Джон Ле Карре - Шпион, выйди вон
– Господи помилуй, как Акула умеет вести беседу! – беззаботно сказал он.
– Очень способный офицер. Из всех, кто здесь работает, ее в первую очередь можно назвать незаменимой. Исключительно компетентна, можете мне поверить на слово, – сказал Лодер.
Он внимательно взглянул на часы, перед тем как подписать пропуск, и проводил Гиллема обратно к лифту. Возле барьера Тоби Эстерхейзи разговаривал с неприветливым молодым вахтером.
– Ты собираешься назад в Брикстон, Питер? – Его голос звучал небрежно, и, как обычно, лицо было непроницаемо, непонятно было, к чему он клонит.
– А что?
– У меня здесь просто есть машина. Я бы мог везти тебя. У нас есть кое-какие дела в том районе.
«Везти тебя». Крошка Тоби и на одном языке не мог говорить как следует, хотя говорил почти на всех. В Швейцарии Гиллем слышал, как он говорит по-французски с немецким акцентом; в его немецком слышалось что-то славянское, а в английском было полно случайных оговорок, ненужных пауз и не правильно произнесенных гласных.
– Спасибо, Тоб, я думаю, мне пора домой. Пока.
– Прямо домой? Я могу везти тебя все равно.
– Благодарю, мне нужно пройтись по магазинам. Все эти чертовы крестники, понимаешь.
– Ну ясно, – сказал Тоби, будто у него их не было и он не понимает подобных забот. Он обиженно поджал свои маленькие губы, снова придав лицу каменное выражение.
«Какого черта ему нужно? – подумал Гиллем. – Крошка Тоби вместе с этим толстяком Роем: чего это они так на меня уставились? То ли вычитали там что-нибудь, то ли что-то раскусили».
Выйдя на улицу, он не спеша побрел вдоль Чаринг-Кросс-роуд, глазея на витрины книжных магазинов, одновременно автоматически просматривая обе стороны улицы. Заметно похолодало, поднимался ветер, и, судя по лицам спешащих прохожих, погода не предвещала ничего хорошего. Питер испытывал воодушевление. «Что-то я слишком отстал от жизни, – подумал он. – Нужно жить в ногу со временем». В магазине «Цвеммерс»[7] он детально изучил красивое подарочное издание под названием "М у з ы к а л ь н ы е и н с т р у м е н т ы н а п р о т я ж е н и и в е к о в" и вспомнил, что Камилла будет допоздна заниматься с доктором Сандом, ее учителем по флейте. Повернув назад, он дошел до «Фойлз», проглядывая очереди на автобусных остановках. «Все время представляй себе, будто ты за границей», – говорил ему Смайли. Это было нетрудно, если вспомнить дежурную комнату и отрешенно уставившегося на него Роя Бланда. И Билла тоже. Неужели Хейдон разделял их подозрения? Нет. Билл сам по себе, решил Гиллем, не в силах совладать с нахлынувшим на него чувством симпатии к Хейдону. Билл не станет разделять ничье мнение, если оно в первую очередь не принадлежит ему самому. Рядом с Биллом эти двое просто пигмеи.
В Сохо он поймал такси и попросил отвезти его к вокзалу Ватерлоо. На Ватерлоо он зашел в вонючую телефонную будку и набрал код Митчема в Суррее, чтобы поговорить с инспектором Мэнделом, бывшим офицером полиции из Отдела специальных операций, которого Гиллем и Смайли знали по другим делам. Когда Мэндел подошел к телефону, Гиллем попросил позвать Дженни и услышал короткий ответ, что никакая Дженни здесь не живет. Он извинился и повесил трубку.
Затем набрал номер службы точного времени и вежливо поговорил с автоответчиком: снаружи стояла пожилая леди и ждала, когда он закончит. Ну, теперь он, наверное, уже на месте, подумал Гиллем. Он снова повесил трубку и набрал другой номер в Митчеме; на этот раз он звонил в телефонную кабину в конце той улицы, где жил Мэндел.
– Это Вилл, – сказал Гиллем.
– А это Артур" – весело ответил Мэндел. – Как поживает Вилл?
Мэндел был угловатой проворной ищейкой с умным лицом и проницательными глазами, и Гиллем очень живо представлял себе, как он в эту минуту склонился над своим полицейским блокнотом, держа наготове карандаш.
– Я хочу прочитать вам краткую сводку на тот случай, если, не дай Бог, попаду под автобус.
– Это хорошо, Вилл, – утешил его Мэндел. – Осторожность никогда не помешает.
Питер медленно продиктовал свое послание, используя в качестве кода терминологию ученых, которую они разработали для окончательной защиты от случайного подключения: экзамены, студенты, научные доклады, которые кто-то у кого-то передрал. Каждый раз, когда Гиллем делал паузу, он слышал лишь легкое поскрипывание. Он представил себе, как Мэндел пишет, медленно и разборчиво, и не переспрашивает, пока не закончит.
