Лен Дейтон - Рассказ о шпионе
— Да, я знаю, что вы ему сказали.
— Я попросил его ничего не предпринимать, оставаться на месте, пока за ним не придет машина… Его быстренько увезли… каникулы в деревне, дело не попало на страницы газет, не было зарегистрировано полицией… никто даже на нас никогда и не подумал.
— Этот гад пытался убить меня.
— Вот какие дела может делать управление. — Он еще что-то подправил в сигаре и вновь предался наслаждению с гордым видом, как старый механик парома, положивший промасленную ветошь на только что починенный движок.
— И мне очень нравится, как вы со всем справились, — сказал Доулиш. — Нигде ни следа. Если я вернусь в дом и скажу Фоксуэллу — один из твоих лучших друзей, не говоря уже о твоей жене, — с которым работаешь в Центре, меня на смех поднимут.
Я ничего не ответил. Это был типичный пример комплиментов, которыми они обменивались на рождественских вечеринках, перед тем как предаться пьянству и преследовать по кабинетам шифровальщиц.
— Это не поза, — сказал я. — Я вне игры.
— Тем не менее вы будете нужны нам для дела Мэйсона, — возразил он.
— Вам придется прийти и заставить меня, — ответил я. Из динамика раздался голос Фрэнка Синатры: «Меняйте партнеров и танцуйте со мной».
— Всего час или около того для официальной беседы. В конце концов им все равно, кто это будет — вы или Фоксуэлл.
— Решили, пока нас не было?
— Глупо, не правда ли? Они должны были выбрать кого-нибудь посговорчивее, может быть, одного из радистов.
— Но все почти закончилось. — Я выуживал информацию, и он чувствовал это.
— Да, действительно. Все выглядело таким естественным. Ваша бывшая квартира, адрес в телефонной книге и один из них даже похож на вас. — Он выпустил кольцо дыма. — Им пришлось собрать девяносто тысяч фунтов. Смонтированные фотографии стоят этих денег. Красиво сработаны эти фотографии, да? — Он еще раз продул сигару и опять поднял ее для обозрения.
— Для чего все это?
— О, не только деятельность оперативных сил по противолодочной борьбе. Тут весь набор — схемы радиопредохранителей, последние модификации подводных лодок, лабораторные исследования корпорации «Локхид». Целый список вопросов. Но никто не заплатит больших денег, если спектакль будет разыгран не вами и Фоксуэллом.
— Очень лестно.
Доулиш кивнул.
— В воздухе все еще много пыли. Я надеялся подчистить вашего полковника сегодня вечером, но понял, что момент неподходящий. Он безусловно разозлится. — Доулиш постучал по отполированной приборной доске. — Такие варианты больше не проходят.
— Почему он должен разозлиться?
— Да, почему, но так обычно происходит, вы знаете это. Они никогда не говорят «спасибо», если мы попадаем в такую ситуацию… несоблюдение мер безопасности, смена директоров, ваша поездка, пустая квартира, отсутствие надлежащего взаимодействия: это все старая история.
— Ну и?..
— Возможно, будет суд, но их юристы договорятся, если они разумные люди. Не захотят, чтобы все это попало в газеты. Деликатная ситуация сложилась.
— Шлегель спросил, как я попал в Центр.
— Что вы ответили?
— Сказал, что столкнулся в баре с Ферди…
— Ну, так оно и было, разве нет?
— Вы когда-нибудь отвечаете прямо? — разозлился я. — Знает ли Ферди — должен ли я везде совать нос… Шлегель вполне может спросить еще раз.
Доулиш отмахнулся от дыма сигары.
— Не надо так волноваться. Почему, черт возьми, Фоксуэлл должен что-то знать? — Он улыбнулся: — Вы имеете в виду: Фоксуэлл — наш человек в Центре? — Доулиш мягко рассмеялся.
— Нет, я не имею в виду именно это.
Входная дверь дома распахнулась. В прямоугольнике света было видно, как Толивер наматывает шарф и застегивает пальто на все пуговицы. Я слышал голоса Ферди и Толивера, когда они шли к зеленому блестящему двухдверному «бентли» Толивера. Было скользко, и Толивер вцепился в руку Ферди, чтобы не упасть. Несмотря на закрытые окна машины, я слышал, как Ферди прощался:
— Спокойной ночи. Спокойной ночи. Спокойной ночи.
По мнению Доулиша, мое предположение звучало глупо. Зачем ему иметь своего человека в Центре, когда он может получать материалы анализа ежемесячно по первому требованию. Он сказал:
— Еще одна неприятность после всей проделанной работы — мы вынуждены вернуться к практике телефонной связи не через местный коммутатор, а через центральную федеральную станцию.
