Дональд Гамильтон - Опустошители

Последовала краткая пауза, и Дженни яростно прибавила:

— Поработай баранкой, сукин сын! Обрадовался?

— Конечно, — сказал я, и при этом не солгал. На самом деле после разговора с Маком я знал направление вряд ли хуже самой Женевьевы, которая тоже не солгала. Но, во-первых, нельзя было расписываться в неподобающей осведомленности, а во-вторых, я сызнова убедился: при надлежащем нажиме из Женевьевы Дрелль веревки можно вить.

Это весьма обнадеживало.

Глава 18

— Погодите, Эрик! — перебил Мак. — Вы хотите сказать, Рюйтеру отводили гораздо более скромную роль, нежели мы полагали сперва?

— В общем, да, сэр. По крайности, не главную. Доводы мои звучали вяло, как оправдания нашкодившего мальчишки: окно я действительно высадил, да не очень большое, и стекло там уже было с трещинкой... Мак надолго смолк. Я вообразил его физиономию, хмурящуюся в пятистах милях к юго-западу от красной придорожной телефонной будки. Накануне VW пересек долготу Вашингтона. Изрядный путь проделали, изрядный...

— Сомневаюсь, — раздался голос Мака. — Все источники уверяют: Рюйтера переправили через океан исключительно и единственно ради того, чтобы выкрасть известные документы. А Женевьева Дрелль послужила ему послушным и удобным орудием, не больше.

Я наблюдал сквозь пыльное стекло за упомянутым удобным орудием, которое сидело в запаркованном поблизости фольксвагене и держало с дочерью военный совет, пользуясь временной свободой от невыносимого Клевенджера. Оставалось утешаться лестным предположением, что персона моя служит одним из основных предметов беседы. Любопытно, каковы прочие?

— Не уверен, сэр, что ваши сведения всецело правильны. Крепко подозреваю: где-то упущена важная, быть может, важнейшая подробность. Мелкая, незначащая с первого взгляда, но служащая отмычкой ко всем загадкам... Кстати, не согласен с тем, как представляли в докладах. Женевьеву Дрелль.

— Сделайте милость, поясните.

— Мы исходили из аксиомы: дама свихнулась от любви к Рюйтеру и пустилась во все тяжкие, дабы угодить и ублажить. Но могу поклясться: ни малейших признаков нежной страсти не заметил. Создается впечатление, что Ганса Рюйтера какое-то время терпели в качестве сопостельника, стремясь насолить провинившемуся мужу. В остальном он был Женевьеве совершенно безразличен. Гибель Фентона потрясла миссис Дрелль, а кончину Ганса еле приметили. Правда, Ларри служил федеральным агентом...

— Если Женевьевой Дрелль не движет неукротимая страсть, будьте любезны предложить иное объяснение. Я поколебался.

— Какой-то хитрый шантаж. И столь хитрый, что Дрелль начинает жужжать и вращаться при малейшем прикосновении к нужной кнопке... Случайным прелюбодеянием, по крайней мере, так не запугаешь.

— Но Рюйтер мертв, — заметил Мак. — И никаких кнопок нажимать уже не способен. Тем не менее, женщина, по вашим же словам, собирается продолжить и успешно завершить начатое.

— Да, сэр. Так я думаю. Возможно, кнопку показали кому-то иному... А если даже нет? Ведь Женевьеве теперь и выбора не оставлено, мы с вами позаботились об этом. Рядом неусыпно бдит окаянный убийца Клевенджер, стремящийся бежать вон из Канады, а предпочтительно, — из Америки вообще. А вдали — разъяренный, опекаемый правительством супруг, четверо убитых, суровые законы... Допустим, Женевьева не убивала сама. Но если начнется следствие, она увязнет в бесконечных допросах навсегда. И не забудьте, что формально бедолага совершила государственную измену. Женевьеве поздно идти на попятный.

— Куда же идти?

— А туда, куда собиралась бежать из гостиничного номера, да наскочила на меня. Рюйтер успел, по-видимому, рассказать Пенелопе вполне достаточно. А переправу подготовил с профессиональной дотошностью...

Прочистив горло, я продолжил:

— Кстати, как Рюйтер вообще проник в Соединенные Штаты? Неведомо? На корабле, самолете, воздушном шаре, ползком? Узнаем, как прибыл — сумеем догадаться, как рассчитывал удрать.

— Разумная мысль, — ответил Мак. — Я уже ломал над этим голову. И слал запросы.

— И?

— И люди, которые обладали нужными сведениями, показывали в ответ преогромный кукиш. Обычная история. Совершенно секретно, разглашению не подлежит, будьте здоровы...

Я чуть не треснул кулаком по неповинному телефону.

— В один прекрасный день русские ворвутся в Америку, расползутся по всей стране, грохоча гусеницами танков, и никто не узнает об этом, ибо никто никому ничего не скажет: совершенно секретно!

