Богомил Райнов - Утро — еще не день
Сеймур закуривает сигарету и подходит к окну, словно забыл, что пришел гость.
— Вы переселились к Мод? — спрашиваю я без особого интереса и сажусь в кресло как раз против маленького вентилятора, который, наверное, только что включили.
— Временно, временно, — бурчит американец. — Ровно на столько, сколько будет продолжаться наш разговор. А вообще вы напрасно ревнуете.
— Вы даже не представляете, как боготворит вас эта женщина.
— Не время ли нам перейти к более серьезной теме? — замечает Сеймур, отходя от окна.
Не ожидая моего согласия, он приближается к серванту и нажимает кнопку, чтобы продемонстрировать мне запись разговоров. И конечно же, с моим ценным участием. Сперва я разговариваю с Эрихом, потом с Томасом — об оружии.
— Вторая запись не очень качественная, — говорит американец, останавливая магнитофон. — Этот глупый хитрец решил избрать для торга самое шумное место. Но, как видите, все слышно достаточно хорошо.
— Неплохая работа, — признаюсь я. — И сокрушительная документация. Но есть один существенный недостаток.
— Ваша правда. Пока что в коллекции отсутствует голос важнейшего собеседника. И именно по этому вопросу нам надо посоветоваться.
Сеймур открывает маленький бар и снова закрывает его.
— У этой женщины нечего пить…
Он берет новую сигарету, щелкает зажигалкой и говорит:
— Следовательно, Томас хочет устранить Эриха как посредника, чтоб сохранить комиссионные. Это не беда. Эрих может фигурировать и как человек, который обеспечивает транспорт, но он должен фигурировать.
— Мне кажется, что его хотят лишить и этой маленькой роли.
— Кто? — сводит брови американец.
— Ваша Сандра.
Излагаю в двух словах мысль Сандры о том, что Эрих — опасный человек.
— Мод мне этого не говорила, — замечает Сеймур.
— Я не исповедуюсь перед Мод. Разговор происходил с глазу на глаз.
Американец задумчиво молчит, поэтому я добавляю:
— Странно все-таки, что ваши женщины позволяют себе действовать по собственному усмотрению.
— Ошибаетесь, Майкл, — качает головой американец. — Это не мои женщины. Больше того, те две сестрички даже не подозревают о моем существовании.
— Сестрички?
— Да, сестрички. Наверное, отцы у них разные, а мать одна. Но не будем углубляться в такие мелочи. Сейчас приходится их использовать. Сандру — в связи с ее отношениями с Томасом, а Дейзи — потому что она по приказу Мод смогла установить отношения с Эрихом. Обеим сестричкам известно только то, что Мод старается заключить соглашение, от которого кое-что перепадает и им.
— В таком случае их действия могут быть достаточно неожиданными для вас.
— Но не настолько, чтоб провалить операцию.
Остановившись посреди холла, Сеймур какое-то время молча насыщается табачным дымом, потом переводит взгляд на меня.
— Сандра не стремится устранить Эриха. Ей на него начхать. Она старается устранить Дейзи.
— А какое отношение к этой сделке имеет Дейзи?
— К этой — никакого. Но, наверное, имеет отношение к другой, учитывая то, что брак — это тоже сделка. — И чтоб мне стало понятней, добавляет после короткой паузы: — Связь между Томасом и Сандрой уже давно вела к свадьбе. Но теперь на горизонте появилась младшая сестричка и привлекла внимание жениха. Отсюда и защитная реакция старшей. Если вам необходимы детальные подробности, получите их от Мод.
— Я не стремлюсь во что бы то ни стало получить информацию, Уильям. Я уже вам объяснял, что не приехал на охоту.
— Жаль. А я только что собирался дать вам некоторые сведения относительно программы «Спирит». Или включить по крайней мере еще одну запись.
— Неужели Франк — тоже объект вашего шантажа? — сдержанно спрашиваю я.
— Совсем нет. Франк — случайный помощник, точно так же, как и обе сестры. Но вы ничего не говорите по поводу программы «Спирит».
— Вы же знаете, что я не из военной разведки.
— И все-таки эта тема занимала довольно заметное место в вашей беседе.
— Вы имеете в виду монолог Франка? Разве я что-то отвечал на его болтовню?
— Я не настолько глуп, Майкл, чтоб не понять, что к чему. Вы довольно умело направляли болтовню Франка.
— Очень содержательная болтовня!
— Но не столь уж и бессодержательная.
Американец раздавливает окурок в роскошной пепельнице. Он поднимается, делает несколько шагов к окну, потом снова возвращается и садится. Этот человек ни минуты не сидит на месте.
