Роберт Ладлэм - Патрульные апокалипсиса
— Что же такого сделал Гарри — нашел Гитлера и Мартина Бормана в южно-американском баре для голубых?
— Хотел бы я, чтобы это оказалось столь незначительным. Проведя операцию, ваш брат выявил списки тех, кто поддерживает неонацистов в боннском правительстве, среди германских промышленников, а также в США, Франции и Англии.
— Молодец, старина Гарри! — воскликнул Лэтем. — Никогда ничего не делал наполовину! Черт подери, я горжусь им!
— Вы, очевидно, не поняли, Дру. Некоторые из этих имен, даже многие, принадлежат самым известным людям в наших странах, людям с отличной репутацией. Это так неожиданно!
— Если их выявил Гарри, значит, так оно и есть. Никто на свете не мог бы перевербовать моего брата.
— Мне так и говорили.
— Так в чем же проблема? Преследуйте мерзавцев! Глубокая конспирация исчисляется не неделями, не месяцами и даже не годами. Это могут быть десятилетия — стратегов любой разведки.
— Но все это так трудно понять...
— А вы не пытайтесь!Действуйте!
— Хайнрих Крейтц решительно отклоняет четырех человек из боннского списка — трех мужчин и женщину.
— Он что, считает себя всеведущим Господом Богом?
— В них есть еврейская кровь, их родственники погибли в лагерях — в Аушвице и в Берген-Белзене.
— Откуда ему это известно?
— Им сейчас за шестьдесят, но все они учились у него в начальной школе, и он всех их, рискуя жизнью, уберег от министерства арийских исследований.
— Вполне возможно, его провели. Из двух моих встреч с ним я вынес впечатление, что его очень легко провести.
— Это от образованности. Как многие ученые, он нерешителен и чересчур разговорчив, но при всем том это блестящий ум. Он человек проницательный и с огромным опытом.
— Последнее относится и к Гарри. Он не мог доставить ложную информацию.
— Говорят, в вашингтонском списке есть имена, которые ставят в, тупик. Соренсон считает их невероятными.
— Столь же невероятным казалось, что Чарльз Линдберг, молодой пилот «Духа святого Людовика», на стороне Геринга. Ведь только потом он понял, что все они — носители зла, и тогда стал сражаться на нашей стороне.
— Едва ли такое сравнение уместно.
— Может, и нет. Я просто хотел привести пример.
— Предположим, ваш брат прав. Пусть наполовину или на четверть... или даже еще меньше.
—Он же доставил имена, господин посол. Никто этого раньше не сделал или не смог сделать, поэтому полагаю, вы должны действовать так, как если бы они были bona fides[40], пока не будет доказано обратное.
— Вы хотите сказать, если я правильно вас понял, что надо считать их виновными, пока не будет доказано обратное?
— Мы обсуждаем не процедуру законности, а говорим о возрождении самой страшной чумы, какую знал мир, включая бубонную! Времени для рассуждений о законности нет, — мы должны остановить их сейчас.
— Именно так когда-то говорили про коммунистов, но оказалось, что подавляющее большинство тех, кто слыл таковыми в нашей стране, не имели с ними ничего общего.
— Это же совсем другое! Здесь речь идет о Дахау, Аушвице и Белзене! Неонацисты не ведут подрывную работу изнутри; как нацисты в тридцатые годы; они уже держаливласть в руках, они помнят, как ее добывали. Страхом.Вооруженные бандиты с грязными мордами, коротко остриженные, в джинсах начнут бродить по нашим улицам; затем появится форма и сапоги, как у шульцефайн, первых подонков Гитлера... и начнется безумие! Мы должны остановитьих!
— Имея в активе только эти списки? — мягко спросил Кортленд. — Имена людей столь уважаемых, что никому и в голову не придет заподозрить их в подобном безумии? Как к этому приступить? Как?
— Вам помогут такие, как я, господин посол, люди, умеющие отличать оболочку от сущности и добираться до правды.
— Это имеет весьма неприятный запашок, Лэтем. Чьей правды?
— Правды с большой буквы, Кортленд.
— Простите?
— Простите меня... мистерКортленд, господин посол! Время дипломатических — даже этических -ухищрений миновало. Я мог бы лежать уже бездыханным трупом в моей постели в «Мёрисе». Эти мерзавцы играют не в бейсбол, и свои взрывающиеся мячи посылают из оружия.
— Кажется, я понимаю, из чего вы исходите...
— Попытайтесь пожить такой жизнью, как я, сэр. Попытайтесь представить себе, что ваша посольская кровать разлетается в щепки, а вы вжались в стену и думаете, куда попадет очередная очередь — в лицо, в горло или в грудь. Это — война, тайная война, согласен, но несомненно война.
