Борис Акунин - Смерть на брудершафт (фильма 7-8)

И прослезился, дрогнул голосом.

— Благодарю, ваше превосходительство, — поспешил воспользоваться паузой полковник. — Я только представить поручика. Надобно идти — служба.

Дубовский мигнул лакею Федору, чтоб закрыл дверь.

— Бросьте. Как говорят китайцы, «Слузьба слузьбой, а друзьба друзьбой». Как угодно, а без рюмочки не выпущу. Приказ старшего по чину.

Гирш

Человека, которого майор фон Теофельс знал под кличкой Маккавей, на самом деле звали Гирш.

Всё происходящее ему очень не нравилось. Гиршу вообще редко что нравилось, потому что мир устроен по-идиотски, и радоваться в нем, по правде говоря, особенно нечему.

Немец (по физиономии видно, что типичный пруссак и антисемит) задал принципиально важный вопрос и даже не дал на него по-человечески ответить. Скоро, может быть, на смерть идти, а никому нет дела до мотивов, толкающих тебя на самопожертвование.

Гирш собирался сказать своим товарищам по судьбе то, о чем давно думал.

Когда хочешь уничтожить вредный сорняк, истощающий почву, нет смысла тратить время и силы, обрывая листья и стебли, — только руки о колючки поранишь. Нужно браться за корень и выдергивать его из земли. Вот к какому выводу пришел тот, кто начинал с бессмысленной стрельбы по дикарям-погромщикам и постепенно дошел своим умом до окончательного логического вывода. Корень всех несчастий несчастной страны — царизм, то есть проблема персонифицирована в личности одного, притом вполне смертного человека.

Не хотите слушать — не будем метать бисер. Однако все же нужно показать немцу, что он разговаривает не с призывниками, а с добровольцами, которые имеют право не только отвечать, но и задавать вопросы.

Гирш снова поднял руку.

— Почему вы спросили о причинах только нас пятерых? А китайца? И вот этих двоих?

— Потому что их мотивы мне известны, — пренагло ответил немец, помусолив жидкую бороденку.

— Нам тоже хочется знать. Перед лицом смерти все равны.

Гирш был доволен, что такая важная вещь произнесена вслух. Должен же был кто-то высказаться за всех.

Немец чему-то улыбнулся.

— Раз хочется, спросите сами.

Китаец был совсем еще ребенок.

— Чем тебе царь не угодил? — спросил его Гирш.

Подросток не ответил. Поглядел пустыми щелочками, прикрыл веки. Может, он и по-русски-то не понимает. Ничего себе соратничек!

— Ну, а вы что скажете? — обратился Гирш к туповатому на вид жердяю и к улыбчивому толстяку, которые сидели бок о бок.

Дылда пожевал губами и просто повторил:

— Не укодил. Да.

А щекастый сделал комичную рожу:

— Без царя веселей.

— Послушайте, — начал закипать Гирш. — Мы все на вопрос герра Епиходова отвечали всерьез, так извольте и вы…

— Хватит разговоров, Маккавей! — оборвал его немец. — Для первого знакомства довольно. Я знаю, что все вы волонтеры, но дисциплина есть дисциплина. Никаких препирательств. Любые споры и дискуссии только по моему разрешению. Кто не согласен — уходите прямо сейчас.

Он обращался вроде бы ко всем, но смотрел в глаза Гиршу. Взгляд у пруссака был холодный и острый.

— Хватит так хватит, — сказал Гирш. — Против дисциплины возражений нет.

Так что последнее слово все-таки осталось за ним.

Начальник подошел к окну и с минуту постоял, о чем-то размышляя. Все неотрывно смотрели на его прямую спину.

Обернулся.

— Ну так. Распределяю обязанности. Ворон будет связным. Финн, Кмициц, Чуб и Маккавей — группа силовой поддержки. Балагур отвечает за техническую сторону дела. Вьюн — специалист по мануальной терапии.

Румяный полячок переспросил:

— Co jest «manualna terapija»?

Гирш тоже слышал этот термин впервые. То есть, «терапия»-то понятно, а «мануальная» означает «ручная», но в каком смысле?

— Объясню позже. Будет инструктаж — для каждого в отдельности и для всех вместе. — Он вдруг улыбнулся, и оказалось, что у прусского сухаря очень славная, компанейская улыбка. — Ну что, интернационал? Как поется в популярной песне, «это есть наш последний и решительный бой, с интернационалом воспрянет род людской»

Купе № 5

— Минутку, Георгий Ардалионович… Поручик жестом попросил Назимова немного подождать. Надпись на карточке была длинная и мелкая: «Помощникъ начальника канцелярiи Его Императорскаго Величества камергеръ Двора баронъ Э.Э. фонъ Штернбергъ».