— Отношения между сестрами — это всего лишь бытовая деталь, Майкл. Если ею умело воспользоваться, можно значительно облегчить себе работу. Важнее то, что Томас, вместо того чтоб привести нас к Райену, старается закрыть путь к нему.
— А разве вы надеялись на другое?
— Да, можно было ждать и иного. Можно было ждать, что Томас, чтоб обеспечить себе сотрудничество с Райеном, попробует подключить его к своим проделкам. Но, кажется, Томас остерегается привлекать Райена, боясь, что тот его уволит. И стремится как можно лучше использовать короткое время, которое у него осталось. Считает, что бессмысленно делиться с кем-то успехом, который может оказаться последним перед пенсией. Такой вариант не на пользу нам, Майкл.
— Скажите об этом Томасу.
— Это вы скажете ему. И не прямо, а через Сандру.
Я не возражал. Мой интерес ко всему этому разговору чисто академический.
«Можешь спокойно рассчитывать на меня, Уильям, — говорю я мысленно, — но только до завтрашнего вечера. Завтра двадцать десятое».
— Этому хитрому глупцу Томасу надо втолковать, что для него крайне важно, чтоб к соглашению был подключен Райен, — говорит Сеймур, поднимаясь. — И надо, чтоб это втолковал ему человек, к которому он имеет полное доверие, такой человек, как Сандра.
— Вы тешите себя иллюзиями относительно моей близости к этой даме. Да, у меня был с нею короткий разговор с глазу на глаз, но…
— Для такого человека, как вы, близкие отношения с дамой — вещь нормальная, было бы желание, — говорит американец, прохаживаясь по комнате. — Женщины часто бОльшие реалистки, чем мужчины, так что вы, очевидно, сможете ее убедить. Можете даже пообещать ей что-нибудь.
— Что именно?
— Устранить Эриха, то есть Дейзи.
— Но вы же сами говорите, что Эрих вам необходим.
— О Майкл, не прикидывайтесь наивным. Обещать — это еще не означает выполнить. По крайней мере в нашей профессии нет такого правила.
— Как же ее убедить, что Райена надо привлечь любой ценой?
— Не торопитесь. Дойдем и до этого.
— А где гарантия, что Райен согласится?
Сеймур бросает на меня быстрый взгляд.
— Извечный импульс, Майкл, — это жадность. Согласно информации Франка, рыба уже готова «клюнуть».
— Франк говорит «через месяц-два».
— А почему «через месяц-два»? Потому что Райен надеется к тому времени избавиться от Томаса и заключить сделку сам.
— Значит, он будет ждать.
— Но он же не знает, что речь идет об одном и том же клиенте и об одном и том же гешефте. Надо, чтоб у него сложилось впечатление, что это срочное дело, неожиданная возможность провернуть быстрое и прибыльное дельце.
— Не вижу никакой гарантии, что он ухватился за это дело.
— Гарантии в самом деле нет. Но, прежде чем решить, взяться за это дело или нет, он проведет проверку, а это вынудит его встретиться с вами. Не забывайте, что для вас важнее встреча, чем соглашение. От гешефта не отказываются без веских причин, особенно когда его предлагает ваш помощник по службе.
— Возможно, вы правы.
— Что ж, в таком случае мы можем перейти к деталям.
Когда наконец все обсуждено и уточнено до мельчайших подробностей, на улице уже темно, мы сидим в полутьме. Только маленькая настольная лампа на буфете излучает бледно-синий свет. В большом окне на фоне темно-фиолетового ночного неба четко вырисовывается кафедральный собор, освещенный прожекторами. Американец замер около окна; кажется, он разглядывает собор, ибо внезапно спрашивает:
— Что вам напоминает эта громадина?
— Корабль.
— Вы не оригинальны. Он и построен так, чтобы напоминать корабль.
— Так почему он должен напоминать мне что-то иное?
— Кое-кто видит в нем окаменевший порыв. Извечный порыв человека подняться над собой.
— Может, и так. Я не очень в этом разбираюсь. Во всяком случае, сооружено крепко. Если он столько выстоял…
— Да, словно огромный зуб, что прогнил с течением времени и его непрестанно укрепляют — пломбируют. Непрестанно! И в этом также порыв, только напрасный, ибо невозможно избежать разрушительной силы времени. — Он на минуту умолкает, потом продолжает дальше, будто говоря сам себе: — Все гниет, распадается, превращается в пепел и пыль…
— А вы нисколько не изменились, — замечаю я. — Ваши размышления, как и когда-то, напоминают мне надгробную речь, что началась когда-то давно и продолжается безгранично долго.
— Зато вы совершенно безразличны к раздумьям, — бурчит Сеймур. — Вам все понятно. Вы человек благородных чувств. А благородные чувства предназначены для благородных призывов — отечество, класс и тому подобное.