— С чего же вы начнете?
— У меня есть с чего начать, но я хотел бы получить список Гарри по Франции, а пока мы с Моро займемся тем, кто у нас на примете.
— Второе бюро еще не допущено к списку французских коллаборационистов.
— Что?!
—Вы же слышали. Так все же, с чего вы начнете?
— С установления имени человека, нанявшего машину, которую наш знаменитый, хоть и малость рехнувшийся актер опознал севернее Нового моста.
— Моро дал его вам?
— Конечно. Машина на авеню Монтень, на которую наткнулся Брессар, была поставлена там специально. Она из Марселя, но проследить, кто ее арендовал, очень сложно — на это уйдут недели. А моего человека мы держим: сегодня в четыре часа он будет у себя на службе. И мы его сломаем, даже если придется зажать в тиски его яйца.
— Вы не можете работать с Моро.
— Что это значит? Почему?
—Он в списке Гарри.
Глава 7
Потрясенный Дру покинул свой кабинет и, спустившись по винтовой лестнице в холл, вышел через бронзовые двери посольства на авеню Габриель. Свернув направо, он зашагал к пивной, где они с Карин де Фрис договорились пообедать. Дру был не просто потрясен, а охвачен яростью. Кортленд отказался даже обсуждать то, что Клод Моро, начальник Второго бюро, оказался в списке Гарри. Он не желал комментировать этот невероятный факт и сразу остановил Лэтема, начавшего возражать.
«Говорить больше не о чем, — сказал он. — Продолжайте игру с Моро, но не давайте ему ни малейшей информации. Позвоните мне завтра и сообщите, что происходит».
Моро — неонацист? Это было столь же невероятно, как утверждение, что де Голль поддерживал немцев во время Второй мировой войны! Дру прекрасно знал, что существуют «кроты» и двойные агенты, но причислить к ним без проверки человека с таким послужным списком, как у Моро, просто невозможно! Ведь для того, чтобы рядовой офицер секретного ведомства стал руководителем Второго бюро, ему пришлось пройти проверку десятков людей, как доброжелательных, так и завистливых, причем последние охотно сжили бы его со свету, использовав для этого свое влияние. И все же Моро вышел из этого испытания не только невредимым, но заслуженно считался «специалистом международного класса», а Лэтем не сомневался, что такой профессионал, как Уэсли Соренсон, таких характеристик даром не давал.
— Мсье! — окликнули его из машины; автомобиль Второго бюро не отставал от него. — Entrez-vous, s'il vous plait[41].
— Это всего в двух кварталах отсюда! — крикнул Дру, пробиваясь к краю тротуара. — Как вчера, помните? — добавил он на своем неважном французском.
—То, Что было вчера, мне не понравилось и сегодня тоже не нравится. Пожалуйста, садитесь в машину!
Машина Второго бюро остановилась, и Лэтем, нехотя открыв дверцу, забрался на переднее сиденье.
— Вы перестраховываетесь, Ренэ... или вас зовут Марк? Я перепутал.
— Меня зовут Франсуа, мсье, но это не имеет значения. Я делаю свое дело.
Вдруг в толстое бронированное боковое стекло, а затем и в переднее ударили пули и черный седан, рванувшись вперед, запетлял Среди машин.
— Господи! — воскликнул Дру, вжимаясь в сиденье и опустив голову. — Вы что, предвидели это?
— Только возможность этого, мсье, — ответил шофер и, тяжело переводя дух, откинулся на спинку сиденья. Он остановил машину: переднее стекло было изрыто пулями, как оспой, и видимость равна нулю. — Когда вы вышли из посольства, от тротуара отъехал автомобиль. На авеню Габриель просто так не уступают место, и люди в этой машине обозлились, когда я отрезал вас от них и окликнул.
— Я в долгу перед вами, Франсуа, — сказал Лэтем, распрямляясь. — Что будем делать?
— Вот-вот прибудет полиция, кто-нибудь вызовет их...
— Я не могу разговаривать с полицией.
— Понимаю. Куда вы шли?
— В пивную, это в следующем квартале, на другой стороне улицы.
— Я знаю. Идите туда. Смещайтесь с толпой и старайтесь не привлекать внимания. Оставайтесь там, пока мы не придем за вами или не позвоним.
— Под каким именем вы меня вызовете?
— Вы — американец... Джонс сойдет? Скажите мэтру, что ждете звонка. У вас есть оружие?
— Конечно.
— Будьте осторожны. Это сомнительно, но будьте готовы к неожиданностям.
