Иоганнес Зиммель - Ушли клоуны, пришли слезы…
Вскоре после этого разговора Барски пошел к Тому. И здесь его ожидало настоящее потрясение. Том сидел в белом халате за письменным столом, курил трубку и наговаривал какой-то текст на стоявший перед ним портативный диктофон. Барски услышал последние фразы: «…итак, мы внедрили пассажирскую молекулу ДНК в вектор. Срез в векторе можно с помощью ферментов ДНК варьировать таким образом, что после введения пассажирской молекулы линия среза исчезает…»
— Что ты тут наговариваешь? — спросил Барски.
Том отмахнулся.
— Дай мне закончить. «…исчезает, удваивается или возникают две новые линии среза. Удваивание, утолщение позволяет впоследствии удалить пассажира из вектора. Так!» — Том выключил диктофон. — Слушаю тебя, Ян.
— Что это за текст?
— О том, чем мы занимаемся. — И снова эта неприятная уже улыбка.
— Фокус с пассажирской молекулой ДНК? Но ведь Люси давно этот материал перепечатала!
— Да. Но это для одного моего приятеля, он меня попросил.
— Попросил? Кто? — взорвался Барски.
— Патрик.
— Какой еще Патрик?
— Патрик Рено.
— Патрик Рено, физик из «Еврогена»?
— Да, он самый. Но что с тобой, Ян? С чего вдруг ты взбесился?
Барски бросился на Тома и вырвал у него из рук диктофон.
— Я хочу вам еще кое-что объяснить, — сказал Барски Норме и Вестену. — Всего через несколько лет после того, как появилось сообщение о возможности наращивания части молекулы ДНК на другой молекуле, а значит, получения того, что сегодня называют рекомбинированной ДНК, только в Америке появилось двести девятнадцать фирм, занявшихся проблемами биотехники. Прежде всего это крупные химические и фармацевтические предприятия. Из двухсот девятнадцати фирм — сто десять основаны с одной-единственной целью: выяснить, что произойдет, если изменить ДНК. Сегодня их во всем мире куда больше. Уже теперь это мощная отрасль промышленности.
— Ты знал, Алвин? — спросила Норма.
— Да, — подтвердил тот. — Знал. То, о чем говорит доктор Барски, — наше будущее. Но как видишь, будущее уже началось. В отрасль вложены миллионы — в надежде получать бесконечные миллиарды!
— Кое-кто полагает, что с помощью рекомбинированной ДНК можно излечить все болезни и повысить урожайность абсолютно всех растений, — сказал Барски. — Представьте себе масштабы: болезни исчезают, люди, животные, сорта семян — все совершенствуется. Будут выращиваться суперурожаи. Коровы будут давать неизмеримо больше молока. Моря и океаны отдадут свои богатства. Мы забудем об эпидемиях, поражающих скот…
— Итак, миллионы и миллиарды уже вложены в дело, — подытожила Норма. — Деньги. Прорва денег. Наконец-то у нас есть мотив для убийства Гельхорна.
— Я тоже так считаю, — сказал Барски. — Несколько недель назад английский журнал «Нейчер» опубликовал отчет о биржевой оценке состояний главных фирм, занимающихся генной технологией.
— Курс акций генных фирм в чисто научном журнале?
— Да, фрау Десмонд. Похоже, пока ни одна из фирм прибылей не получает. Пока! Когда вкладываются огромные суммы, что-то непременно получится. Эрвин Чаргафф прямо говорит: «Здесь дело не в благородных и великодушных помыслах — здесь пахнет кучей денег».
— Метко сказано, — кивнул Вестен.
— О да, — сказал Барски. — Бог свидетель. Понимаете, наш спонсор — «Мультиген». Тоже одна из «таких» фирм. Конечно, многие ученые из разных стран знают друг друга лично, не важно, на кого они работают. Многих связывают узы дружбы. Но нет ни одного, который был бы столь дружен с коллегой, работающим на другую фирму, чтобы передать ему результаты исследований своей группы или хотя бы сообщить важные подробности. Всегда существует возможность, что другая команда ведет поиск в том же направлении, что и твоя. Нет, подобные отношения просто исключены! Поэтому я и сказал Тому — меня трясло от злости…
— Черт побери, Том, «Евроген» — наш самый опасный конкурент! У нас высшая степень секретности! И ты сообщаешь твоему другу Патрику все, к чему мы пришли?
— Почему бы и нет? Ведь он попросил меня, — сказал Том с мягкой улыбкой.
— Когда? Где?
— Что «когда», «где»?
— Когда он тебя попросил? И где?
— Три недели назад я ездил в Париж, помнишь? Мы там с Патриком повеселились от души. Ну да, и как-то он меня и спросил, каковы наши успехи. Что в этом вопросе странного? Я как раз вчера вспомнил о нашем разговоре и подумал, что нехорошо заставлять друга ждать ответа столько времени. Взял сегодня диктофон и…
— Том! — воскликнул Барски. — Ты просто не имеешь права сообщать Патрику, над чем работаешь!
