Юрий Усыченко - Улица без рассвета
– Уничтожить их нельзя, – ответил эсэсовец. – Без управления самолет начнет падать, и мы не успеем выпрыгнуть. Может, летчику удастся сделать посадку. Это будет лучше…
Дверь кабины пилота неожиданно распахнулась.
– Самолет горит! – Изо всех сил крикнул с порога штурман .- Спасайтесь!
Долгорукий выхватил пистолет и нажал на спусковой крючок. Штурман медленно упал ничком на твердую пол кабины. Самолет накренился, и тело убитого откатилось в сторону, к сиденьям.
Почти не меняя позы, лишь повернув пистолет справа, длиннорукий выстрелил в эсэсовца. Тот вскрикнул, на морщинистом лице его застыло выражение удивления. Бесцветные неподвижные глаза закрылись.
– Так будет вернее, – пробормотал длиннорукий.
Бросился к двери кабины пилота, рванул, но они не поддались.
– Догадался, закрылся, проклятый!
Еще раз рванул дверь.
С той стороны раздался выстрел. Долгорукий схватился за шею – ее глубоко поцарапала пуля, посланная летчиком сквозь дверь.
Выругавшись, длиннорукий поправил парашют, быстро открыл аварийный люк и прыгнул в холодную, ветреную темноту. Уже качаясь под раскрытым куполом парашюта, увидел, как летит к земле клубок оранжевого пламени – горящий самолет…
…Рядовой караульного взвода роты "джи" Боб Дерри первый подбежал к парашютиста с подбитого немецкого самолета.
– Хенде хох! – Закричал Боб, как только парашютист оказался на земле. – Ты окружен.
Последнее Дерри добавил для того, чтобы напугать немца и подбодрить себя. Окружать парашютиста было некому – Дерри был один. А немец и не собирался оказывать сопротивления.
– Я майор немецкой армии Генрих Штафф, – на ломаном английском языке ответил он. – Я сдаюсь. Не стреляйте.
– Брось оружие! – Приказал Боб и осторожно, не отводя от пленного автомата, начал подходить к нему.
Штафф высоко поднял руки, пытаясь и позой, и выражением лица показать свое миролюбие и беззащитность.
Взяв парабеллум майора, Дерри повел пленника в штаб.
Но почти на краю села, где стояла рота "джи", произошло происшествие, о котором Боб не раз вспоминал позже.
Дерри медленно следовал за майором, не спуская с него дула автомата. Неожиданно сзади раздался знакомый голос Тома Баунти – приятеля Дерри.
– Подожди, Боб, я тоже веду ночную птицу.
Боб скомандовал майору замедлить хода; Баунти с пленным догнали их.
– Это немецкий летчик, которого поймали зенитки. Капрал приказал отвести его в штаб.
Увидев майора, летчик вдруг принялся яростно кричать, показывая на него.
– Что он хочет, Том? – спросил Дерри.
– Он говорит, что этот майор – большая свинья, – ответил Баунти, который немного понимал по-немецки. – Когда они спускались на парашютах, майор стрелял в него из пистолета. А раньше, в самолете, убил другого офицера и штурмана, потому что в машине их было четверо, а выпрыгнули только двое.
– Ну и тварь, – возмущенно пробормотал Боб и толкнул майора дулом автомата в спину.
То ли немецкий летчик понял этот поступок как проявление сострадания к его словам, то ли просто не мог удержаться, но, странно всхлипнув, он бросился на майора с кулаками.
– Назад! – Воскликнул Том и хотел оттолкнуть летчика в сторону, но Дерри остановил товарища, схватив его за локоть.
– Что тебе, Том? Небольшая беда, если два наци немного побьют друг друга! А до убийства мы не допустим.
– Да по мне, пусть дерутся, – успокаиваясь ответил Баунти. – Держу пари, что завтра, взглянув в зеркало, этот майор увидит вместо лица хороший сыр бифштекс.
Не спуская автоматов, солдаты с любопытством наблюдали, как летчик и майор катаются по асфальту шоссе, избивая друг друга.
– Я бы не сказал, что ты прав, Том, – глубокомысленно заметил Дерри. – Летчику тоже хорошо перепадает. Руки майора, как у гориллы… Во всяком случае оба не имеют ни малейшего представления о боксе. Это не драка джентльменов.
– Наци вообще не может быть джентльменом, – по-философски произнес Баунти.
– Что здесь произошло?
Оба солдата дрогнули. Они так увлеклись зрелищем, что не услышали, как подошел офицер – лейтенант Мидльфорд.
Первым опомнился Дерри.
– Мы ведем пленных, спасшихся с немецкого самолета, – отрапортовал он. – По дороге они устроили драку.