Со вздохом разочарования я метнул единственного своего туза:

— Возможно, этим выродкам знакомо имя Гастона Мюйра? Он живет в городишке Французская Гавань. Имеет рыбачью лодку — довольно крупную, по сути, яхту. Ежели верить карте, Французская Гавань — маленький приморский поселок на острове Бретонский Мыс, примерно в тридцати милях от бывшего шахтерского города Инвернесса... Только что вырвал это у девчонки. Сущим палачом делаюсь, как ни прискорбно, сэр.

— Гастон Мюйр, — повторил Мак. — Французская Гавань. Поглядим, поглядим... Возможно, голубчики в рожицах переменятся... Неужто Рюйтер доверил подобное маленькой девочке?

— Если пятнадцатилетнюю дылду считать маленькой девочкой, сэр, можно разделить судьбу Ларри Фентона... Да, полагаю, именно о Гастоне Мюйре и следовало ей сообщить заботливой матушке. А той надлежало явиться во Французскую Гавань во всеоружии. Сиречь со всеми нужными бумагами. Встреча с Рюйтером или Мюйром назначалась на побережье, в шесть вечера послезавтра... Виноват, уже завтра. При невозможности явиться Женевьева оставит Мюйру безобидную записку до востребования. Код Пенелопа не сообщила: уперлась и даже на угрозы не сдалась. Не пытать же девицу, в самом деле!

— Ага... Говорите, завтра вечером?

— Да, сэр.

— И думаете, миссис Дрелль пойдет напролом, невзирая на перемену обстоятельств?

— Что же еще остается делать, сэр? Я ведь пояснил: выбора Женевьеве не дано. Хочешь уплатить за проезд — волоки документы. Ее, пожалуй, и выведут без Рюйтера, но без чертежей и формул — никогда...

Я вздохнул:

— Подвожу итоги. Мы потеряли одного из почтовых голубков, но второй вполне может унести депешу самостоятельно, ежели все втроем до завтрашнего вечера не угодим в канадскую тюрьму. Это уж ваша забота, сэр. Ибо мне предстоит покрыть еще семь-восемь сотен миль, а уклоняясь да прячась, по рюйтеровскому расписанию не поспеем. Наперегонки с полицией не покатаешься, имея сорок лошадиных сил и двух пассажиров. Уговорите канадцев закрыть глаза и уши заткнуть поплотнее.

Мак безмолвствовал. Я не побился бы об заклад, что могу прочесть его мысли. Возможно, Мак думал: располагая столь вопиющим растяпой в качестве агента, задание все едино спасти не удастся... И, между прочим, толика правды здесь имелась бы.

— Н-да, — произнес Мак минуту спустя. — Ох и трудненько будет обеспечить вам беспрепятственный пропуск через три провинции! Четыре трупа... Непросто, непросто.

— Они предположительно сцепились и прикончили друг друга — Фентон и Рюйтер. По крайней мере, я позаботился вложить Гансу в руку его же пистолет. Уговорите полицию сделаться доверчивой — на два дня. Канадцы ищут свидетелей, улики — пускай поищут спустя рукава.

— Хорошо, а как урезонить некоего мистера Джонстона, предположительно, весьма вероятно и почти несомненно ступившего на тропу войны и алчущего клевенджеровской крови?

— Урезоньте сами, сэр. Пускай Маркуса отзовут. Пусть, допустим, дать показания касаемо, смерти Фентона.

— Я имею право только предлагать и настаивать, Эрик. А распоряжаться Федеральным Бюро, к великому сожалению, не властен.

— Конечно, сэр.

— И если доводы мои пропадут вотще и втуне...

— Да, сэр?

— Постарайтесь отнестись к упомянутому джентльмену без той братской заботы, которой поначалу одарили его младшего напарника.

— Понимаю, сэр.

— Также наличествует маленькая девочка — виноват, юная леди. Она, судя по всему, способна причинять хлопоты. Поскольку иносказательных приказов, Эрик, вы не понимаете, говорю недвусмысленно: если Пенелопа Дрелль или кто-нибудь иной каким-либо образом воспрепятствует успешному завершению операции, Пенелопу Дрелль и кого угодно иного должен постичь несчастный случай. Немедленный и, желательно, со смертельным исходом. Я выражаюсь достаточно ясно?

— Да, сэр.

— Человеколюбие, к сожалению, не по нашей части, Эрик. А ежели хочется любить ближних, могу обеспечить рекомендательным письмом к очень доброму и приятному господину, вербующему сотрудников в Корпус Мира. Вы, правда, староваты по их меркам, но думаю, для натуры столь возвышенной и гуманной сделают исключение.

— Понимаю, сэр.

— Это все... Я сделаю, что смогу.

— Пожалуйста, сэр.

Мак повесил трубку. Я глубоко и облегченно вздохнул. Что ж, выговор получил не по навету, а за дело. Но Мак не отказался помочь. А разнос мне учиняют не впервые — бывало и хуже.