Уильям Моэм - Эшенден, или Британский агент
Эшенден понимал, что Р. вызвал его не для того, чтобы беседовать о погоде и урожае, и ждал, когда тот перейдет к делу. Ждать пришлось недолго.
— В Женеве вы неплохо потрудились, — сказал Р.
— Спасибо на добром слове, сэр, — откликнулся Эшенден.
Внезапно с лица Р. исчезла улыбка. Тон сделался сухим и официальным. Светская беседа кончилась.
— У меня есть для вас одно дельце.
Эшенден ничего не ответил, но почувствовал, как у него тревожно засосало под ложечкой.
— Вы когда-нибудь слышали о человеке по имени Чандра Лал?
— Нет, сэр.
Полковник не смог скрыть легкого раздражения — его подчиненные обязаны были знать все.
— Где же в таком случае вы жили все эти годы?
— В Мейфэр, Честерфилд-стрит, дом 36, — отпарировал Эшенден.
На желтом лице Р. мелькнула улыбка. Он ценил иронию, и этот довольно меткий ответ пришелся ему по душе. Он подошел к массивному круглому столу и открыл лежавший на нем портфель. Из портфеля он вынул фотографию и вручил ее Эшендену.
— Вот взгляните.
Эшенден не разбирался в восточных лицах, и лицо на фотографии показалось ему ничем не отличающимся от сотен других индийских лиц. Человек на снимке был похож на какого-нибудь раджу, из тех, что периодически приезжают в Англию, и тогда иллюстрированные журналы публикуют их фотографии. Лицо одутловатое, смуглое; толстые губы, мясистый нос, волосы черные, густые и прямые; глаза огромные и водянистые — как у коровы. В европейской одежде ему явно было не по себе.
— А здесь он в национальном костюме, — сказал Р., передавая Эшендену другую фотографию.
В отличие от предыдущего, на этом снимке Лал был сфотографирован в полный рост и, по всей вероятности, на несколько лет раньше. Тут он был более худым, а его огромные серьезные глаза занимали пол-лица. Фотограф из Калькутты снял Лала на фоне аляповато нарисованных морских волн и раскидистой пальмы. Одной рукой Лал опирался на тяжелый резной стол, на котором в горшке стоял каучуконос. И все же в тюрбане и в длинном светлом кителе Чандра был не лишен определенного обаяния.
— Что вы о нем скажете? — спросил Р.
— Я бы сказал, что это личность. В нем чувствуется какая-то внутренняя сила.
— Вот его досье. Ознакомьтесь, пожалуйста.
Р. дал Эшендену несколько напечатанных на машинке страниц, а сам надел очки и начал просматривать письма, которые должен был подписать. Эшенден подсел к столу и пробежал досье глазами, а затем перечитал его более внимательно. Похоже, Чандра Лал был опасным бунтовщиком. Юрист по профессии, он увлекся политикой и стал ярым противником британского владычества в Индии. Чандра выступал за вооруженное сопротивление короне, и по его вине вспыхнуло немало мятежей, приведших к человеческим жертвам. Один раз его арестовали, судили и приговорили к двум годам тюремного заключения, однако к началу войны он вышел на свободу и сразу же, воспользовавшись сложившейся ситуацией, занялся подстрекательством к вооруженному восстанию, в связи с чем англичане не могли перебрасывать войска из Индии в Европу. Таким образом, располагая огромными суммами, на которые не скупились германские агенты, Лал мог принести империи немало вреда. Он был замешан в двух или трех покушениях, которые, хоть в них и погибло всего несколько ни в чем не повинных прохожих, перепугали публику и тем самым ущемили общественную мораль. Все попытки задержать смутьяна кончались ничем: он отличался поразительной мобильностью, был вездесущ. Полиция никак не могла напасть на его след: еще накануне было доподлинно известно, что Лал находится в каком-то городе, но стоило туда нагрянуть полиции, как обнаруживалось, что, сделав дело, он исчезал в неизвестном направлении. Наконец за его поимку было назначено крупное вознаграждение, однако Лал бежал из страны, добрался до Америки, оттуда отправился в Швецию и в конце концов обосновался в Берлине, где стал энергично разрабатывать планы антибританской пропаганды в колониальных войсках, переброшенных в Европу. Вся эта информация излагалась сухо, без комментариев и пояснений, однако за бесстрастным тоном докладной записки скрывались приключения и тайны, погони и преследования, опасности, подстерегавшие Лала на каждом шагу. Кончалось досье следующими словами:
«У Ч. Л. в Индии жена и двое детей. Во внебрачных связях не замечен. Не пьет, не курит. По отзывам людей, его знающих, — безукоризненно честен. Через его руки уже не один год проходят значительные суммы, однако на него ни разу не падало подозрение в том, что он мог распорядиться этими деньгами неподобающим образом. Отличается исключительным мужеством и трудолюбием. Умеет держать слово и гордится этим».
