Ладислас Фараго - Дом на Харрен–стрит. В сетях шпионажа
Насколько решающим было влияние этих слухов на ход подготовки и осуществление операции «Морской лев», сказать трудно. Однако лица, близкие к Гитлеру в те дни, полагают, что они значительно подорвали уверенность фюрера в успехе операции.
Как бы то ни было, но проведение операции «Морской лев» было отложено с сентября на октябрь, а затем на неопределенный срок. Гитлер уже больше не кричал на генерала Гальдера, когда тот 5 декабря заявил ему, что, по его мнению, осуществление операции невозможно. 9 января 1941 года Гитлер отдал высшему командованию приказ все приготовления, связанные с вторжением в Англию, приостановить, но продолжать делать вид, что подготовка, ведется, чтобы держать англичан в напряжении. Однако одурачивал этим Гитлер только самого себя.
Но и без операции «Морской лев» Англия подвергалась беспощадным ударам. С воздуха ее бомбардировали крупные силы Люфтваффе, 12 августа начавшие битву за Англию. В ночь на 25 августа на центральную часть Лондона упали первые бомбы. Выступая по радио, Гитлер истерическим голосом объявил: «Наступит час, когда один из нас будет сокрушен. Но это будет не национал–социалистская Германия». Геринг заявил, что битва за Англию будет продолжаться до тех пор, пока английские ВВС не погибнут в тщетной попытке остановить Люфтваффе и воля народа к сопротивлению не будет сломлена.
Однако Герингу, который должен был бы знать обстановку лучше других, ничего не было известно. Он не знал, чем англичане располагают и что они намерены предпринять. В получении необходимых сведений Геринг рассчитывал на военную разведку Канариса и начальника своей личной разведки полковника Джозефа Шмидта. Однако все, что он получал, было только противоречивыми слухами, источником которых являлась английская секретная служба.
Находясь в неведении, немецкие генералы спорили и делали противоречащие друг другу приготовления к большой битве. В начале сентября Ганс Шперле утверждал, что в английских ВВС осталась только тысяча истребителей. Альбрехт Кессельринг заявлял, что у англичан их почти совсем нет. Оба они ошибались. В действительности Англия имела 650 истребителей.
В течение всей битвы за Англию плохая разведывательная информация являлась роковым препятствием для немцев. «Это была битва случая и силы против науки и мастерства, — писал Честер Уилмот. — У немцев не было недостатка в храбрости, но их уверенность страдала от сознания того, что, по сравнению с противником, они слепы, глухи и немы».
Англичане направляли немцам потоки противоречивых сведений, то утверждавших, что положение в Англии неважное и что боевой дух англичан будет вот–вот сломлен, то сообщавших, что причиненный англичанам ущерб незначителен и что боевой дух их высок, как никогда.
Источники такой дезинформации были разбросаны по всему свету. Английский агент в Вашингтоне передал германскому военному атташе генералу Беттихеру сведения о том, что в Лондоне якобы не работает транспорт, царят голод и эпидемии. Германский же посланник в Лиссабоне сообщил обратное, утверждая, что получил информацию от известного португальского банкира, только что возвратившегося из Лондона (который в действительности также был английским агентом). Германский военный атташе в Софии подтвердил информацию Беттихера, а его коллега в Рио–де–Жанейро дал сведения, аналогичные информации германского посланника в Лиссабоне.
Германская разведка пыталась выудить сведения у разведывательных служб нейтральных государств. Англичане предвидели это и использовали помощь своих друзей–дипломатов. Испанский посол в Англии герцог Альба и шведский посланник приняли участие в этой игре и послали весьма противоречивые сведения министерствам иностранных дел своих стран, откуда, как они предполагали, немцы смогут добыть их.
Совершенно неожиданную помощь англичане получили от венгерского военного атташе в Лондоне. Он был сторонником нацистов и одним из немногих надежных источников, которые немцы все еще имели в Англии. В мансарде своего дома на улице Гросвенор Плейс он установил секретную радиостанцию, через которую передавал венгерскому генеральному штабу добытую разведывательную информацию. Германский агент в Будапеште переправлял эту информацию в Берлин.
Однако англичане узнали об этой секретной радиостанции, захватили ее и продолжали на ней работать.
Весной 1940 года в радиоперехватах и захваченных немецких документах стало часто появляться странное немецкое слово «кникебайн», означающее «реверанс». Предполагали, что под словом «кникебайн» следует понимать электронное оборудование, с помощью которого немецкие самолеты наводились на цели в Англии. Для этого в различных районах континента немцы соорудили специальные радиомаяки.
