Николай Трублаини - Шхуна «Колумб» (Рисунки В. Сычева)
— Зоренька! — крикнул Левко и подошел к ней.
Рыбаки столпились вокруг девочки. Все уже знали, что это она сообщила об адской машине. Ее благодарили, ее хвалили. Но вот кто-то сказал, что надо искать диверсантов.
Находка обратилась к Левку:
— Спустим Разбоя. Если он наткнется на след инспектора, то обязательно пойдет по следу и разыщет его.
Но где искать след Ковальчука? Кто-то из соколинцев вспомнил, что инспектор поплыл на каюке в направлении своего дома. Значит, надо было искать диверсантов в восточной части острова. Тимофий уверял, что инспектор успел лишь перебраться через бухту и спрятаться в чаще.
Соколинцы разделились на несколько партий и двинулись на поиски. Приходилось спешить. Луна скоро должна была зайти, а до рассвета оставалось лишь два часа. Люду отец попросил остаться с ним дома. Левко, Марко, Находка, Тимофий и трое краснофлотцев пошли к дому Ковальчука, чтобы выпустить Разбоя.
Луна уже заходила, когда они вышли с инспекторского двора. Впереди шла Находка. Она опоясалась веревкой, к концу которой привязала Разбоя. Пес сначала лаял и рвался, но сразу замолк, когда девушка приказала ему искать хозяина. Разбой понюхал землю и побежал.
Краснофлотцы, рыбаки и Находка обошли всю бухту, надеясь на берегу скорее напасть на след Ковальчука.
Расчеты оправдались. У берега на отдаленном восточном краю острова был найден каюк. Через пять минут после этого луна зашла, и быстро надвинулась темень. Правда, на небе ярко горели звезды, но их света хватало только на то, чтобы разглядеть вблизи силуэты людей, которые теперь жались ближе друг к другу.
Осмотр каюка не дал ничего. Зато Разбой сразу же напал на след хозяина и с лаем побежал вперед.
— Шума на весь остров! — сердился Левко, слушая громкий лай пса.
Временами Разбой рвался вперед с такой силой, что Находка едва удерживалась на ногах. Иногда же он останавливался, кружился на месте, но меньше чем через минуту снова бросался вперед.
Люди вышли вслед за собакой на берег моря. В темноте едва слышно набегала волна прибоя, где-то далеко-далеко в море светил огонек какого-то парохода. Это, очевидно, был топовый огонь на высокой мачте, так как бортовых огней не было видно.
Приходилось соблюдать осторожность — диверсанты могли защищаться, а чем они вооружены, никто не знал. Когда взошли на высокую насыпь между морем и зарослями, Разбой рванулся вперед с новой силой. Он остановился на том месте, где лежали диверсанты, когда в море произошел взрыв, постоял там и повернул вниз, в кусты. Краснофлотцы выступили вперед и пошли рядом с Находкой, сжимая в руках оружие. Когда Разбой вошел в заросли, пришлось идти гуськом. Высокая, покрытая росою трава обдавала ноги прохладой. Колючки на кустах царапали руки, а иногда доставали и до лица. Враги прятались где-то в этих зарослях.
Вдруг Разбой остановился, присел и, подняв морду, жалобно завыл. Люди стояли и слушали этот вой. Собака выла долго, протяжно, точно оплакивала какую-то большую, невозвратимую утрату.
— Будь ты неладен! — выругался Левко.
Находка толкнула пса вперед, но он отказывался идти. Девочка услышала рядом с собой голос Марка. Он проскользнул к ней и спрашивал, в чем дело.
— Кто тут? — крикнул один из краснофлотцев. — Выходи, а то стрелять будем!
Никто не отвечал. Пес продолжал скулить.
— Он на что-то наткнулся, — сказала Находка. — Надо посветить.
Марко обошел Разбоя и зажег спичку. В двух шагах от пса, под кустом, виднелись чьи-то ноги.
— Тут кто-то есть! — крикнул юноша, роняя спичку.
Двое краснофлотцев бросились с револьверами туда, где стоял, склонившись, Марко, и настороженно остановились.
— Вылезай! — сказал один из них.
Ему никто не ответил.
Тогда Марко снова зажег спичку, наклонился и полез под куст. К нему присоединился краснофлотец. Под кустом лицом к земле лежал мертвый человек. Его вытащили и перевернули на спину. Находка узнала своего опекуна.
— Чем его? — спросил кто-то.
Тимофий внимательно разглядывал голову и шею. На шее инспектора он заметил темные следы чьих-то пальцев. Тимофий поднялся и сказал:
— Хозяева уплатили ему наличными.
