Анатолий Ромов - Таможенный досмотр

Я подумал: а что, если все эти рассуждения, все выяснения тонкостей зря? Такой человек, как Пахан наверняка умеет менять внешность так, что не подкопаешься. Не говоря уже о документах. Может быть, он в тот же день вылетел, самолетом, во Владивосток, и все?

— Так что не учитывать эту царапину мы не можем, — сказал Сторожев.

Я еще раз вгляделся в карту-миллиметровку. Кажется, этот участок хорошо знаю. Да. Мне ведь пришлось здесь работать.

— Ну что, Володя?

— Я знаю эти места, Сергей Валентинович. Пионерлагерь. Совхоз “Пунане Выйт”. Потом хутора. Вяйкетамм. Яаксе. Лесной массив.

— Я в этом массиве родился, — Ант.

— Вот именно, лесной массив. — Сторожев свернул карту. — Выезжать туда будем по очереди. Просто выезжать, без всяких даже сигналов. Мы не должны быть пассивными наблюдателями. Мы должны чутко следить за всем. Понимаете, за всем, что бы где ни случилось. Пусть там угон машины. Неопознанная ночевка. Просто новый человек.

Нет, все-таки Валентиныч умеет внушать уверенность. Есть в нем некая непоколебимость. Как будто бы ничего нет, пустота, все ушло в песок, но после того, как он все это сказал, — да и что сказал, ничего особенного, все это, в общем, мы и так знали, — я да и, кажется, Ант готовы работать. Так, как будто бы его и не было.

— Значит, Володя, тебе серые “Жигули” с восьмеркой в середине номера. Тебе, Ант — Галченков. А мне… — Сторожев поморщился, как от зубной боли. — Мне, наверное, “младший лейтенант”. Нет словесного портрета, хоть ты лопни. Одни очки да шлем.

Беру очередное фото. Вглядываюсь в застывший кадр. Серые “Жигули” разворачиваются на переулке. Мужчина за рулем чуть наклонился. В углу фотографии номер машины “15–81 ЭСТ”. Эта фотография только-только просохла. Восьмерка на номере жирно обведена от руки красным фломастером. Восьмерки на всех остальных фото, лежащих у меня на столе, тоже. Эти кружки делает Велле Юра которому я дал задание просматривать все фотографии сразу после лаборатории. Вздохнув, подтягиваю к себе журнал. Записываю. Графа первая — порядковый номер. Графа вторая — номер машины. Затем — ФИО владельца. Затем отметка, совпадает ли рисунок протектора с рисунком следов, оставленных на обочине (здесь можно не думать, а автоматически записывать: “не совпадает”). И, наконец, последняя — самая важная графа — где, по данным ГАИ и опросам возможных свидетелей, находилась машина с этим номером утром за день до налета и в день налета. То есть тогда, когда свидетели видели стоящие у указателя поворота на седьмом километре Нарвского шоссе серые “Жигули”. Последние данные подробно изложены в справке, сопровождающей каждое фото. Машины с невыясненным или “недостаточно выясненным” местонахождением я откладываю в сторону. Пока за полторы недели работы таких набралось всего две.

Я внимательно рассматриваю фотографии. Аккуратно заполняю одну за другой графы журнала. И хотя ясно, абсолютно ясно, все, что я сейчас делаю, все это, от и до, пойдет коту под хвост, я каждый час уговариваю себя: “Володя, ты должен делать эту работу. Должен. Должен. Делай ее, слышишь”. И мало того, что я просто должен делать эту работу — я еще должен делать ее весело, с интересом, с воодушевлением. Иначе все, что я делаю, само собой сделается плохо. Но как бы я себя ни уговаривал, воодушевления нет. Хотя бы как-то более или менее четко рассортировать эту груду фотографий, эти бесконечные серые “Жигули” с восьмеркой посередине номера, обведенной красным фломастером. Рассортировать, проверить, а сомнительные отложить и потом уже проверить с пристрастием.

Фамилия — Сяяде. Имя — Тыну. Отчество — Аугусти-поэг. Номер машины — 48–09 ЭСТ. Нет, не могу я выполнять работу, если убежден, что она все-таки пойдет коту под хвост. Коту под хвост, потому что нет дураков. Нет, и это все знают. Человек, который так классно организовал и проверил ограбление, то есть Корчёнов-Пахан, никогда такой человек не даст себе сгореть на мелочах. Он никогда не позволит себе попасться на пустых деталях. Таких, как цвет и номер машины или рисунок протекторов. Я почти уверен: машины, которая ждала налетчиков, в Таллине, давно уже нет. Или есть, но она давно перекрашена и с другим номером и другими протекторами безнаказанно раскатывает по городу. Но я обязан убеждать себя, что все может быть. Обязан. Просто обязан. Могут, по крайней мере, теоретически могут возникнуть серые “Жигули” с восьмеркой в середине номера. И я снова перебираю одну за одной фотографии и терпеливо вписываю их в журнал.

