Роберт Ладлэм - Возвращение Матарезе
– Номер Пять, какая последняя информация с Карибского моря? – спросил Матарейзен по-голландски. – Я не могу получить ничего, абсолютно ничего!
– Я как раз собирался ее передать, – испуганно ответил лысеющий мужчина, который обслуживал компьютерную станцию номер пять. – Возникли кое-какие неприятности. Расшифрование заняло много времени, поскольку сообщение было отправлено в спешке и оборвалось на середине.
– Что там происходит? Быстрее!
– Наш летчик убежден, что его засек радар системы АВАКС с базы в Гуантанамо. Он совершил маневр, уходя с экранов локаторов, прекратил связь и повернул на юг.
– В направлении?..
– Неизвестно, сэр. Из слов летчика следует – точно сказать нельзя, поскольку связь оборвалась, – что он, оказавшись в безопасном месте, даст о себе знать «необычным» способом.
– Необычный способ, – вмешался Номер Шесть, оператор станции, ближайшей к Матарейзену справа, – это значит, что летчик скорее всего выйдет на одно из наших отделений и попросит его связаться с нами.
– Какой у него выбор?
– Ближайшее наше отделение в Барранкуилле, в Колумбии, – ответил Номер Два, введя запрос с клавиатуры. – Есть еще точка в Никарагуа, а также на Багамских островах, но это уже чересчур опасно. В последнее время официальный Нассау слишком охотно идет на сотрудничество с Вашингтоном.
– Одну минутку, господин! – воскликнул Пятый. – Сообщение. Переданное из Каракаса!
– Наш летчик быстро соображает и быстро летает, – похвалил глава Матарезе. – В Венесуэле наши позиции сильны.
«Очень сильны, – мысленно добавил он. – Наши люди входят в правление всех крупнейших нефтедобывающих компаний».
– Расшифровываю полученное сообщение, сэр.
– Быстрее!
– Готово. «Аргонавт у Нептуна, наследников нет. Подробный отчет будет в ближайшее время».
– Бесподобно, просто бесподобно! – воскликнул Матарейзен, вскакивая на ноги. – Возьмите на заметку: надо достойно отметить нашего летчика. Он потопил траулер так, что в живых не осталось никого… И я тоже должен подготовить отчет. – С этими словами ван дер Меер вернулся к массивной двери. Он приложил ладонь к специальному считывающему устройству, расположенному в углублении в стене. Послышался щелчок; Матарейзен повернул ручку, открыл дверь, доступ за которую был закрыт даже для ближайших помощников, и быстро закрыл ее за собой.
Все шесть операторов как один облегченно вздохнули.
– Как вы думаете, мы когда-нибудь узнаем, что там? – усмехнувшись, прошептал Номер Три.
– Нам очень щедро платят за то, чтобы мы принимали объяснения нашего хозяина, – также шепотом ответил Номер Один. – Он утверждает, что там его личный кабинет, оснащенный оборудованием, которое превосходит даже то, на чем работаем мы, а у нас все самое лучшее.
– Однако Матарейзен не подчиняется никому, он ясно дал это понять, – сказал Второй. – Кому он может готовить отчет?
– Как знать? – продолжал Третий. – Но если в этом аппендиксе размещается центр связи, в нем должно быть не меньше двадцати-тридцати машин. Возможно, он чуть у́же этого зала, но в длину должен быть таким же.
– Давайте не будем строить догадки, – примирительным тоном произнес Номер Один. – Мы получаем за свою работу столько, сколько нам и не снилось; мы должны принимать требования, которые нам предъявляют. Лично я бы ни за что не хотел вернуться в свою корпорацию, на жалованье, которое, каким бы большим оно ни было, не идет ни в какое сравнение с щедростью герра ван дер Меера.
– И я тоже, – подхватил Четвертый. – Я являюсь партнером нескольких крупнейших бирж. Для того чтобы добиться этого, мне пришлось выложить кругленькую сумму, однако теперь меня считают за своего. Ни о чем подобном я не смел даже мечтать до тех пор, пока не устроился на работу сюда.
– В таком случае, повторяю, – снова заговорил Первый, – не будем перемалывать слухи. Примем то, что имеем, и будем этому рады. Молодыми нас никак не назовешь, и через несколько лет можно уже будет удалиться на покой, имея на банковском счету несколько миллионов.
– Не могу с вами не согласиться, – начал Номер Пятый. – Подождите! Срочное сообщение. На этот раз переправленное через Стамбул. – Он внимательно всмотрелся в экран компьютера.
– Читайте же скорее, – сказал Четвертый. – Возможно, нам придется побеспокоить ван дер Меера.
