Задание: Нидерланды - Айронс (Эронс) Эдвард Сидни
Толстяк Эрик без особого удовольствия покосился на Дарелла, облизал губы и обратился к блондинке по-немецки.
– Он пойдет с нами? Вам нужно будет его допросить?
– Не сейчас.
– Тогда, пожалуйста, спрашивайте!
– Эрик, ты считаешь, что можешь мной командовать?
– Я не могу. Это приказ генерала.
– Мой муж может подождать.
– Он не так мне описал ситуацию, мадам. Пожалуйста, скажите этому человеку, чтобы он пошел с нами и притом спокойно, без всяких фокусов, иначе ему достанется куда сильнее, чем прежде. Я не против отвести душу, но генерал ждать не будет.
Женщина насмешливо посмотрела на толстяка.
– И тебя пугает его нетерпение? Боже мой, генерал фон Витталь тебя пугает?
– Да, мадам. Я его очень боюсь. И будь вы разумной женщиной и хорошей женой, вы бы тоже его боялись.
– Не наглей! Ты можешь забрать у него пистолет?
Эрик шагнул к Дареллу, тот со вздохом отдал ему пистолет Флааса и бросил по-немецки:
– Все в порядке, Эрик. Извини, что я подслушивал, но я пойду спокойно.
Толстый матрос удивленно заворчал, но потом пожал плечами.
– О, вы достаточно благоразумны, – заметила Кассандра.
– Однако при одном условии, – добавил Дарелл.
– Никаких условий быть не может, – отрезала она.
– Я все-таки настаиваю. Кассандра, я хочу знать ваше настоящее имя.
– Вы слышали Эрика. Меня зовут фрау фон Витталь.
– А ваше имя – Кассандра?
Она холодно ответила:
– Когда-то меня звали Эммой.
– Благодарю, – кивнул Дарелл. – Это все, что я хотел знать.
Они спокойно вышли из отеля, не привлекая к себе внимания. Половина седьмого, но нигде никаких признаков Джулиана Уайльда, который опаздывал уже на полчаса. Собственно, теперь Дарелл и не рассчитывал его увидеть. Он был уверен, что Джулиан уже знает о смерти своего брата Мариуса.
Из-за тумана, накрывшего мрачной пеленой отель "Гундерхоф", стемнело раньше. Только влюбленные, бродившие по набережной или по гребню дамбы, казалось, не имели ничего против такой погоды. Дарелл полагал, что его запихнут в поджидающий автомобиль, но вместо того им пришлось пройти с четверть мили до Амшеллига.
В городской гавани поджидал катер. Дарелл попытался разглядеть изящные контуры "Сюзанны", но та затерялась среди молчаливых силуэтов других яхт, стоявших на якорях на затянутой туманом воде. Дарелл сел на среднюю скамью рядом с Кассандрой, решив, что и впредь будет называть ее этим именем. Толстяк встал у штурвала. Юнец держал Дарелла на мушке.
Дарелл сразу увидел, что они направляются к той самой яхте, которая преследовала их в море. Подойдя вплотную, Эрик что-то бросил молодому парню, и пока они карабкались на борт, тот быстро отогнал катер к скрытому в тумане пирсу.
– Вы послали его обыскать мой номер? – спросил Дарелл.
– Ja.[4] А почему бы и нет?
– Зря. Он там ничего не найдет.
– Тогда тебе придется здорово пожалеть об этом. И на этот раз ты действительно пожалеешь, если будешь валять дурака. Шевелись, свинья!
Толстяк повел его по блистающей чистотой палубе. Девушка торопливо прошла вперед и скрылась за дверью, из которой на окутавший все туман упал яркий пучок желтого света. Яхта стояла на якоре приблизительно в сотне метров от берега, недалеко от волнолома, и непрерывный бой колокола противотуманного буя на входе в канал с погребальной методичностью разрывал темноту. На самом судне все по-военному сияло чистотой и порядком, сразу была видна безупречная прусская выучка. Надписи на белых спасательных кругах, висевших на фальшборте, гласили: "Валькирия", Гамбург, Западная Германия.
– Стой здесь, – сказал Эрик. – Генерал ужинает. Ты должен стоять по стойке смирно, когда он будет к тебе обращаться, и ни в коем случае не заговаривать первым. Ясно?
– Javol[5], – кивнул Дарелл. – А дышать можно?
Толстяк мрачно буркнул:
– Скоро ты всерьез об этом попросишь, янки. Это не шуточное дело. Генерал никогда не шутит.
– Это я знаю, – сказал Дарелл. – Я все знаю о генерале фон Виттале.
