Николай Шпанов - Ураган. Когда гимнаст срывается
"Летающая рыба" прошла мекленбургскую бухту, и прямо по носу у нее засветился луч Феммарна. Лодка входила в Феммарн-Бельт. Она не нуждалась в датском лоцмане: малая осадка и присутствие на борту Хенсхена Вёльке обеспечивали благополучное плавание. Обогнув Лаланд, "Летающая рыба" вышла на простор Каттегата. Через несколько часов далеко за кормою померк и окончательно угас в лучах утренней зари огонь Роскагё.
Мути попросил Хенсхена прекратить болтовню с Африкой и позаботиться о завтраке. После еды Мути ляжет спать. К мотору сядет Арно. Не форсируя двигателя, они вечером подойдут к Гернсею. Там заказано горючее. Если все пойдет благополучно, то Хенсхен зафиксирует старт перехода в створе маяков Лиззард и Уэссан. Пресса сможет отметить этот исторический момент: начало рекордного перехода океана моторным судном такого размера с командой всего в три человека. "Летающая рыба" доставит их на западный берег Атлантики, чтобы показать флаг Германской Демократической Республики шестистам яхтам, собравшимся там на международную гонку.
"Летающая рыба" медленно входила в канал. В сгущавшихся сумерках, соперничая с гаснущим над горизонтом отблеском зари, поблескивал маяк Дюнкерка и целая плеяда огней к западу от Дувра. Пологая волна подгоняла лодку, которую Мути вел со всею осторожностью. А Хенсхен предавался раздумью, растянувшись на рубке. Но вдруг он почувствовал какое-то неудобство. Что-то неясное, не сразу ощутимое прервало его размышления. Он оторвался от созерцания облаков, набегавших с севера и темными валами исчезавших над Европой, и понял: ритм мыслей прерван тем, что внезапно прекратилось размеренное дыхание двигателя. Хенсхен сполз в кокпит и вопросительно посмотрел на сидевшего у штурвала Арно. Губы механика были плотно сжаты, брови нахмурены. Из-под одеяла высунулась голова Мути: молчание двигателя разбудило и его.
Недоуменное пожатие плечами Арно без слов пояснило товарищам, что остановка двигателя произошла не по его воле.
Хенсхен следил не столько за их работой, сколько за выражением их лиц. Он не сомневался, что друзья устранят неполадку, но на это потребуется время. Вопрос в том: сколько?
3
К Лессу не скоро вернулась способность слышать, видеть и думать. Самолет шел на небольшой высоте. Экипаж работал без кислородных приборов. Инженер Мароши объяснил сержантам, кто их неожиданный пассажир. Радист принял объяснение без всякого интереса, а глаза белокурого механика загорелись любопытством. Этот парень отличался розовостью щек и золотыми вихрами, еще не прикрытыми шлемом. Лесс решил, что этот молодой широкоплечий малый с открытым взглядом веселых голубых глаз – типичный славянин. Проходя мимо Лесса, он улыбнулся ему незаметно от инженера. Лесс решил при удобном случае перекинуться с ним несколькими словами. Но это удалось не сразу. Из коротких фраз, которыми они обменялись, Лесс не узнал ничего, кроме биографии механика. Он действительно был словак и очутился здесь потому, что его отец тридцать лет живет в Федеральной республике. Старик пивовар: у него отличное дело. Но сын не хочет идти по его дорожке. Увлекается техникой.
В отсек вернулся Мароши, и механик умолк, но Лесс успел узнать, что сидит на месте заболевшего младшего штурмана.
Приборы перед Лессом указывали, что самолет летит к востоку. Судя по карте, выходило: впереди чехословацкая граница. Один за другим оставались за хвостом города Федеральной республики. По мере приближения к границе самолет набирал высоту. Под ним заклубились облака. Потом под светом луны их поверхность стала похожа на быстро бегущие волны бурного моря. А через полчаса Лесс уже не видел ни земли, ни облачного моря. Остались только тьма вокруг да звезды над головой.
Набрав высоту, самолет повернул на северо-запад. Теперь он проносился над Германской Демократической Республикой. Самолет пересек ее на высоте семнадцати тысяч, и Лесс с удивлением отметил, что под ними снова Федеральный рейх. Они вошли в его воздушное пространство с юго-востока, будто летели из Чехословакии или Венгрии. Теперь самолет довольно быстро сбавил высоту.
