Баронесса из ОГПУ - Хачик Мнацаканович Хутлубян
Эмма Карловна вышла следом, не поднимая глаз.
Наум Исаакович покрутил в пальцах погасшую папиросу, взял спички, чтобы прикурить, но, обломав пару штук, бросил коробок на стол и вмял окурок в пепельницу.
– Как же так, Борис Аркадьевич, как же так, боевой товарищ!..
На следующий день Рыбкину вызвал к себе министр госбезопасности СССР Виктор Абакумов. Он выразил соболезнование и, в свою очередь, заверил, что все обстоятельства дела о гибели полковника Рыбкина будут тщательно расследованы специально созданной комиссией.
Когда Зоя Ивановна вернулась к себе в отдел, ее попросили зайти к генералу Эйтингону.
Наум Исаакович рубанул с солдатской прямотой:
– Зоя Ивановна, ты прошла огонь и воду и отлично понимаешь, какова она – работа разведчика! Порой не только дела и жизнь наших сотрудников засекречиваются на десятки лет, но и обстоятельства геройской смерти во имя общего дела – тоже! Одно знай – Борис Аркадьевич погиб, выполнив свой долг перед Родиной до конца. И мы всегда будем хранить о нем светлую память.
– Я получила письмо, которое он послал мне с оказией, – не совсем вслушиваясь в пафосную речь, произнесла Зоя Ивановна. Она достала из кармана жакета сложенный вчетверо листик, раскрыла и прочитала: «Самый напряженный момент всей моей поездки наступил сейчас. …в ближайшие дни все станет ясно. Надеюсь, все кончится благополучно. Ты, пожалуйста, не волнуйся. Может быть, пока это письмо дойдет, ситуация у меня изменится к лучшему». – Она показала листик Эйтингону. – Письмо датировано 11 ноября. Борис Аркадьевич был человеком уравновешенным и рассудительным. Чувством паники и преувеличения опасности не страдал. Что там могло произойти, Наум Исаакович?
– Он в Праге организовывал связь с нелегальной резидентурой одной из южноевропейских стран. Действительно, был сложный момент. И не только это. Больше ничего не могу сказать. Да и не знаю.
– А кто погиб там… под Будапештом?
– В машине «эмка», что попала в катастрофу под Будапештом, был капитан Суриков в шинели, папахе и с удостоверением личности полковника Рыбкина в кармане.
– Как?..
– Борис Аркадьевич перед отъездом в Прагу оставил свои вещи и удостоверение в Бадене, у капитана Сурикова. Сам же отправился выполнять задание с документом на имя Тихомирова. 28 ноября Сурикова из Бадена, где он находился в командировке, вызвали в Будапешт. Погода – холодная, у капитана не оказалось своей шинели. Он надел шинель и папаху Рыбкина и взял с собой удостоверение личности полковника. Цепь трагических совпадений и случайностей. – Эйтингон замолчал. Из глубин памяти вдруг всплыло: «Случайность – непознанная закономерность, совпадение предопределенных событий».
– Странно все это, – выдохнула Зоя Ивановна. – А как получилось, что генерал Белкин ночью нашел разбитую машину с Борисом? Он был в курсе его задания?
– Не знаю, но полковника Рыбкина снабдил удостоверением на имя Тихомирова Александра Николаевича именно Белкин, – ответил Эйтингон и через секунду туманно добавил: – Они должны были встретиться в Праге. Все было предопределено.
– Ясно, Наум Исаакович. Извините за вопросы.
– Понимаю.
Случилось так, что разговор этот получил неожиданное продолжение. Из Праги с оказией пришло последнее запоздалое письмо Бориса Аркадьевича, написанное им за четыре дня до гибели жене: «Сейчас выезжаю на один день в Берлин, а 26-го из Берлина «к себе» в П., буду там вечером. Не позже 29-го буду у Белкина, т. к. мои документы на пребывание в П. кончаются 30 ноября. Оттуда сейчас же созвонюсь с начальством, после чего, уверен, смогу выехать домой»…
Весь день Зоя Ивановна работала в отделе, замечая, как вокруг нее стихали разговоры сотрудников, все понимали, что случилось огромное горе, которое словами сочувствия не унять. Надо стерпеть эту боль, как бы она не жгла – боль утраты любимого человека, мужа, соратника и верного друга. Зоя Ивановна еще не понимала, как с этим можно жить и удастся ли ей докопаться до истины? Но одно она знала наверняка, смириться с тем, что повинные в смерти ее мужа люди будут безнаказанно жить, не сможет.
Вечером, придя домой пораньше, она, как и вчера, решила ничего матери не говорить о Борисе. Александра Дмитриевна лежала в кровати, но не спала.
– Зоенька, ты рано сегодня пришла. И вчера…
– Я не рано, мама, я пришла вовремя. И вчера – тоже.
– Ты что-то скрываешь от меня? Может, случилось что?
– Нет-нет, мамочка, что мне скрывать?.. Ах да, лекарство тебе купить забыла. Ты извини, я сейчас… я быстренько обернусь.
– Устала ты за эти дни. Может, не надо никуда?.. – Ничего, успею еще отдохнуть.
Александра Дмитриевна улыбнулась своей Зоеньке так, как умела лишь она.
– Ладно, доча, надо, так езжай и возвращайся скорей.
– Я быстро, мамуль. Ты хорошо себя чувствуешь?
– Хорошо, вот только с этим сырым климатом беда.
Второй год в Харбине, а все не привыкну к нему.
1932 год. Середина июня. Харбин
До улицы Набережной Зоя доехала на своем велосипеде минут за сорок. У дома № 5 спешилась, немного прошла, почувствовав, как твердый грунт под ногами сменился укатанным песком, и крикнула через калитку:
– Хозяева, есть кто во дворе?!
Маленькая девочка, сидя на табурете перед ухоженным палисадником, вертела на коленях фланелевого медвежонка, пытаясь запеленать его большим мужским носовым платком. У нее ничего не получалось. Но она терпеливо вновь и вновь принималась за дело.
– Хозя-ева… – повторился окрик.
Девочка посмотрела вокруг и, заметив у забора молодую красивую тетю, крикнула ей:
– Ой, здравствуйте! Я сейчас маму позову! – И убежала в дом.
Вскоре на пороге появилась хозяйка – невысокая, русоволосая женщина. Она посмотрела на гостью и всплеснула руками:
– Что случилось? У вас нога в крови!..
– Упала. Я плохо вожу велосипед, а тут решила прокатиться.
– Проходите, садитесь на табурет, я сейчас принесу теплой воды и йоду. Маруся, – обратилась хозяйка к девочке, – протри табурет полотенчиком, пусть тетя сядет.
– Табурет у нас чистый, я сама на нем только что сидела. И вы садитесь, не бойтесь, – обратилась к гостье девочка.
– Спасибо.
– А как вас зовут?
– Зоя зовут меня, а фамилия Казутина.
– А я – Маруся Перова. Мне уже вот столько годиков, – показала она четыре пальца. – А это мой любимый медвежонок Мишка. Сыночек мой.
– Очень приятно.
– Это ваш велосипед?
– Да.
– Красивый. И вы тоже красивая.
– Какая ты славная, Маруся! – рассмеялась Зоя Казутина и погладила девочку по голове.
– Дочь, принеси йод и бинт, они на кухне остались, на столе. Я пока рану тете промою, – скомандовала мать, показавшись на пороге с тазом.
– Ее зовут Зоя Казутина, мама, – сказала Маруся и убежала в дом.
– Слыхали, и так целый день без умолку, – усмехнулась хозяйка и, взявшись