Наконец, зафиксировав последнюю из лежащих в общей стопке фотографий, начинаю изучать две отложенные. Это так называемые “сомнительные” машины, то есть те, местонахождение которых так и не удалось выяснить, ни где они стояли утром в день налета, ни утром накануне. Владелец первой машины — 04–89 ЭСТ — старший инженер отдела проектного института НИИ Кульчицкий. Сорока четырех лет, дважды женат, от первой жены двое детей, во втором браке детей нет. За день до налета взял отгул и куда-то уехал с утра. Куда — неизвестно. По крайней мере, выяснить это путем побочных расспросов на работе и сверки по каналам ГАИ не удалось. У дома машины не было. Никто не знает, была ли его машина и в предыдущий день на стоянке НИИ или дома.

Владелец вторых “Жигулей” — 28–11 ЭСТ — сторож зообазы Приморского парка Сяйск. Ему двадцать шесть лет. Странное ощущение. Молодой парень. Работает сторожем. На работе почти не бывает. В тот день его тоже не было на зообазе. И накануне. Сяйск не женат, образование среднее, уроженец Таллина. Наблюдение за обеими машинами пока ничего не дало.

На обычных стоянках. Значит, они находились где-то на стоянках необычных. Рассматриваю эти две фотографии. В одной машине сидит довольно скучного вида мужчина. Не молод, но и не стар. Хорошо одет, смотрит прямо перед собой. На второй — открывает дверцу парень в джинсах, прямо с обложки модного журнала.

Не дало. Да. А что оно могло дать? Признаюсь сам себе: ведь я на девяносто девять процентов убежден, что и эти две машины, как и остальные сто четырнадцать, которые я уже проверил, здесь ни при чем. Но два невыявленных объекта есть. И я должен лично проверить эти два номера. Лично — и ничего другого придумать нельзя.

Смотрю в окно. День довольно погожий. Впрочем время уже начало шестого, скоро вечер. Да, сентябрь удался. Не удались пока только наши с Антом потуги. Мои по поведу серых “Жигулей”, Анта — по поводу Галченкова. Судя по его мрачному виду и отдельным репликам, “колпак” над Галченковым пока ничего не дает.

Ладно. Куда сейчас? К Кульчицкому? Наверное. Да, лучше сначала поговорить с ним. И на работе. А потом поискать Сяйска. Лучше, конечно, не самого Сяйска, а тех, кто с ним может быть как-то связан. Скажем, сотрудников по зообазе. Приятелей или подруг. Сделать это по сравнению с остальным просто. Наверняка Сяйск раза три в неделю бывает в баре на седьмом этаже гостиницы “Виру”. Конечно. Рейн. Ну, скажем, Сяйск бывает и в других барах, а я знаю и других барменов. Но с Рейном поговорить будет проще всего.

Спускаюсь вниз, выхожу на улицу. Пройдя несколько шагов, соображаю: может быть, лучше зайти к Кульчицкому попозже и не на работу, а домой? А сейчас заглянуть к Рейну? Тем более сейчас там наверняка пусто.

Я угадал — в баре на седьмом этаже гостиницы “Виру” почти никого не было. Приветствие Рейна заключалось в поднятых бровях. Это означало у него высшую степень расположения.

— Рейн, — не нужно затягивать, — слушай, ты знаешь такого — Сяйска? Точнее, кого-нибудь из его компании?

— Кто тебя интересует? Девушки? — Рейн поставил передо мной пунш. — Если девушки — есть две, которые постоянно с ним. К тому же ты их наверняка знаешь. Ну, так называемый “высший класс”. Да они… и в самом деле ничего. Если они без Сяйска, то сидят обычно одни. За тем столиком, в углу. Фигуры у них похожи, а так одна беленькая, другая потемней. Агнесс Ульсен и Эвика Тамм.

Я вспомнил. Теперь я понял, кого имеет в виду Рейн. Я часто видел этих двух девушек именно в этом баре. И именно там, в углу. Ходят они всегда вместе. Одеты хорошо, пожалуй, несколько с вызовом. Два или три раза я видел их в машине Сяйска. Их легко различить. Одна — кажется, Агнесс, — яркая блондинка. Кажется, некрашеная. Вторая, Эвика, темноволосая.

— У них персональный столик?

Рейн усмехнулся, как умеет усмехаться только он — одними уголками губ. Было ясно, что этот вопрос ему неприятен.

— Эвика — моя родня. Дочь двоюродной сестры. Раньше они с Агнесс пели в “Кристалле”. Потом бросили. Потом… работали в Доме моделей. Обычная карусель.

Кассета на магнитофоне кончилась. Рейн стал выбирать новую из длинной пачки кассет, расставленных перед ним.

— Если хочешь сегодня поймать их наверняка, пойди в кафе “Лабиринт”. Только не сейчас, попозже. Они будут там. Думаю, что будут. Причем одни, без Сяйска.