деревянной избушкой. Темные окна, на крыльце не убран снег. Наискосок от калитки покуривал подольский чекист — абсолютно лысый, с бритыми висками.
— Спиридонов, — он отдал честь Пронину. — Все тихо, товарищ майор.
Виктор поскакал на разведку, пробираясь по сугробам. Цепная собака сперва затявкала лениво, а потом разразилась заливистым хриплым лаем. Пронин разочарованно махнул рукой: эх, Виктор! И переложил «Коровина» в карман пальто. Именно сейчас, на морозе, ему остро захотелось горячего калача с зернистой икрой. Нет, не с паюсной, которая в зубах застревает, а именно с зернистой! И чаю — такого крепкого, что от одного запаха прочихаешься. Пронин не позавтракал, держался на беглом ночном ужине. Вместо калача пальцы держали увесистую рукоять «Коровина» в кармане.
Никто не выскочил из избы на собачий лай. Это подозрительно: возможно, они предпочли тихо скрыться затаенным подпольным путем. Лучше бы уж началась перестрелка. Пронин оставил Адама и Спиридонова контролировать калитку, а сам поспешил к задворкам дома. Ни следов, ни шума он и там не заметил. Пронин махнул рукой Железнову — и Виктор, легко выбив дверь, вошел в дом. Он быстро обыскал две комнаты и чердак. На кровати лежал человек, с головой укрытый толстенным одеялом. Железнов отдернул одеяло — и увидел немолодого мужчину с посиневшими щеками. Он неестественно откинул голову. Подушка залита кровью.
Больше никого в избе не было. Железнов не успел оглянуться, как Пронин (который вошел в дом бесшумно!) обнял его за плечи.
— Это не Роджерс. И не Гасин.
При жизни убитый был лысоватым толстяком с седыми клоками волос. На столе стоял чайник — еще теплый.
— Опять, опять он ушел! — вскричал Железнов. — Да, это Роджерс. Теперь мне совершенно ясно. Это Роджерс.
— Но почему во дворе нет следов? Снег лежит еще с вечера, а Гасин явно был здесь еще полчаса назад. Ты смотрел в подвале?
Пронин потянул за железное кольцо — и дверь в подвал легко открылась, почти без скрипа. Несомненно, ее недавно уже открывали. Железнов на полную мощь включил фонарь. Пахнуло холодом. Пронин спрыгнул в заледенелый подвал. Да, там он сразу увидел следы. Следы больших валенок. В таких мог ходить и убитый. Железнов свистом вызвал Спиридонова. Подольский чекист стоял на страже подвального люка, когда Пронин с Железновым, согнувшись в три погибели, побрели по следам валенок. Следы привели к потайной деревянной дверце, которую можно было принять за днище бочки. Пронин с трудом туда влез. Метров с пятьдесят пришлось пробираться ползком, а потом резко запахло кислой капустой и тайный ход привел их в просторное подвальное помещение, где можно было встать в полный рост.
— Овощехранилище! — прошептал Железнов. — По предложению товарища Шверника такие теперь в каждом районе устраивают. Чтобы продукты особой важности у населения были круглогодично.
— Неплохо придумал товарищ Шверник. На перспективу.