Когда его провели в обеденный салон яхты, он сразу узнал этого человека. Длинный стол, покрытый льняной скатертью, был заставлен сверкающим граненым стеклом, серебром и розентальским фарфором. В обшитой деревянными панелями каюте во главе стола в одиночестве сидел генерал. Кассандра стояла за ним и немного сзади, словно ожидая приказаний. Когда Эрик втолкнул Дарелла в комнату, лицо ее казалось непроницаемым.
– Вот он, мой генерал, – сказал Эрик.
– Очень хорошо. Вы все сделали отлично.
– Благодарю, мой генерал, – отчеканил Эрик и только что не отдал честь, вытянувшись по стойке смирно.
Дарелл заметил на столе два прибора, но Кассандра не пыталась сесть за стол, да ее никто и не приглашал. Вряд ли вторым гостем предложат быть ему. Ему показалось, что Кассандра обиженно косится на мужа, но это могло быть просто игрой воображения.
Генерал войск СС Фридрих Ганс Паулюс фон Витталь пользовался заслуженным интересом соответствующих служб союзных правительств. Во времена нюрнбергских процессов его судили как военного преступника, правда заочно, и приговорили к десяти годам тюрьмы. Два года спустя оперативная группа отдела "К" обнаружила его в маленькой прибрежной итальянской деревушке, где он жил под видом еврейского беженца из Австрии, цинично скрывшись под видом того, кого сам уничтожал. В Западную Германию его выслали отбывать приговор, вынесенный за чрезмерную жестокость в руководстве концентрационным лагерем; генерал отсидел шесть лет и шесть месяцев и был освобожден по состоянию здоровья.
У фон Витталя крепкая нервная система, – подумал Дарелл, если он свободно разгуливает в водах Нидерландов, когда на его счету столько жестокостей по отношению к голландскому подполью во времена нацистской оккупации. Но еще никто и никогда не осуждал генерала СС за трусость. В каждом дюйме поджарого, затянутого в корсет тела, в квадратном лице, в плоских тевтонских бровях и густых каштановых волосах, даже сейчас лишь слегка тронутых сединой, сквозило высокомерие. Судя по корсету и поседевшим волосам, – подумал Дарелл, – ему около шестидесяти.
В документах отдела "К" не было сведений о его женитьбе. Дарелл вновь покосился на белокурую Кассандру, но та поспешно отвела глаза. Его заинтересовало, что ее беспокоит. Возможно, она обиделась на пренебрежительное отношение генерала к женщине – ведь ее не пригласили присоединиться к нему за ужином, и ему стало интересно, почему так случилось.
– Мистер Дарелл, – начал фон Витталь, губы его были тонкими и столь же четко очерченными, как и сухие звуки голоса. – Я надеюсь, вы прибыли сюда, собираясь вести себя разумно и стремясь к сотрудничеству. Это позволит избежать ненужной задержки и избавит вас от известных неприятностей. Можем мы с самого начала понять друг друга?
– Я вас понимаю, – сказал Дарелл. – Но очень сомневаюсь, что вы знаете мотивы моих поступков.
– В вашем голосе я слышу некоторую враждебность. Вы, конечно, по происхождению не голландец. Вам я ничего не сделал. Мои так называемые преступления во время войны были следствием прямых приказов командования, и мне ничего не оставалось, как им подчиняться.
– Слышали мы эти песни, – отмахнулся Дарелл.
– Я отбыл вынесенный мне приговор. Я долгое время провел в тюрьме.
– И теперь вы ищете возможности устроить новый День гнева?
– Возможно, – улыбнулся фон Витталь. – Мы не умерли и нас еще не похоронили. И мы никогда не умрем. Каждый знает, что позиция Германии сейчас точно такова, как мы предсказывали. Мы вам нужны и вы примете нас на наших условиях.
– Я в этом сомневаюсь.
– Мы будем диктовать будущее устройство мира. Вот увидите. Вы же знаете, что война на самом деле никогда не кончалась. Все, чему мы были свидетелями за последние пятнадцать лет, стало только передышкой, периодом остывания, фазой, которую большинство людей лишь по своей глупости не считали войной. – Он покосился на Дарелла своими светло-серыми, почти бесцветными глазами. – Но вы-то все это понимаете. Я вижу, вы человек, который знает правду. Да, мы враги. Но даже враг может вести себя разумно, и мне хотелось бы это продемонстрировать. У меня на борту великолепный шеф-повар и ужин будет подан через двадцать минут. Если вы будете благоразумны, то поужинаете вместе со мною или отправитесь на берег, как пожелаете; в противном случае вы умрете.
