Владимир Огнев - Две операции майора Климова

На подоконнике тонко запел электрический чайник. Довольно улыбнувшись, Алексей Петрович достал три пачки чая — индийский, цейлонский и грузинский — и начал священнодействовать, готовя заварку. Растворимый кофе купить удавалось редко, и Климов постепенно привык к чаю. С ним и работалось лучше. Говорят, когда-то в любом учреждении чай мог получить каждый: в буфете, у курьера или швейцара. Жаль, что хорошая традиция отмерла. Что ж, любители перешли на самообслуживание.

В дверь постучали. Вошел дежурный офицер службы радионаблюдения, группа сотрудников которой по настойчивой просьбе Климова временно была командирована в его распоряжение из Центра.

— Разрешите доложить, товарищ майор?

— Я ждал вас. Давайте.

— Радиоцентр «Бета» сегодня работал на той же волне с двенадцати до двенадцати двадцати местного времени. Шифр цифровой. Вторые десять минут передача дублировалась.

— Ответ? — перебил Климов.

— Передачи с нашей территории не зафиксировано.

— Может быть, на другой волне?

— За эфиром следили все службы. И никаких признаков ответной передачи, товарищ майор.

— А если передатчик быстродействующий? С минимальным временем излучения?

— Тогда, конечно, гарантий дать нельзя.

— Прошу продолжать наблюдение круглосуточно. Впредь до особого указания. Текст на дешифровку отправили?

— Так точно, товарищ майор.

— Хорошо. Вы свободны.

Климов отодвинул стакан с чаем и закурил. Что ж, пожалуй, радиоперехват не приведет к цели. Это надо признать. Даже если радиограммы «Беты» будут расшифрованы, еще неизвестно, во многом ли это поможет поиску шпиона; и в дешифрованном тексте могут оказаться заранее обусловленные фразы, в которых не скоро разберешься.

А он осторожен, очень осторожен, этот господин Файльхен или как его там? По всей вероятности, по радио он поддерживает только одностороннюю связь — принимает передачи своих хозяев. Сам в эфир не выходит, или делает это очень редко, в крайних случаях. И не только потому, что боится быть запеленгованным. Не будь у нас других данных — сам факт нахождения шпиона здесь, в Долинске, ничем не подтверждался бы. Передачи «Беты» можно принимать не в одном десятке других областей. И вообще их можно было бы расценить, как очередную дезинформацию разведки противника. Ищите, мол, господа чекисты, несуществующую «Фиалку».

Климов потянулся за новой сигаретой, но пачка оказалась пустой. Вздохнув, он допил чай и пошел к Миронову.

Лейтенант Миронов работал по версии, исходные данные которой были таковы: встреча Штреземанна с неизвестным «пловцом» состоялась в воскресенье второго июля; радиоцентр «Бета» вел передачи для «Фиалки» каждое второе и четвертое воскресенья, с двенадцати часов дня местного времени. Следовательно, шпион второго июля должен был находиться в Ялте, а девятого и двадцать третьего — в каком-то уединенном месте у радиоприемника. Все ясно и просто. Оставалась мелочь — найти такого человека среди трехсотпятидесятитысячного населения города. А может быть, среди населения области?

Когда Климов вошел в кабинет, Сергей Миронов, стоя у стола, заканчивал разговор по телефону:

— Ты сам? Лично? Значит, гарантия сто процентов? Ну порядок. Бывай.

И, кладя трубку, шагнул навстречу майору.

— Здравствуйте, Алексей Петрович.

— Здравствуй, Сергей Иванович. Угости, пожалуйста, сигаретой.

— У меня только маленькие, Алексей Петрович, «Плиска». Пожалуйста, — Сергей, смущенно улыбаясь, протянул сигареты.

Покурили молча. По собственному опыту Климов знал, что начинающему работнику трудно удерживать в памяти калейдоскоп собранных фактов, что еще труднее — уметь без предварительной подготовки вытянуть из этого калейдоскопа одну стройную, логически обоснованную нить. Поэтому, зайдя к Миронову неожиданно, давал ему время подготовиться к разговору.

— Ну, рассказывай, как дела, какие успехи, — прервал затянувшееся молчание Климов.

— В делах, товарищ майор, — как намечено, а успехи... В общем, вместе с заинтересованными товарищами пересмотрели все материалы, где есть хоть крупицы подозрений на шпионаж; все, что касается сомнительных контактов с иностранцами... Вот список, всего набралось семнадцать. После каждой фамилии — три клеточки, в них я отмечаю результаты проверки. Все наглядно, как в агитпункте.

Климов взял аккуратно разграфленный лист.

— Первым, по алфавиту, Борцов. Вы его помните, Алексей Петрович, это плановик горкомхоза, он трижды был замечен у семнадцатой железнодорожной ветки, и каждый раз тогда, когда туда прибывали составы со спецгрузами. С какой целью там появлялся — пока не ясно, но к нашему делу он явно отношения не имеет: второго июля был в Долинске, а в двенадцать часов девятого и сегодня «козла забивал» во дворе дома. Вот я и поставил против его фамилии три минуса.