Из командирской кабины показался радист: "Командир разрешил Лессу составить корреспонденцию для агентства. Она будет передана по радио". Лесс решил воспользоваться этим предложением – корреспонденция могла стать своего рода сенсацией. Как-никак он первый газетчик в таком полете. Он набросал радиограмму, и радист уселся за свой передатчик. Лесс предался радужным мыслям о буме, какой вызовет его корреспонденция, как вдруг заметил, что все члены экипажа сбрасывают свои парусиновые комбинезоны. Теперь Лесс увидел на них платье незнакомого покроя – это не была высотная одежда, принятая в УФРА. Лесс потянул застежку-"молнию" на своей груди и увидел, что на пуговицах его куртки отштампованы пятиконечные звездочки. Переодеваясь в автомобиле, он не мог этого заметить. Но именно эта крошечная звездочка и излучала свет, который был необходим, чтобы понять все. Все до конца. Так вот каким способом задумавшие этот полет хотели застраховаться от ответственности в случае несчастья с самолетом! Значит, все свалят на тех, чьим отличительным признаком является пятиконечная звездочка? Опять "рука Москвы"?
Мароши выключил светившийся перед штурманским местом маршрутоуказатель. Он не скрывал намерения – лишить Лесса возможности ориентироваться. Но Лесс знал: они приближаются к северо-западному побережью материка.
Возможно, что все это кончилось бы иначе, не будь Лесс изолирован от экипажа стальной переборкой, разделявшей отсеки. В маленькое оконце дверцы Лесс увидел, как огромный кулак Мароши опустился на затылок механика. Несмотря на шлем, механик рухнул. Чанкайшист ощупал его карманы, что-то вынул. Расстегнул комбинезон механика и сунул ему в карман что-то похожее на записную книжку. Дежеффи нетерпеливо махнул рукой. Мароши взялся за рычаг редукционного люка на полу. Но Дежеффи снова нетерпеливо помахал рукой, показывая на свою кислородную маску. Тогда Мароши рванул маску с головы механика. Лесс увидел лицо механика без кровинки на щеках, еще недавно таких румяных. В следующее мгновение из бледного оно стало синим. На глазах Лесса оно быстро раздувалось: казалось, сейчас лопнет кожа. Парень открыл глаза.
Лесс отвернулся, а когда он заставил себя снова посмотреть в оконце, механика уже не было – его выбросили из самолета: бомбардировщик должен был оставить след на земле Европы – тело человека в платье с пятиконечной звездой на пуговицах.
Мароши со спокойствием палача, сделавшего свое дело, задраивал крышку редукционного люка. Можно было подумать, что ничего не случилось, а Лесс просто очнулся от кошмара. Смерть механика пробила дыру в занавесе, скрывавшем смысл происходящего. В эту дыру прорвался сноп света от золотой пятиконечной звездочки.
Надо действовать! Непременно действовать!
И как можно скорей!
То, что до происшествия с механиком было подозрением, превратилось в уверенность: у этих людей недобрые намерения.
Если бы экипаж не был пьян! Сквозь оконце Лесс заметил, как командир вытащил фляжку и, отпив, передал ее второму пилоту.
Лесс попытался сойти со своего места, но огромная лапа Мароши прижала его к креслу.
В отсеке появился бомбардир. Поговорив с Мароши, он ушел к себе. Мароши соединил коммуникации, связывающие бомбардира с остальным экипажем, склонился над небольшим красным колпаком, сорвал пломбу и поднял колпак. Что-то сказал командиру по переговорному. Очевидно, получив ответ, сорвал вторую пломбу, висевшую на открывавшемся под колпаком рычаге.
Лесс не знал, удерживаются ли они на курсе, который им указан. И вообще не понимал, почему они до сих пор не рухнули на землю, не перевернулись десять раз вокруг собственной оси и не обратились в пар. Пять мегатонн тринитротолуола!..
Стоит пьяному командиру повести самолет к какому-нибудь городу, бомбардиру нажать рычаг сбрасывателя и…
Возможно, до этого оставались минуты, даже секунды. Может быть, один миг…
Мароши вышел в носовой отсек. Лесс освободился от привязных ремней, крепко державших его в кресле. Он мог двигаться. Непривычка к маске заставила его на миг сомкнуть веки. Наконец он преодолел слабость и погасил красные круги, плывшие перед глазами. Высотный костюм сжимал тело. Лямки парашюта сковывали движения. Надо двигаться, а тело не слушается, словно накачанное горячим свинцом. Нужно сбросить мешающий движениям парашют. Нет, пальцы не могут совладать с запорами. Лесс попробовал подняться с кресла, но оно последовало за ним – сиденье с силой прижималось к спине. Пришлось упереться руками, чтобы оторваться. Сделал шаг к кабине пилотов, но пол самолета стал подыматься, прилипая к подошвам, – как в кошмаре.