– Это сообщение от Орла…
– Из Вашингтона, – вставил Шестой, – от нашего человека в Лэнгли.
– Читайте же!
– Дайте же мне его расшифровать, это займет несколько минут. – Прошло девяносто семь секунд, взгляды всех операторов были прикованы к Номеру Пятому. Наконец он заговорил: – Я транспонировал шифр и убрал все кодовые имена. В итоге получилось следующее: «Беовульф Агата остался жив. Они вместе с Ястребом – надо понимать, с Камероном Прайсом, – установили контакт с замдиректора Шилдсом. В настоящий момент Беовульф и его женщина летят в США, где они будут находиться под защитой Управления. Беовульф Агата берет на себя руководство операцией».
– Немедленно предупредите ван дер Меера! – распорядился Четвертый.
– Нам запрещено его беспокоить, когда он находится в своем личном кабинете.
– Выполняйте, что я сказал!
– А почему бы вам самому не связаться с ним?
– Хорошо, я возьму ответственность на себя… Подождем несколько минут, на тот случай, если он вернется.
Закрыв за собой массивную дверь, Ян ван дер Меер Матарейзен прошел в свой личный кабинет, навстречу последним лучам солнца, проникающим через окна, оставленные незаложенными. Просторное помещение предназначалось для того, чтобы создавать уют. Здесь не было ни намека на самое совершенное оборудование, оставшееся по ту сторону бетонной стены; зато тут имелось все, чем должна располагать роскошная гостиная: удобные кресла, обитые парчой, диван на гнутых ножках, накрытый бледно-желтым пледом из шерсти ламы, и снова бесценные гобелены. Один угол занимала бытовая электроника: большой телевизор и все виды звуковоспроизводящей аппаратуры; зеркальный бар ломился от самых дорогих сортов виски и коньяка. Это была обитель человека, привыкшего к самому лучшему.
Ван дер Меер остановился перед широким зеркалом в позолоченной раме.
– Это снова я, мистер Гуидероне. Я принес вам хорошие новости. – Он произнес это по-английски.
– Новости, которых у вас не было пятнадцать минут назад? – послышался усиленный динамиком ответ. Эти слова также были произнесены по-английски, но с американским акцентом. Произношение образованного, состоятельного американца, которое невозможно привязать к какому-либо определенному уголку Соединенных Штатов.
– Сообщение поступило только что.
– Насколько оно важное?
– Речь идет о Беовульфе Агате.
– Об этом блистательном борове, – произнес голос невидимого Гуидероне. Послышался приглушенный смешок. – Я сейчас подойду. Я разговариваю по телефону… Будьте добры, включите канал спутникового телевидения. Сейчас должна начаться передача с нью-йоркского ипподрома «Бельмонт-парк». Мне хочется услышать обе замечательные новости – вашу и оттуда. В первом и третьем заездах бегут мои лошади.
Матарейзен сделал все так, как было сказано. Огромный экран заполнили породистые лошади, рванувшие от стартовых ворот, жокеи, стоящие в стременах, низко пригнувшись, напряженные, усердно работающие кнутом. В этот момент открылась дверь, и в комнату вошел Джулиан Гуидероне. Это был мужчина среднего роста, чуть ниже шести футов, не худой и не полный, опрятный, ухоженный, в клетчатой спортивной рубашке из итальянского шелка, наглаженных серых фланелевых брюках и штиблетах от Гуччи. Определить его возраст с первого взгляда было непросто – хотя не вызывало сомнений, что мужчина уже далеко не молод. В его седых волосах еще кое-где проглядывали светло-русые пряди, которые позволяли предположить, какого цвета волосы были в молодости; однако лицо с острыми чертами спутывало все попытки определить, сколько Гуидероне лет. Лицо это было красивое, быть может, даже чересчур безукоризненно пропорциональное, чересчур симметричное. Загорелая кожа казалась слегка выцветшей, что нередко происходит, когда туристы с севера слишком охотно подставляют себя тропическому солнцу. Вероятно, при беглом взгляде подобная мелочь оставалась незамеченной; все внимание притягивал смуглый загар. Однако стоило всмотреться в привлекательное морщинистое лицо, и нарушение пигментации начинало бросаться в глаза, как и небольшая, едва уловимая хромота на левую ногу.
– Между прочим, старина, – сказал Гуидероне, – я пробуду здесь еще три дня и уеду так же, как и приехал, – в три часа утра. Отключи́те на это время сигнализацию.
– В ближайшее время мне ждать вашего возвращения?
– Только если вы дадите свое «добро». Разумеется, у вас свои планы, и именно из них и надо исходить в первую очередь, не так ли?
