Джеймс Донован - Незнакомцы на мосту

Я высказался за то, чтобы отвести душу перед судьей Аб-pyu.no, который, назначив нас защитниками, взвалил на нас это тяжкое бремя. Ведь судья Абруццо неоднократно говорил, что мы можем обратиться к нему, если нам будет необходим его совет.

В половине пятого мы явились к судье Абруццо и объяснили ему, в каком затруднительном положении находимся.

— Мы полагаем, — заявили мы, — что, если судья вопреки нашим возражениям все же приступит к слушанию дела сейчас, это будет произвольным решением. Возможно, это явится нарушением надлежащей законной процедуры, а если так, то это будет ошибкой, дающей основание для отмены приговора.

Судья Абруццо ответил, что глубоко сочувствует нам и не сомневается, что суд предоставит нам любую благоразумную отсрочку, если мы предварительно согласимся с подбором присяжных. Однако у администрации есть очень важная причина, вследствие которой необходимо, чтобы дело было рассмотрено как можно скорее. Но судья не может ее сейчас обсуждать. (Лишь много месяцев спустя мы узнали, что Хэйханен очень сильно пил и хотел отказаться от обещания давать показания против Абеля. А без этих показаний обвинение не могло бы доказать наличие состава преступления.)

«Если мы выберем присяжных, а затем получим отсрочку, — доказывал я, — то этим причиним большой ущерб интересам защиты. Окончание подбора присяжных означает начало процесса. Все это получит широкую огласку, и каждый отдельный присяжный окажется объектом серьезного внешнего воздействия. Вы не можете выбрать присяжных заседателей, а потом позволить им целый месяц свободно разгуливать по Бруклину».

Судья Абруццо сказал, что он переговорит по этому вопросу с судьей Байерсом.

Среда, 25 сентября

В этот день защита наняла частного детектива и направила его по следам Рейно Хэйханена, или Юджина Маки. Я встретился с этим сыщиком, и мы обсудили с ним все аспекты дела, требовавшие расследования. Я подчеркнул, что нам необходимы подробные сведения о Хэйханене, о его карьере осведомителя, грязном прошлом и его даме, весьма любившей выпить. Припомнив все, что мне рассказал Абель, я посоветовал сыщику начать свои поиски с Ньюарка и сказал, что до конца недели мы надеемся повидаться с Хэйханеном, после чего сможем сделать набросок его портрета. Пока же детективу придется поработать, располагая только описанием внешности Хэйханена и материалом о его прошлом, полученным от полковника Абеля.

После разговора с детективом я принялся трудиться над меморандумом, представлявшим собой подробный отчет о проделанной нами работе, где также доказывалась необходимость завершения нашей работы, так как еще не все намеченное было выполнено. Мы надеялись, что этот документ убедит любой суд в необходимости отложить начало процесса до 1 ноября. Хотя у нас и существовало некоторое опасение, что столь подробное изложение вызовет раздражение у судьи Байерса, мы все же пришли к общему мнению, что в интересах справедливости по отношению к Абелю меморандум следует подать. Это было единственной возможностью добиться того, чтобы наша точка зрения была отражена в официальном судебном протоколе.

В тот же день русские выступили с сообщением об аресте на территории СССР американского «резидента», получившего, как они утверждали, подготовку в «разведывательном центре на ферме недалеко от Вашингтона». Корреспондент «Нью-Йорк тайме» в Москве, в свою очередь, сообщил, что американец и его помощник-латыш были арестованы в Латвии. В сообщении Комитета государственной безопасности СССР указывалось, что у задержанного агента было полное шпионское снаряжение — оружие, радиопередатчик, советские деньги и чистые бланки для изготовления фальшивых документов.

Я не мог отделаться от чувства, что эта информация может каким-то образом повлиять на судьбу моего клиента.

Четверг, 26 сентября

Судья Байерс назначил начало процесса над Абелем на следующий четверг. Он выслушал нас в открытом судебном заседании, а затем заявил, что наша просьба об отсрочке суда до 1 ноября является чрезмерной.

Когда я объяснил, что наше ходатайство об изъятии (представленных ФБР вещественных доказательств) еще ожидает рассмотрения и поэтому мы не можем согласиться с таким сроком, Томпкинс сообщил, что решение по этому вопросу будет принято на следующий день. Судья Байерс охарактеризовал весь спор об обыске и аресте как малозначительный, заявив, что сможет с ним разделаться очень быстро.

