Лев Овалов - Медная пуговица
— Я уже знаю, что это капитан Железнов, — сказал я. — Мы познакомились еще вчера.
— «Знаю» не то слово, — возразил Цеплис. — Если бы знали, нам не пришлось бы ехать сюда.
— Извините меня, — сказал я, протягивая Железнову руку. — Но ведь в моем положении легко заподозрить что угодно.
— А я не в претензии, — ответил мне Железнов. — Дело законное, на вашем месте я тоже задумался бы…
Я не выпускал его руки из своей.
— Слушаю вас, капитан… товарищ Железнов!
Железнов улыбнулся своей мягкой, застенчивой улыбкой.
— Может быть, и письмо Жернова возьмете теперь, хотя сейчас оно и не очень нужно?
— Почему не нужно?
— Потому что теперь я в рекомендациях для вас уже не нуждаюсь.
Он дружелюбно посмотрел на Цеплиса.
— Да, — подтвердил Цеплис, — товарищ Железнов — это наш товарищ.
— Что ж, поговорим? — предложил Железнов, переходя на деловой тон, и сел на скамейку, приглашая тем самым садиться своих собеседников.
Но Цеплис, не столько в силу врожденной деликатности, сколько руководствуясь опытом старого подпольщика, накопленного им за годы ульманисовской военной диктатуры, направился к выходу; он хорошо усвоил правило не интересоваться тем, что не имело прямого отношения к его непосредственной деятельности.
— Разговаривайте, — сказал он. — А у меня тут своих дел…
Он оставил меня наедине с Железновым.
— Вам понятно, по чьему поручению я действую? — спросил он меня.
Я согласно наклонил голову.
— Поэтому вам придется рассказать о себе, — сказал он. — Но предварительно поинтересуйтесь…
Он все же протянул мне привезенное письмо. Конверт был заклеен, и, пока я его вскрывал и читал записку Жернова, Железнов молча наблюдал за мной.
Я хорошо знал и почерк своего начальника, и его манеру выражаться. Записка отличалась обычным его лаконизмом. В ней Жернов передавал мне привет и совершенно официально, в тоне приказа, предлагал полностью довериться подателю письма.
Да, все в записке было сухо и лаконично, но — это даже трудно объяснить — какая-то теплота, сдержанная стариковская ласка сквозила меж скупых строк…
«Вам трудно, и будет трудно, — писал мне Евгений Осипович Жернов, в годы моего пребывания в академии мой профессор, а затем непосредственный начальник по службе. — Но вы не один, и, как бы вам ни было трудно, Родина всегда с нами. Податель этого письма действует по поручению нашего командования…»
Я было спросил:
— А где…
И тут же замолчал: вопрос был неуместен. Однако капитан Железнов угадал мою мысль.
— Нет, отчего же, — ответил он. — Вы вправе поинтересоваться. Полковнику Жернову дело нашлось бы и в Москве, но он боевой офицер и настойчиво стремился на фронт. Он в штабе армии. Там полагали, что его письмо не может вызвать у вас сомнений…
— Но не так просто было его мне вручить!
Я улыбнулся, еще раз взглянул на записку, перегнул листок и сунул было его обратно в конверт.
— Нет-нет, — остановил меня Железнов. — Прочли, убедились, а теперь спичечку… — Он тут же протянул мне коробок. — Никаких документов, ничего, — объяснил он. — В вашем положении…
Я зажег спичку и послушно приблизил ее к листку. Синее пламя лизнуло конверт. Я положил его на краешек стола. Вспыхнул на минуту желтый огонек, и письмо полковника Жернова превратилось в горстку серого пепла.
Железнов перегнулся через стол и сдул пепел на землю.
— Так-то лучше, — заметил он. — Все здесь и ничего здесь! — Он похлопал себя сперва по голове и затем по карману. — А теперь давайте поговорим. Хотя времени у нас в обрез. Докладывайте обо всем, что произошло с вами.
Мне было понятно его требование, но не так-то просто было рассказать о себе.
— Знаете, товарищ Железнов, я и сам хорошо не понимаю, что произошло со мной, — признался я с некоторым даже замешательством. — Меня убили, то есть пытались убить. В тот же вечер в Риге был убит некий Август Берзинь, и он же Дэвис Блейк, как мне потом стало известно, резидент Интеллидженс сервис в Прибалтике. Воспользовавшись тем, что между нами имелось некоторое сходство, наши тела, если можно так выразиться, поменяли. Меня перенесли на место Блейка, а Блейка — на мое. Затем его похоронили под именем Макарова, а я под именем Берзиня был помещен в больницу и впоследствии очутился в немецком госпитале…
Железнов сочувственно мне кивнул.