— Начальник канцелярии в литерном «А», а Штернберг здесь, он ведает придворной перепиской, — с ноткой нетерпения объяснил Назимов. — Птица-секретарь. Составляет депеши в министертво Двора. Ну что, стучу?

— Да? — послышалось с той стороны.

— Полковник Назимов. Можно войти?

— Да.

Это купе выглядело иначе: не жилое помешение, а маленькая контора. Приватная часть — койка — была закрыта чопорной шторой, то есть выключена из сугубо делового интерьера. Между шкафами располагались полки, тесно заставленные папками. Идеальный порядок царил на столе и на соседствующей с ним этажерке: стопки бумаг, бланки телеграмм с императорским орлом, канцелярские принадлежности.

Под стать антуражу был и обитатель. Тонкий, прямой, в строгом темно-сером костюме и стальном пенсне, он показался Алексею похожим на канцелярскую скрепку.

Сухая рука (запястье стиснуто идеально белым манжетом) раздраженно жала на кнопку, встроенную в стену. В других купе Романов тоже видел такие кнопки — они предназначались для вызова прислуги.

— Как несносен этот вечный бардак! — Костлявое, нездорово серое лицо барона подергивалось. — Черт-те что! Свитский поезд, а лакея не дозовешься! Я что, сам должен депеши на телеграф носить? Между прочим, полковник, вся прислуга подчиняется вашему ведомству. Неужели нельзя наладить элементарный…

— Вы же знаете, барон, мы существуем в походных условиях. На весь вагон только два лакея. Степан в это время помогает буфетчику. Федор занят у генерала. Мы вот с поручиком тоже будем обходиться одним денщиком на двоих. Да, позвольте представить: поручик Романов, барон Штернберг.

Барон хмыкнул.

— Дубовский коньяком лакомится, а я, знаете ли, работаю. Срочные сообщения задерживаются! Потрудитесь, полковник, навести порядок в поезде, иначе я буду жаловаться министру.

— Да жалуйтесь, ради бога, — рассердился и Назимов. — Сколько угодно! Мне не привыкать.

Алексей тем временем писал в блокнотике: «Присл.» Нужно будет спросить, из какого контингента набирается поездная прислуга. Судя по Федору с его опереточными бакенбардами, гладкой рожей и немолодцеватой осанкой, он из штатных дворцовых лакеев. Но здесь каждый человек на счету. Правильнее использовать на всех возможных должностях не обычный придворный штат, а сотрудников охраны.

Збышек

…А когда станет известно, кто истребил тирана, она поймет, какого человека променяла на заурядного шаркуна, умеющего только танцевать вальсы с мазурками да острить за столом. Рядом с ней был новый Гриневицкий, мученик вольности, а она не разглядела за его молчаливой застенчивостью героя. Пусть рыдает. Потому что есть люди, которые только краснобайствуют о свободе, и есть другие — кто за нее идет на смерть.

Збышек немного отвлекся на всегдашние свои мысли и, кажется, пропустил важное.

— Несчастный случай? — был вынужден он повторить по-русски. — Dlaczego несчастный случай?!

Он же специально изучил динамитное дело! Царя Николая нужно взорвать, так же как Гриневицкий взорвал царя Александра!

Про взрыв тоже пришлось сказать по-русски, иначе немец бы не понял. Тот мотнул головой:

— Нет, взрыв исключается.

— Dlaczego?!

Если несчастный случай, то как же она узнает, что царя убил Збигнев Красовски?

Збышека поддержал Финн:

— Почему?

Немец сказал, как отрезал:

— По кочану. Исключается и всё. Требуется нормальное, убедительное крушение, безо всякого динамита. Это более трудная задача. За час до проезда литерных поездов по всему маршруту расставляют цепь железнодорожного жандармского полка, по солдату через каждые сто шагов. Проезжает дрезина с техниками-смотрителями, они проверяют состояние рельсов и стыков. Но, конечно, каждую гайку осматривать они не могут. На это весь расчет. Внимание! Балагур, покажи, что у нас есть.

Круглолицый человек, похожий на циркового клоуна, вышел к доске.

— Атансьон, мсье и медам! Оп-ля!

Произвел руками манипуляцию, и на пухлой ладони появился самый обыкновенный болт, какими соединяют рельсы.

— Выступает силач «Железные Пальцы»!

Шутник легко переломил болт пополам. Достал еще несколько таких же, высыпал на парту.