На заседание из тюрьмы был доставлен Абель. В газетах отмечалось, что он следил за этим спором очень внимательно. Действительно, слушать он умел. Можно было даже предположить, что именно благодаря этому своему качеству он и сделал карьеру.

После судебного заседания мы с ним в течение часа обсуждали ответы обвинения на наше ходатайство по поводу обыска и ареста. Абель читал документы вслух, не делая своих комментариев, пока не дошел до утверждения: «В дополнение к этому просителю еще во время его ареста было устно объявлено, что он имеет право воспользоваться услугами адвоката». Указывая на эту строчку, Абель проговорил:

— Это неправда. Мне этого никогда не говорили.

Я попросил его просмотреть подготовленный обвинением список свидетелей, и он сказал, что Эрлен Браун — эта фамилия была нам незнакома — является замужней сестрой сержанта Роя Роудса. По его словам, Хэйханен звонил этой женщине по телефону, когда приезжал в Колорадо.

— ФБР известно о Роудсе все, — заявил Абель. — Я узнал об этом во время допроса в Техасе от одного из сотрудников ФБР. Он также сказал, что Роудс сознался. Они тогда хотели произвести на меня впечатление своей осведомленностью.

— Ну и произвели? — с любопытством спросил я.

— А это важно? — ответил Абель.

Мы перешли к вопросу о Хэйханене. Абель посоветовал мне во время перекрестного допроса этой «крысы» (казалось, что он предвкушает этот момент) «исследовать» все факторы, приведшие Хэйханена к измене: его пьянство, его блондинку, его беззаботное отношение к деньгам и его привычку влезать в долги. После этого, чтобы проиллюстрировать, как Хэйханен обращался с деньгами, Абель поведал мне любопытную историю. В июле 1955 года перед одной поездкой (вероятно, в отпуск на родину, в Россию) он оставил Хэйханену пять тысяч долларов наличными. Эти деньги, пояснил Абель, были предназначены для использования на одно конкретное дело, но не уточнил, на какое именно. По возвращении Хэйханен объявил ему, что израсходовал эти деньги в соответствии с полученными указаниями, но, как потом выяснилось, солгал.

— Хэйханен, — заявил Абель, — вероятно, присвоил эти деньги.

Я задал ему вопрос по существу заметки в «Дейли ньюс» относительно газетчика и монеты с микропленкой. Он ответил, что не помнит, чтобы терял такую монету. Теперь я уже знал Рудолофа достаточно хорошо и понимал, что если бы он когда-нибудь и потерял полую монету с микропленкой, то непременно вспомнил бы об этом.

Я не стал говорить Абелю, что после появления в прессе истории с монетой у нас возникло подозрение, что обвинение умышленно организовало «утечку» этой информации в газету «Дейли ньюс» (тираж 2 400 000 экземпляров), пытаясь найти дополнительных свидетелей, которые могли бы дать показания о других полых монетах и микропленках, имеющих отношение к делу Абеля и Хэйханена. Однако Томпкинс не только отрицал это, но и заявил, что, по его мнению, такую «утечку» организовали мы.

Во всяком случае, Абель ничего не знал об этой полой монете и не верил, что на микропленке было сообщение, зашифрованное его шифром. Он добавил, что каждый агент имеет свой личный шифр и второй ключ к нему находится только в Центре.

Я подумал, что сейчас как раз настало время сообщить моему самоуверенному клиенту, насколько твердо убеждена прокуратура в том, что ей удастся добиться обвинительного приговора. Сегодня утром один из чиновников прокуратуры доверительно сообщил нам, что появились «новые важные обстоятельства», и, многозначительно взглянув на нас, добавил, что, возможно, обвинению вовсе не придется использовать те улики, которые, как мы утверждали, были добыты незаконным путем.

Обо всем этом я сообщил Абелю и указал на возможные тяжелые для него последствия.

— Обвинение ведет себя так, — сказал я, — словно оно неожиданно получило возможность выставить свидетеля, который подтвердит показания Хэйханена, кого-нибудь, чьи показания будет трудно опровергнуть во время перекрестного допроса. Есть ли кто-нибудь еще, возможно американец, кто знал бы о вашей истинной деятельности?

Такие вопросы я и раньше задавал Абелю, но он всегда надменно отмахивался от них. А сейчас он расстроился, побледнел и рука его задрожала. Он положил сигарету, так как она выдавала его нервное напряжение.