Глава XXIV
ДОКЛАД
Вечером, когда пятисотваттные лампы залили электричеством город, мимо сияющих драгоценностями витрин ювелиров солидно проследовал стройный, элегантный человек в летнем кремовом костюме. На голове его была легкая панама, на ногах — белые лакированные туфли. Иногда он задерживался перед витринами и внимательно разглядывал хрустальные вазы, диадемы, золотые и серебряные украшения, любовался вместе со всеми искусной имитацией знаменитых бриллиантов. Подлинники, с которых были сняты эти копии, могли бы рассказать о многочисленных преступлениях, убийствах, обманах, грабежах, связанных с их историей. С жадностью вглядывался он в разложенные сапфиры, изумруды, александриты, евклазы. Все это лучилось и блестело.
Около десяти часов человек в кремовом костюме повернул в узенький переулочек и, прибавляя шагу, вышел на другую улицу, на которой не было ни одного магазина. Миновав двух молчаливых полицейских на углу, он подошел к большому дому с тремя роскошными парадными подъездами. Обойдя дом и поднявшись по лестнице к маленькой двери, он нажал кнопку звонка. Ему открыл часовой и, проверив пропуск, разрешил войти в дом. Не обращая внимания на дежурных, человек поднялся на третий этаж и вошел в комнату, где за бюро, около дверей, у противоположной стены, сидел секретарь.
— Здравствуйте, номер двадцать два! — сказал секретарь. — Сейчас я доложу начальнику. — И он исчез за дверью.
В три минуты одиннадцатого секретарь вернулся и, показывая рукой на двери кабинета, проговорил:
— Войдите к начальнику!
Через минуту агент № 22 сидел в знакомом кабинете. Лицо начальника пряталось в тени абажура. На столе лежала исписанная бумага. Агент узнал свое донесение.
— Я подробно ознакомился с вашим донесением, — сухо проговорил начальник. — Вы заканчиваете его так… — Начальник перевел глаза на исписанные листы бумаги и прочитал: — «Звук взрыва в море свидетельствовал, что шхуна «Колумб» погибла, а вместе с ней и профессор Ананьев. Его портфель с бумагами находился у меня. Основные задания были выполнены. Осталось добраться до «Каймана». Вскоре со стороны бухты послышался громкий лай. Завербованный мною агент узнал голос своего пса. Возможно, что пес вел кого-то по нашим следам. Я понял, что должен был немедленно выбираться в море. Наша маленькая байдарка была удобна только для одного гребца. С двумя пассажирами она значительно уменьшила бы скорость. Я должен был спешить. Мой помощник споткнулся и упал. Когда я склонился над ним, он лежал неподвижно. Я быстро проверил его пульс и сердце. Он был мертв. Я тотчас же спустил байдарку на воду и отчалил. Проплыв двести — триста метров, я услышал лай пса и голоса людей, которые, очевидно, искали нас. Через три часа я был на палубе. Единственная моя ошибка — это папироса с трифенилометрином. Куда она девалась, я так и не понял». Я вам верю, что это было так.
Начальник помолчал, потом открыл ящик и вынул оттуда портфель.
— Владелец этого портфеля, — продолжал он, — остался жив. В советской прессе его фамилия снова упоминается.
«Номер 22» чуть побледнел.
— Бумаги из этого портфеля, — продолжал начальник, — я передал специалистам. Вот их выводы. Документы очень интересны, в них есть ссылки на чрезвычайно важное открытие, которое нас интересует. Но самого открытия в них нет. Очевидно, профессор хранил его в другом месте.
ЧАСТЬ ВТОРАЯ
Глава I
ТРУП В БУХТЕ
В сиянии рассвета гасли последние звезды. Из-за морского горизонта выглянул алый край солнца, и точно луч могучего прожектора пробежал по воде, заиграл самоцветами в росистой траве. Наступало утро жаркого августовского дня. Остров просыпался. Вылетели птицы за добычей; над трубой крайнего рыбацкого домика уже вился дым, у колодца громыхали ведра.
На берег накатывался прибой, далеко выбрасывая языки пены, слизывая все, что попадалось ему на пути, и откатывался назад, обнажая гладкий, ровный пляж. Волна отбегала от острова, смыкалась с новой волной, поднималась вверх и вновь, шумя, бросалась на берег, чтобы через миг остановиться и с шипеньем отступить для нового стремительного нападения. В этой бушующей воде у самого берега болталась какая-то темная масса. Волны то поднимали ее вверх, заливали, то подкатывали к берегу, чтобы вновь отбросить назад. Все же движение вперед было сильнее, и темная масса подплывала все ближе, иногда касаясь уже каменистого прибрежья. Размеренно, одна за другой, накатывались волны прибоя, вороша и обтачивая мелкие камешки.