Дальше — Зеликов. Во время турпоездки во Францию в Париже где-то пропадал пять часов. Старшему группы ничего вразумительного сказать не мог. И у него — в первой клетке минус, дома был второго числа. Как говорят в Одессе — за девятое пока не скажу, темно. Сегодня из дома не выходил, пришлось в двенадцать «водопроводчику» идти. Квартира была не заперта, семья дома, хозяин — в ванной. Кстати, изнутри она не запирается. «Водопроводчика» пустил сразу, тот все трубы осмотрел и обстучал: приемник в ванной спрятать невозможно. В третьей клетке ему минус.

— Ладно, Сергей Иванович, дальше не объясняй. Картина в твоем наглядном пособии ясная — ни одного плюса.

Миронов огорченно развел руками.

— Закончишь с этим списком — подключайся в помощь Евгению. У него работа самая трудоемкая, идти придется тоже методом исключения. Своим опытом поделись с ним сегодня же. Ну, счастливо.

Климов спустился к дежурному, вызвал машину и поехал в больницу к Наде.

Слон был большим, добрым и умным. Аленка и Витька прекрасно чувствовали себя на его широкой покачивающейся спине и ничуть не боялись. Слон срывал хоботом вкусные фрукты и угощал смелых ездоков. Прятавшегося в чаще тигра он вытащил за шиворот, как котенка, и Витька ловко застрелил страшного хищника из ружья. Потом слон пошел к реке, на берегу которой лежал зеленый-презеленый крокодил. Витька стал целиться в крокодила, но в это время в прихожей раздался звонок.

— Мама! Мама! — закричала Аленка. — Поехали встречать маму!

Слон хоботом сгреб пассажиров в охапку, свалил на диван и, одернув пижаму, пошел открывать дверь. На пороге стояла девчушка в беретике с эмблемой аэрофлота, очевидно школьница, устроившаяся поработать на время каникул.

— Товарищ Березкин здесь живет? — строго спросила она. — Это вы? Вы заказывали билет до Смоленска?

— Так точно, товарищ начальник. Спасибо за четкую работу. А вот вам награда, — Николай Березкин протянул посыльной конфету.

— Я не маленькая, — вспыхнув, пробормотала девчушка, но конфету взяла. И тут же опять строго:

— При получении билета прошу предъявить паспорт.

— Папка, ты на «ТУ-134» полетишь? — дергая Николая за карман пижамы, спросил Витька.

— Нет, сын, на «ИЛ-18».

— «ИЛ» — самый хоросый, — авторитетно заявила Аленка, цепляясь за пижаму отца с другой стороны. — Правда, папа?

— Правда, Аленка. А что же вы, охотнички, крокодила оставили? Вдруг он кого-нибудь съест? Бегите на охоту, папе собираться надо...

Старший лейтенант Березкин разрабатывал версию: почему убили Воронцова? В самом деле, чем в те далекие военные годы, находясь в глубоком тылу, он вдруг помешал абверу? Не было ли связано это задание Герлица с обеспечением безопасности «Фиалки»? А если так, что мог Воронцов знать о шпионе?

Правда, на совещании опергруппы при разработке плана ее действий высказывалось еще одно соображение: Воронцов мог быть агентом абвера, уклонившимся от сотрудничества с немецкой разведкой. В этом случае ликвидация гарантировала, что он не явится с повинной, не раскроет чекистам известные ему тайны штаба «Валли».

Изучая показания Зандберга и другие материалы этого следственного дела, Березкин не нашел ответа на главные вопросы. Потом он долгими часами рылся в разных архивах, по крупицам собирая сведения о Воронцове; с упорством и терпением исследователя разыскивал людей, знавших его лично, беседовал с ними. Казалось, теперь о жизни Воронцова в Долинске Николай знал все. Но, может быть, это только казалось?

Лаконичные, скупые строчки автобиографии и других документов, обнаруженных в архивах, рассказывали, что Дмитрий Иванович Воронцов родился в тысяча девятьсот двадцать третьем году в деревне Ольховая, на Смоленщине. Детство его было нелегким: отец в тысяча девятьсот тридцать первом году погиб от кулацкой пули, трое детей остались на руках больной матери. Митя был младшим в семье, о нем заботились все: только поэтому удалось окончить семилетку. Затем — фабзауч и работа слесарем в ремонтных мастерских небольшого городка, ставшего ныне районным центром. Вечерняя школа. Там, в Полянске, вступил в комсомол, оттуда в тысяча девятьсот сорок первом ушел на фронт. Воронцов верно служил Родине, к тысяча девятьсот сорок третьему году он стал членом партии коммунистов, лейтенантом, получил три правительственных награды. Тяжело раненным был эвакуирован в тыл, в госпиталь, находившийся в Долинске. Едва оправившись от ранения, пришел в городской комитет партии.