Эшенден вернул Р. досье.
— Итак?
— Фанатик. — Эшендену подумалось, что в Лале было что-то романтически привлекательное, но он прекрасно понимал, что слушать всю эту «лирику» Р. не станет. — Сдается мне, этот субъект очень опасен.
— Это самый опасный заговорщик во всей Индии. И не только в Индии. Он доставил нам больше неприятностей, чем все остальные бунтовщики вместе взятые. Вам, должно быть, известно, что в Берлине собралась целая банда этих индусов; так вот, он — мозг этой банды. Если бы мне удалось устранить Лала, остальные бы меня мало волновали — из них он единственный достойный противник. Я больше года за ним охочусь и уже начал терять надежду, но тут вдруг у меня наконец-то появился шанс, и шанс этот я, черт возьми, не упущу!
— Ну и что вы с ним сделаете, когда поймаете?
Р. угрюмо хмыкнул:
— Поставлю к стенке, и как можно скорее.
Эшенден промолчал. Р. прошелся взад-вперед по комнате, а затем, опять повернувшись лицом к камину, посмотрел Эшендену в глаза. Его тонкие губы скривились в ядовитой улыбке:
— Вы обратили внимание, в конце досье говорится, что этот тип во внебрачных связях не замечен? Так вот, в настоящий момент это не соответствует действительности. Этот болван, будь он проклят, влюбился.
Подойдя к столу, Р. вынул из портфеля перевязанную голубой ленточкой связку бумаг.
— Взгляните, — сказал он, — здесь его любовные письма. Вы ведь писатель, вам это должно быть интересно. Впрочем, интересно или нет, вам их придется прочесть в любом случае, это поможет разобраться в ситуации. Возьмите их с собой.
И Р. бросил пачку писем обратно в портфель.
— Поразительно, как такой способный человек сподобился увлечься женщиной, — сказал он. — Вот уж чего я от него никак не ожидал!
Эшенден украдкой перевел глаза на стоявший на столе красивый букет роз, но ничего не сказал. Р., который мало что упускал из виду, перехватил его взгляд и нахмурился. Эшенден почувствовал, что полковника подмывает спросить, какого черта он уставился на букет. В этот момент Р. явно не питал к своему подчиненному особенно теплых чувств, однако промолчал и вернулся к теме их разговора.
— И тем не менее это факт. Чандра влюбился. Влюбился без памяти в женщину по имени Джулия Лаццари. Он совершенно от нее без ума.
— Вам известно, как он с ней познакомился?
— Еще бы! Она танцовщица, исполняет испанские танцы, но по национальности, как выяснилось, — итальянка. Ее сценический псевдоним — La Malagueña.[17] Типичная испанская танцовщица: популярные испанские мелодии, мантилья, веер, кастаньеты, заносчивый вид. За последние десять лет она объездила всю Европу.
— Хорошо танцует?
— Нет, безобразно. В Англии она в основном выступала в провинции, в Лондоне у нее было всего несколько концертов. Больше десяти фунтов в неделю ей не платил никто. Чандра познакомился с ней в Берлине, в Тингель-тангеле — дешевый мюзик-холл, может, слышали? На континенте, насколько я понимаю, она танцевала главным образом для того, чтобы набить себе цену как проститутке.
— А как ей удалось в военное время добраться до Берлина?
— Несколько лет назад она вышла замуж за испанца — впрочем, думаю, они женаты до сих пор, хотя вместе и не живут, — поэтому путешествовала она с испанским паспортом. По всей вероятности, Чандра совершенно покорил ее сердце. — Р. снова достал фотографию индийца и внимательно на нее посмотрел: — И что она нашла в этом желтокожем? Маленький, жирный… Господи, как эти индийцы быстро толстеют! В общем, факт остается фактом: она влюбилась в него по уши, как и он в нее. У меня ведь и ее письма есть — копии, разумеется: оригиналы хранятся у него — наверняка тоже перевязаны ленточкой, только розовой. Она безумно в него влюблена. Я, конечно, не литератор, но и я могу отличить глубокое чувство от показного — впрочем, вы эти письма тоже прочтете и скажете мне свое мнение. А еще говорят, что не бывает любви с первого взгляда!
Р. криво улыбнулся. Сегодня утром он определенно находился в сносном расположении духа.
— А как к вам попали все эти письма?
— Как попали? Догадайтесь сами. Из-за того, что Джулия Лаццари по национальности итальянка, ее в конце концов из Германии выдворили. Вывезли на голландскую границу, а поскольку у нее был ангажемент в Англии, ей поставили английскую визу и… — Р. проверил, порывшись в бумагах, дату, — …и двадцать четвертого октября прошлого года она отплыла из Роттердама в Харвич. После этого она танцевала в Лондоне, Бирмингеме, Портсмуте, других городах… А две недели назад ее арестовали в Гулле.
