Матрица Макиавелли - Дмитрий Евгеньевич Наумов
Пока Черняев читал Тахиру лекцию, он не забывал следить за обстановкой, и что-то ему не понравилось в поведении официанта, их обслуживающего. То ли слишком напряженное выражение лица, то ли то, что он периодически с кем-то разговаривал по мобильному телефону. Евгений Владимирович решил провести маленький эксперимент и в ходе разговора небрежно бросил матерчатую салфетку на солонку, прикрыв ее полностью. Через несколько минут подошел официант, спросил, подавать ли чай, убрал салфетку с солонки и постелил свежую справа от Черняева.
«Пора с лекцией заканчивать, а то ляпнешь что-нибудь лишнее, объясняй потом, что ты имел в виду… Все-таки слушают… Наверняка номера тоже уже оборудовали техникой», – подумал Черняев, а вслух сказал:
– Не принимай все близко к сердцу, Тахир. Мы сюда приехали как раз для того, чтобы у наших братьев просить совета и помощи, чтобы хотя бы в Таджикистане сделать жизнь мусульман более справедливой и светлой.
Последнюю фразу Черняев сказал специально, чтобы завтрашний разговор с заказчиками этой прослушки принял с самого начала нужное направление.
Тахир тоже что-то понял, и чай они пили молча, прихлебывая и причмокивая, как это принято на Востоке.
Заплатив за ужин и дав официанту солидные чаевые, они стали подниматься на свой этаж, и в лифте Тахир встревоженно спросил:
– Что-то случилось, бобо?
– Наш разговор прослушивали. И будут слушать дальше. Игра началась.
Разойдясь по номерам, два таджикских пилигрима остались наедине со своими мыслями. Черняев думал о том, придет ли завтра на встречу Абдул-Вали или поручит эту встречу кому-нибудь из своих помощников. А Тахир вдруг понял, что их поездка в Дубай несколько отличается от простой туристической поездки, и ему стало несколько неуютно одному в гостиничном номере в красивой, но чужой стране.
Часть вторая
Пролог
Июнь 1839 г. от Р. Х., г. Санкт-Петербург,
Российская империя
Из доклада вице-директора Азиатского департамента МИДа Л. Г. Сенявина:
«…И последнее, не для протокола… По высочайшему поручению Его Императорского Величества Николая Павловича нами было проведено внутреннее расследование гибели поручика Первого Оренбургского казачьего полка Ивана Викторовича Виткевича. Поручик Виткевич неоднократно исполнял поручения тайного характера по линии Оренбургской пограничной комиссии, которая является нашим структурным подразделением, созданным для изучения обстановки на наших южных границах, и прежде всего в Коканде, Бухаре, Хиве, Кашгарии, Афганистане, а также для наблюдения за действием властей Британской Индии. Еще он выполнял личные поручения Министра иностранных дел графа Нессельроде Карла Васильевича. Более того, последнее поручение он выполнял непосредственно по повелению Его Императорского Величества.
Все задания, которые выполнял поручик Виткевич, были сопряжены с большими рисками для жизни и требовали большого мужества при их исполнении. Это тем более ставит версию его самоубийства под большое сомнение. Не мог человек такого мужества пасть жертвой сиюминутной меланхолии.
Расследование этого печального дела поручено ведомству графа Бенкендорфа Александра Христофоровича. Нам же было дано задание проанализировать материалы, доставленные поручиком Виткевичем из его последних экспедиций с целью установления интересов третьей стороны в их исчезновении.
По данным проведенного исследования установлено, что в 1835 году начальник Оренбургской пограничной комиссии генерал-майор Григорий Федорович Генс предложил направить Виткевича, тогда еще прапорщика Десятого Оренбургского линейного батальона, под соответствующим прикрытием в Хиву и Бухару. Это было вызвано ужесточением внутриполитической обстановки в Афганистане, где началась активная фаза борьбы за престол, в которую вмешались англичане.
Но Оренбургский генерал-губернатор Петровский В. А., опасаясь за жизнь офицера, это предложение не одобрил, а разрешил откомандировать Виткевича только вглубь казахской степи для разбора взаимных претензий между казахскими родами. Однако сам Виткевич решил на свой страх и риск посетить Бухару, о чем писал в своем докладе по прибытии в Оренбург. Вот выписка из его рапорта: „Назначение мое ограничивалось посещением степи, но обстоятельства принудили меня проникнуть далее и побывать даже в самой Бухарии“.
Виткевич не счел нужным скрывать свое настоящее имя и звание и пребывал в Бухаре в военной форме, проведя там переговоры с Кушбеги (премьер-министр Бухарского ханства), где всеми ему доступными методами показал Кушбеги, что отказ от сотрудничества с Российской империей в пользу Британской принесут как ему лично, так и Бухарскому ханству многочисленные финансовые и экономические трудности.
В конце марта 1836 года Виткевич покинул Бухару и 18 апреля того же года прибыл в Орскую крепость. Вместе с ним прибыл Хусейн Али – посол афганского хана Доста Мухаммада, который направлялся в Санкт-Петербург с просьбой к нашему Императору об оказании финансовой помощи и дипломатической поддержки против англичан, готовивших вторжение в Афганистан из Индии. Поскольку Виткевич был много знаком с Хусейном Али еще с 1831 года, когда тот приезжал в Оренбург в свите афганского принца Ша-Заде, то их неожиданная встреча в Бухаре была весьма сердечной.
В мае 1836 года посольство Хусейна Али продолжило свой путь в Санкт-Петербург. Сопровождающим ему был назначен Виткевич. 2 июля 1836 года Виткевич и Хусейн Али прибыли в Санкт-Петербург и остановились в гостинице „Париж“, что на Малой Морской улице.
Несколько месяцев в Азиатском департаменте МИДа велись секретные переговоры, в которых Виткевич принимал участие как переводчик. О содержании переговоров доложить на Коллегии я не уполномочен, да это и не входит в предмет нашего расследования. Однако могу со всей определенностью доложить, что в числе переданных российской стороне документов были личные письма Доста Мухаммада, рукописное Уложение норм, регулирующих повседневную жизнь афганского народа (так называемый Пуштунвалай), и один том из воловьей кожи с рукописным текстом на древнеперсидском языке невыясненного содержания. Оставлен он был в Азиатском департаменте