– Кстати, я получил из проявки те фотографии с вечеринки, – сказал наконец Мэндел после того, как проверил все еще раз. – Получились то что надо. Ни одной неудачной.
– Спасибо. Я очень рад.
Но Мэндел уже повесил трубку.
Что я могу сказать про «кротов», подумал Гиллем, так это то, что вся их жизнь от начала до конца – это длинный темный туннель. Придержав открытую дверь для пожилой леди, он увидел, что с телефонной трубки, висящей на рычаге, медленно сползают капли пота. Он вспомнил свое послание Мэнделу и снова подумал о Рое Бланде и Тоби Эстерхейзи, уставившихся на него, когда он стоял в дверях. Ему вдруг нестерпимо захотелось узнать, где сейчас Смайли и соблюдает ли он осторожность. Не совсем уверенный, правильно ли он все понимает, Гиллем вернулся на Итон-Плейс, испытывая жгучую потребность увидеть Камиллу. Неужели его возраст играет теперь против него? Впервые в жизни он почему-то погрешил против собственных представлений о благородстве.
У него было чувство отвращения, даже омерзения к самому себе.
Глава 12
Некоторым пожилым людям, когда они приезжают в Оксфорд, каждый камень словно подмигивает, напоминая о молодости. Смайли к таким людям не относился. Десять лет назад он бы, вероятно, еще мог почувствовать что-то подобное. Но сейчас – нет. Проходя мимо Бодлеанской библиотеки, он рассеянно подумал: а вот здесь я работал. Увидев дом своего старого куратора на Паркс-роуд, он вспомнил, что перед самой войной в этом большом саду Джебоди первым дал понять, что может переговорить кос с кем в Лондоне, «кого он хорошо знает». И, услышав, как Том Тауэр отбивает шесть часов вечера, Джордж неожиданно для себя вспомнил о Билле Хейдоне и Джиме Придо, которые, должно быть, поступили сюда в тот год, когда Смайли заканчивал учебу, и которых война свела вместе; и из праздного любопытства ему стало интересно, как они выглядели рядом: Билл – художник, полемист, сочувствующий социалистам, и Джим – спортсмен, слушающий Билла с открытым ртом. Во время расцвета их карьеры в Цирке, вспоминал он, различия между ними почти сгладились: Джим достиг недюжинной гибкости ума, а Биллу не было равных в оперативной работе.
И только под конец снова возобладала изначальная противоположность: рабочая лошадка вернулась в свою конюшню, а мыслитель – к своему письменному столу.
Моросил дождь, но Смайли не замечал его. Он приехал поездом и пошел пешком от станции, все время кружа, петляя, сворачивая в сторону, все время возвращаясь к магазину «Блэкуэллс», к своему бывшему колледжу, затем еще куда-нибудь, затем опять на север. Из-за высоких деревьев здесь довольно рано стемнело.
Дойдя до переулка, он снова замешкался, еще раз осмотрелся. Какая-то женщина в шали проехала мимо него на велосипеде, плавно скользя в лучах уличных фонарей, пронизывающих клочья тумана. Потом она толкнула калитку и исчезла в темноте. На противоположной стороне улицы какая-то закутанная фигура прогуливала собаку, он не мог разобрать, мужчина это или женщина.
Если не считать этого, и на улице, и в телефонной будке было совершенно пусто. Затем вдруг мимо прошли двое, громко разговаривая о Боге и о войне.
Говорил в основном тот, что помоложе. Услышав, что старший слушал и с чем-то соглашался, Смайли предположил, что это профессор и студент.
Он шел вдоль высокой ограды, сквозь которую там и сям торчали ветки кустов. Ворота под номером «15» еле держались на петлях; они были двойными, но открывалась только одна створка. Толкнув ее, Смайли обнаружил, что щеколда сломана. Дом стоял далеко в глубине сада, в большинстве окон горел свет. В одном из них, на самом верху, молодой человек склонился над столом; в другом, кажется, спорили о чем-то две девушки; в третьем очень бледная женщина играла на альте, но звуки не доходили. Окна на нижнем этаже тоже светились, но здесь были задернуты занавески. Крыльцо было выложено плиткой, а во входную дверь вставлено витражное стекло; к косяку прикреплена выцветшая записка: «После 23.00 пользоваться только боковой дверью». Под звонком – еще бумажки: «Принц – три звонка», «Ламби – два звонка», «Звоните – весь вечер никого нет дома, до встречи, Дженет». Табличка под нижним звонком гласила: «Сейшес». Смайли нажал на кнопку. Тут же залаяли собаки, и раздался женский крик: «Флэш, глупый ты мальчик. Это кто-то из моих оболтусов. Флэш, да заткнись ты, дурачок! флэш!»