Лейтенант осветил карманным фонариком майора и летчика, которых Баунти тем временем успел разнять.
– Вы просто олухи, – сердито сказал лейтенант. – Разве можно допустить, чтобы обер-фельдфебель бил майора.
– Но нацистский фельдфебель и нацистский майор, – не сдавался Боб.
– Все равно. Так можно черт знает до чего дойти.
Дерри хотел возразить, но Мидльфорд крикнул:
– Хватит болтать! Ведите пленных!
III. Желтая папка
Майора Генриха Штаффа поместили в небольшой комнате без окон в тихом доме на окраине города. Если бы не молчаливые стражи, регулярно менявшиеся, и не короткие прогулки по маленькому асфальтированной двору, огороженном со всех сторон забором, то окружающая обстановка нисколько не напоминала бы тюремной.
В течение целой недели майора никто не беспокоил. Но пленник понимал: это ненадолго. Пройдет еще некоторое время, и его неожиданно вызовут. Поведут по длинным пустым коридорам, эти коридоры он даже во сне видел. Просыпаясь, чувствовал боль в груди и холодный пот на лбу. Но в тот раз проснуться не повезет, его приведут в пустую комнату, где люди в форме зададут несколько вопросов и прочитают приговор. О том, что будет дальше, он старался не думать. Но разгоряченный мозг не слушался, рисовал страшную картину: туманное утро, приглушенные голоса, пушистый иней на стене, к которой его поставят лицом…
Он старался думать о другом, убеждал себя, что однажды удастся выкрутиться – ведь попадал он и не в такие переделки. А покрытая инеем стена стояла перед глазами как нечто совершенно реальное и неизбежное.
На восьмой день в комнату с часовым вошел сержант и знаком приказал пленному идти за ним.
Они спустились по широкой, обрамленный дубовыми панелями лестнице, миновали коридор. Он был уютный и короткий, совсем не такой, как во сне.
У дверей с номером "2" сержант остановился, постучал, потом знаком приказал Штаффу войти.
За небольшим письменным столом сидел лысый мужчина в штатском. Не глядя на пленного, он достал из ящика сигару, обрезал ее перочинным ножиком, щелкнул зажигалкой и неторопливо закурил. Только после этого сказал, будто продолжая начатый разговор:
– Вас погубило неумение владеть пистолетом. Летчик, которого не смогли подстрелить, сообщил, что вы работали в гестапо. О другом, хотя и не без трудностей, удалось узнать. Вот, почитайте. Это упростит нашу беседу.
Небрежным жестом бросил на стол желтую кожаную папку.
Генрих Штафф взял папку и, развернув ее, вздрогнул: на первой странице была помещена его собственная фотография, сделанная тридцать лет назад, а под ней – фотокопия расписки, в которой студент Кленовского университета Зенон Курипа обязывался быть тайным осведомителем контрразведывательной службы Австро-Венгерской империи.
Воспоминания пронеслись вихрем.
…Осенью 1913 года в университет Кленова, одного из городов Западной Украины, которая находилась тогда под властью Австро-Венгерской империи, был принят новый студент – Зенон Курипа. Отец его имел лавку и был богатым хозяином в селе под Кленовым. Он дал взятку чиновнику министерства образования, ведавшего приемом, и Зенону сравнительно легко удалось поступить в университет.
В университете Курипа сразу же попытался войти в круг "золотой молодежи". Сыну лавочника льстило быть на "ты" с графскими и баронскими сынками, он не жалел родительских денег на гулянки в "высоком обществе". Родовитые друзья охотно принимали приглашения Курипы.
Отец Зенона не только не возражал против такого поведения сына, но и поощрял его. Он понимал: "высокие" знакомства могут когда-нибудь пригодиться.
Словом, все шло хорошо до одного случая.
Стоя у тонкой дощатой перегородки, за которого была студенческая курилка, Курипа услышал знакомые голоса. Беседовали граф Казимир Дзендушевич и Стась Клонский – сын генерала.
– Понимаешь, нет денег, – жаловался Дзендушевич. – А завтра у Ядвиги день рождения. – Голос у графа – тонкий, пронзительный.
– Плохо дело, – басил Клонский. – Без подарка нельзя.
– Где достать, не знаю, хоть кради.
– Как можно! – Притворно испуганным голосом произнес Клонский. – Зачем же воровать! Воровать, ваше превосходительство, грех. Другой выход можно найти.
– Какой?
– Займи у этого мужика, у Курипы. Он даже рад будет – такая честь для него – одолжить графу Дзендушевичу без отдачи.
– Идея, – обрадовался Дзендушевич. – Как я сразу не подумал!