В дальнейшем англичане противопоставили этим радиомаякам систему электронных помех — «микон». Аппаратура «микон» принимала немецкий сигнал, искажала его и возвращала под другим углом. Результаты были положительные. Система «микон» помогала сбивать с курса немецкие самолеты. Однажды немецкий бомбардировщик, следуя по курсу, указанному измененным англичанами лучом, совершил посадку. Пилот самолета был уверен, что приземлился во Франции. Каково же было его удивление, когда ему сказали, что он привел самолет в Девоншир.
Англичане понимали, что подобное положение не может продолжаться бесконечно. Слово «кникебайн», решили они, должно быть кодовым наименованием агентурной сети, которую немцы развернули в Англии для нейтрализации системы «микон». Предполагалось, что немецкие агенты имели задачу создать в различных английских городах секретные радиомаяки для наведения немецких самолетав. На выявление германской агентуры была мобилизована вся английская контрразведывательная служба. Началась яростная охота за германскими шпионами и их радиомаяками. Однако это не дало никаких результатов.
Что же означало тогда слово «кникебайн»?
«Кникебайн» оказалось кодовым наименованием нового немецкого изобретения, дающего возможность бомбардировщикам, независимо от метеорологических условий, действовать и днем и ночью. К этому выводу пришел некий Ричард В. Джонс, помощник начальника исследовательского отдела министерства авиации.
Джонс был сразу же вызван к Черчиллю. Как писал позднее Черчилль, Джонс в течение двадцати минут тихим, спокойным голосом развертывал цепь доводов, поразительная убедительность которых ни в коей мере не уступала рассуждениям Шерлока Холмса.
По существу, Джонс был разведчиком большого масштаба, который уверенной рукой добывал сведения, раскрывающие самые сокровенные секреты противника. Источники были самые различные: протоколы допросов пленных, захваченные документы, перехваты радиограмм и телефонных разговоров, донесения цензуры.
Однажды был сбит немецкий бомбардировщик. Офицеры разведки ВВС среди его обломков нашли прибор, устройство которого было гораздо сложнее устройства приборов для ночных полетов. Прибор показали Джонсу, и тот установил, что он представляет собой шаг вперед к созданию новой системы радиоаппаратуры, которую разрабатывали немцы для наведения своих самолетов.
Джонс начал искать пленных германских летчиков, которые могли что–то знать о создаваемой системе. Через несколько дней он нашел такого человека. Им оказался пленный летчик, который подтвердил предположения Джонса. Немец признался, что Люфтваффе действительно испытывают новую систему и что она будет готова к началу большого наступления на Англию с воздуха.
Сообщение Джонса явилось толчком для активной деятельности разведки ВВС и агентуры по добыванию дальнейших сведений о «кникебайне». Вскоре разведка установила существование нескольких станций «кникебайн» в районе Дьеппа и Шербура. Постепенно, шаг за шагом, стала ясна полная картина действия этой новой радиосистемы.
Как только немецкие станции начали работу, англичане стали применять свои станции противодействия. Луч «кникебайна», против которого, по мнению немцев, бороться было бесполезно, удалось изменить и заглушить.
Немецкие летчики, вылетевшие на задание и уверенные в безукоризненном действии новой аппаратуры, были поражены, когда увидели, что все опять идет не так, как надо. Период воздушной войны, в который немцы использовали систему «кникебайн», мало чем отличался от печального для немцев периода, когда англичане применяли против них систему «микон».
Глава одиннадцатая. ИТАЛИЯ В ВОИНЕ
Италия вступила в войну 10 июня 1940 года не для того, чтобы ускорить падение Франции, а для того, чтобы извлечь выгоду из изменившегося в Европе соотношения сил. Муссолини вступил в войну с неохотного разрешения Гитлера. Фюрер считал, что какой бы фокус ни выкинул дуче, это не могло существенно отразиться на исходе войны. В этой связи он даже вспомнил злую остроту по адресу итальянцев, якобы пущенную в период первой мировой войны генералом фон Фалькенхайном. Когда в 1915 году кайзеру сообщили, что Италия решает, на чью сторону стать, фон Фалькенхайн заверил его, что это не имеет существенного значения. «Видите ли, ваше величество, — сказал он, — если они выступят против нас, нам потребуется десять дивизий, чтобы разгромить их. Если же они станут на нашу сторону, нам все равно потребуется десять дивизий, чтобы помогать им».