— Это примерно совпадает со сведениями, которые удалось собрать о вас товарищам, — согласился он. -
Вас пытались убить и действительно сочли убитым. Покушение на вас совпало с первой бомбежкой Риги, и, возможно, это обстоятельство и помогло инициаторам покушения совершить этот мрачный маскарад. Во всяком случае, ваш труп… то есть, как это выяснилось потом, труп человека, принятый за ваш, был найден поутру в изуродованном виде под обломками какого-то здания, однако одежда и документы позволили опознать в нем майора Макарова. Поскольку вы сидите сейчас передо мной, несомненно, что похоронен был кто-то другой. Известно, что вы лежали в немецком госпитале. Потом стало известно, что вы живете в Риге под именем Августа Берзиня. Это было странно, но… Держались вы странно, но немцы почему-то вас не трогали. На изменника вы не походили, те ведут себя иначе. У нас были некоторые возможности к вам присмотреться, и с вами решили установить связь…
— Но я вправе был заподозрить провокацию? — перебил я Железнова, пытаясь еще раз объяснить свою недоверчивость. — Когда в городе, занятом фашистами, приходит человек, называет себя советским офицером…
— Но ведь я знал, кому себя называл? — возразил Железнов.
— Ну а если бы я вас все-таки выдал?
Железнов улыбнулся.
— Я думаю, что вы не успели бы… — Он опять перешел на деловой тон. — Лучше скажите, чем вы были заняты в Риге?
— Выжидал, — объяснил я. — Собирался бежать на Родину и выжидал, когда это можно будет осуществить. В мою жизнь впуталась какая-то авантюристка, Софья Викентьевна Янковская. Во всяком случае, так она себя назвала. Это именно она и стреляла в меня, но, по ее словам, она же меня и спасла. Выдала за Августа Берзиня, хотя на самом деле я Дэвис Блейк. То есть я Блейк, который жил в Риге под именем Берзиня. Немцы, по-видимому уверены, что я действительно Блейк, и пытаются меня перевербовать, а Янковская советует согласиться. На кого на самом деле работает она сама — на немцев или на англичан, — мне неясно. У Блейка в Риге имелась сеть осведомителей, вернее, осведомительниц — несколько десятков девушек, работающих в различных местах, где бывает много посетителей. Сеть эта сохранилась до сих пор. Обыватели могли думать, что Блейк — просто отчаянный ловелас, но осведомленным людям нетрудно было догадаться об истинном характере связей Блейка. Эта агентура была законспирирована весьма примитивно, не так, как это обычно делает Интеллидженс сервис, и заведена была, по-видимому, специально в целях дезинформации. Теперь выясняется, что под руководством Блейка имеется еще группа агентов, законспирированных столь тщательно, что они, по словам Янковской, неизвестны даже ей…
— Ладно, об этом вы доложите… не мне! — прервал меня Железнов. — А что делали вы сами?
— Выжидал, я уже докладывал, выжидал благоприятного момента, чтобы бежать от немцев… — Я улыбнулся. — И, как видно, дождался…
— Почему? — сухо осведомился Железнов.
— Да потому, что меня теперь, надеюсь, перебросят на нашу сторону, — сказал я уверенным тоном. — Я полагаю…
— Что? — насмешливо спросил Железнов.
— Полагаю, что нахожусь в штабе одного из партизанских соединений и что при первой же оказии меня перебросят…
Железнов приподнял термос и сердито переставил его на другое место.
— Вот что, товарищ майор, — заговорил он вдруг совершенно официальным тоном. — Вас никто и никуда не будет перебрасывать. Вы останетесь в Риге и будете выполнять все, что вам прикажут. Вы получите явку, найдете человека, установите с ним связь.
— А что же я буду делать в Риге? — удивился я.
— Все, что прикажет вам этот человек, — строго сказал Железнов.
Он задал мне еще несколько придирчивых вопросов, поинтересовался моими отношениями с Янковской, повторил, что было бы грешно не воспользоваться сложившимися обстоятельствами, и сказал, что, по всей вероятности, мне придется установить связь и с английской, и с немецкой разведками и хорошо вникнуть в их деятельность. Затем он сказал, что нашей разведкой в Ригу заслан очень опытный и сильный работник, старый чекист, работающий в органах государственной безопасности еще со времен Дзержинского, что я должен буду с ним связаться и вся моя работа в Риге будет проходить под руководством этого товарища. Затем пояснил, что ему было поручено установить со мной связь, но так как он не вызвал у меня доверия, он решил доставить меня, как это было и заранее предусмотрено, в штаб одного из партизанских соединений, где хорошо известный мне Цеплис должен был устранить любые мои сомнения…