— Не надо, я не хочу ничего этого слышать. — Я открыл защелку двери. Она открылась с громким щелчком, но Доулиш, похоже, не услышал.
— Только на случай, если захотите связаться со мной.
В этом заключается система Доулиша: послать незатейливый конверт, который может изменить всю вашу жизнь. Но изменит не к лучшему. Сейчас я все хорошо понимал. Гамбит Доулиша, — пожертвовать пустяком, а затем сделать настоящий ход.
— Никаких шансов, — сказал я. — Никаких.
Доулиш почувствовал новый оттенок в моем голосе. Он нахмурил брови. На лице отразились смущение, обида, растерянность и искренняя попытка понять мою точку зрения.
— Забудьте об этом, — сказал я. — Просто забудьте.
«Вы, может, никогда не захотите менять партнеров», — пел Синатра, но у него был аранжировщик и рыдающая гитара.
Доулиш знал, что я соскочил с крючка.
— Как-нибудь сходим пообедаем, — сказал он. Так явно он еще никогда не признавал свое поражение. По крайней мере так я подумал в тот момент. Несколько секунд я сидел неподвижно. Машина Толивера дернулась вперед, почти остановилась и круто развернулась, чуть не зацепив соседний автомобиль. Раздался скрежет, это Толивер переключал передачу, и «бентли» вырвался за ворота. Через секунду за ним последовал «остин-2200».
— Ничего не изменилось, — сказал я, выбираясь из машины. Доулиш продолжал курить. Я продумал все, что должен был бы сказать, пока добрался до входной двери. Она была полуоткрыта. Из конца коридора слышались звуки музыки: это был не Моцарт, а Ноэль Кауард. Очередная демонстрация Ферди, как маленький толстый богатый мальчик делает добрые дела.
— «Величавые дома Англии…» — весело пел Ферди.
Я налил себе еще чашку кофе. Доулиш не вернулся. Я был этому рад. Я не верил его бойким объяснениям, специально предназначенным для того, чтобы я вылавливал из них правду. Но тот факт, что Доулиш был очень заинтересован, нервировал меня. Сначала Сток, теперь Доулиш…
— Могу я вам кое-что сказать? — спросил Шлегель. Он раскачивался на задних ножках золоченого кресла, наслаждаясь музыкой и сигарой. — Фоксуэлл открылся мне с совершенно новой стороны. Совершенно новой.
Я посмотрел на Ферди, который полностью сконцентрировался на том, чтобы не сфальшивить в музыке и не забыть слова. Он выдавил поспешную улыбку, когда закончил играть. В вечернем костюме от Савиля Роу с шелковым воротником сидел выпускник исторического факультета, владелец фермы, горожанин, умный стратег-непрофессионал, который часами мог говорить о различиях цифровых и аналоговых компьютеров. Ничего удивительного, что костюм сидел не очень хорошо.
— «Для власти высший класс всегда имел сильную руку», — пел Ферди бодрым голосом маэстро, и Хелен Шлегель с таким энтузиазмом вызывала его на бис, что он повторил песню.
Я подошел и сел рядом с Мэрджори.
— Он не пытался продать тебе эту отвратительную машину, нет? — спросила она.
— Мы знакомы сто лет. Так просто, поболтали.
— Этот ужасный Толивер один отправился домой?
— Я не знаю, куда он направился, но за руль сел сам.
— Если его поймают, достанется по заслугам. Он такой неприятный.
— С чего ты взяла?
— Он член совета попечителей больницы. Постоянно к нам приезжает. Пытается набрать нянь в ясли.
— С ним хорошо будет работать.
— Говорят, платит хорошо.
— Так и должно быть.
Как по волшебству, с последним аккордом вошел слуга и внес кофе и шоколад. Это был тонкий намек гостям, что пора по домам. Шлегелю очень понравилась игра Ферди. У меня сложилось впечатление, что Ферди решил присоединиться к попытке Шлегеля выжать деньги из командования ОВМС НАТО в Атлантике. Я мог представить Ферди, выступающим вне конкурса в Норфолке, штат Вирджиния. А Шлегель будет объявлять его как ярмарочный зазывала.
По дороге домой я сказал об этом Мэрджори, но она никак не отреагировала.
— Говоришь мне все время о Шлегелях, — упрекнула она. — В последнее время в нашем отделении идет ссора по поводу выплат за обучение — в патологическом отделении всегда идет обучение, — профессор не разговаривает со старшим ассистентом, персонал разделился на два лагеря и никто не хочет признаться, что причина в деньгах. Притворяются, что спор идет вокруг вопроса о расширении морга. А ты все о Шлегелях.
— Расширение морга. Звучит как название фильма Хаммера. Как тебе может нравиться работать в патологии?