— Отчего же? — удивился Том. — Он парень что надо. И дело у нас общее! Пусть мы и идем к цели разными путями. Мы — с помощью надрезов, они, в Париже, — с помощью радиоактивных веществ. Других различий, в сущности, нет! И если Патрик заинтересовался… Ведь мы же гребем в одной лодке, разве не так?
— У тебя есть номер телефона Патрика?
— Конечно. В записной книжке.
— Дай мне!
— С удовольствием. Что с тобой? Ты не веришь, что Патрик меня попросил?
А Барски уже набирал: 003314, код Парижа, потом номер. Патрик Рено снял трубку.
— Патрик! Говорит Ян Барски из Гамбурга.
— Ян! Рад тебя слышать! Как жизнь?
Они говорили по-немецки.
— Послушай, Патрик! Я сижу сейчас у Тома.
— А-а, у старины Тома! Привет ему.
— Передай ему привет, — сказал Том, улыбаясь и посасывая трубку.
— Заткнись! — взорвался Барски. — Не ты, Патрик, не ты! Скажи, вы встречались недавно с Томом в Париже, да?
— Конечно встречались. Но почему…
— И ты попросил его наговорить на кассету материал о наших опытах?
Молчание.
— Патрик!
— Да, Ян…
— Так просил или нет?
— Боже мой! Ну да, просил. Мы с ним болтали о всякой всячине, ты ведь знаешь, поболтать с ним — одно удовольствие, и я сказал ему: знаешь, давай упростим нашу задачу, плюнь ты на своих начальников, расскажи мне о ваших опытах, а я тебе о наших, мы с тобой оба любим играть в теннис — вот и подадим друг другу мячи, и вдобавок у нас останется больше времени для самой игры. Но это я просто так, в порядке бреда, Ян! Я не всерьез это сказал! Господи, что случилось? Никогда не поверю, чтобы Том принял мою болтовню всерьез!
— Представь себе.
— Это невозможно! С ума сойти!
— Это не я, а ты сказал, Патрик!
— Послушай… Бедолага Том… Он не в своем уме, не иначе!..
— Это не я, а ты сказал, Патрик.
— Но что все-таки произошло?
— Сам пока не знаю. Я тебе еще позвоню. И никому ни слова — понял!
— Ты меня обижаешь! Мы с тобой столько лет дружим! Конечно, никому ни слова… Старина Том, Боже мой…
— Я заканчиваю, Патрик. До скорого.
— Всего хорошего, Ян. Позвони мне сразу же, как что-нибудь прояснится.
— Счастливо, Патрик!
— И от меня наилучшие пожелания, — сказал Том, выбивая трубку. — Ну так что, обманул я тебя?
— Диктофон останется у меня, Том, — сказал Барски.
— Если ты настаиваешь — пожалуйста. Хотя я не понимаю…
Барски перебил его:
— Мы с тобой старые друзья, Том. Я друг тебе?
— Конечно, Ян, ты мой старый добрый друг.
— Я должен, я просто обязан сделать сейчас нечто ужасное.
— Если тебя это страшит — не делай!
— Но я обязан.
— О чем речь, Ян?
— С тобой что-то не в порядке, Том. Мы все уже давно заметили. Моцарт. Ночное происшествие. Порнобар. А сейчас это безумие! — Барски указал на диктофон. — Не войди я сегодня случайно к тебе… Твое состояние, Том, для всей нашей группы — фактор риска. Я должен уйти. Но оставить тебя одного я не вправе, мало ли что ты еще натворишь. Я… извини меня, Том, пожалуйста, но на некоторое время я запру тебя в лаборатории.
— Ты должен?..
— Да, Том! Это для твоей же пользы! Не дури! И не сердись!
— Чего мне сердиться, Ян? — Доктор Томас Штайнбах улыбнулся. — Ты замечательный парень, Ян.
— Я постараюсь вернуться как можно скорее, — сказал Барски, направляясь к двери.
— Не торопись, старик! Я подожду. Выкурю еще трубочку, почитаю. Да, Ян, я чуть не забыл!
— Что, Том?
— Ты же не откажешься сыграть со мной в теннис? В семь, как обычно?
18
— Слышать это было выше моих сил, — сказал Барски, глядя мимо Нормы и Вестена на очередное судно, поднимавшееся вверх по Аусенальстер. Там тоже танцевали на палубе.
— «Moon rivers»,[11] — проговорил он упавшим голосом, прислушавшись. — Итак, я запер Тома, пошел к профессору Гельхорну и рассказал обо всем. Мы, сами понимаете, работали, соблюдая высшую степень секретности, — как и все фармацевтические предприятия и исследовательские группы. Выглядит это примерно так: у каждого на рабочем месте стоит компьютер-терминал. В него закладываются все формулы, цифры и результаты опытов. Эти данные автоматически кодируются и переводятся на главный компьютер, который собирает всю информацию на отдельной плате. Информацию с главного компьютера может получить только тот, у кого есть код. Том его, конечно, знал. Ну и вот, Гельхорн велел мне собрать нашу команду и повторить при всех свой рассказ. Все были ошарашены. И решили, что пока мы не узнаем, что случилось с Томом, оставлять его без надзора нельзя.
