Роберт Ладлэм - Ультиматум Борна
— Я уже распорядился, чтобы на каждого подготовили подробную справку, — сказал Алекс, утопая в кресле, стоявшем напротив кушетки и столика с распечатками.
— Ты знал?
— Это не так уж сложно... Разумеется, если просматривает компьютер... Он чертовски облегчает работу.
— Хоть бы черкнул! Я тут с восьми часов себе глаза ломаю.
— Я их нашел после девяти вечера и не хотел звонить тебе из Вирджинии.
— Ну а как другая «история»? — с любопытством спросил Борн.
— "История" — чертовски неприятная...
— "Медуза"?
— Это оказалось хуже, чем я думал. И что еще хуже, я не предполагал, что такое возможно.
— Звучит напыщенно.
— Это жалоба, — возразил отставной разведчик. — С чего же начать?.. Со службы материально-технического снабжения Пентагона? С Федеральной торговой комиссии? С нашего посла в Лондоне? А может, ты предпочитаешь верховного главнокомандующего войск НАТО в Европе?
— Боже мой!
— Да! Я могу добавить еще одного — покрупнее. Что скажешь о председателе Объединенного комитета начальников штабов?
— Боже, что это? Политический заговор?
— Это звучит слишком научно, доктор Гуманитарий. Попытайся представить себе тайный сговор, возникший давным-давно, но все еще действующий. Все они сидят на высоких постах и поддерживают друг с другом постоянную связь. Почему?
— С какой целью?
— Вот и я о том же.
— Но должна же быть какая-то причина!
— Попытайся представить себе их мотивы. Я об этом только что говорил, а все может оказаться проще пареной репы: вроде сокрытия грехов прошлого. Разве не это мы с тобой искали? Не группу бывших «медузовцев», которые пойдут на все, лишь бы их прошлое не выплыло на свет Божий?
— На них мы и вышли...
— Нет! Это вопиет нутро Святого Алекса, который чует, да объяснить не может. Понимаешь: они реагировали слишком быстро и бурно. Слишком много здесь сомнительного, а не того давнишнего, укрытого двадцатилетней пеленой.
— Ты меня не понял.
— Я и себя не понимаю. Выплыло что-то другое — не то, что мы ожидали, и я чертовски устал от ошибок... Но это не ошибка: ты сам сказал сегодня утром, что это может оказаться шпионской сетью. Я еще подумал, не сошел ли ты с ума. Я думал, может, мы найдем несколько шишек, которые не захотят, чтобы их взяли за ушко да вывели на солнышко и четвертовали за делишки двадцатилетней давности. Тогда мы смогли бы использовать их, заставить из страха делать и говорить то, что нам нужно. Но это совсем другое: это — сегодняшний день, и я не могу ни черта понять. Это больше чем страх, это — паника. Они словно обезумели от страха... Мы случайно зацепили крючком что-то, мистер Борн, и если использовать богатый словарный запас твоего друга Кактуса, восходящий к негритянскому фольклору, то скажу: «Штуковина может оказаться больше, чем кажется на первый взгляд».
— Нет рыбы крупнее Шакала! Во всяком случае, для меня. На остальное мне плевать!
— Поверь, я на твоей стороне и готов кричать об этом во всеуслышание. Я просто хотел, чтобы ты знал, о чем я думаю... За исключением краткого и неприятного периода, мы никогда ничего не скрывали друг от друга, Дэвид.
— Сейчас я предпочитаю имя Джейсон.
— Да, я знаю, — прервал его Конклин. — Мне оно ненавистно до глубины души, но я понимаю тебя.
— Разве?
— Да, — тихо ответил Алекс, закрывая глаза и кивая. — Я бы все отдал, чтобы изменить это, но я не в силах.
— Тогда послушай меня. Своим умом «мудрого змия» — так тебя назвал наш Кактус — разработай самый худший сценарий, какой тебе только придет в голову, и припри этих мерзавцев к стенке, да так, чтобы они не могли отвертеться и беспрекословно выполняли все твои условия. Потребуй, чтобы они притаились, но были готовы по твоему сигналу связаться с кем нужно и сказать что нужно.
Конклин виновато посмотрел на своего измученного друга и тихо сказал:
— Есть сценарии, с которыми мне не справиться. Я не стану делать еще одну ошибку, во всяком случае теперь. Тут потребуются большие способности — мне это не по зубам.
Борн сцепил руки, раздраженно потирая ладони. Он не сводил глаз с разбросанных перед ним распечаток. Прошло несколько секунд, и вдруг на него сошла странная умиротворенность: он откинулся на спинку кушетки и заговорил так же спокойно, как и Конклин:
— Ладно. У тебя откроются нужные способности — причем очень скоро.
— Каким образом?
— С моей помощью. Положись на меня. Мне потребуются имена, адреса, системы безопасности и график смены охраны, любимые рестораны, личные привычки, если о таковых что-либо известно. Засади своих парней за работу. Прямо сегодня вечером. Пусть работают всю ночь, если потребуется.
— Что, черт бы тебя побрал, ты задумал? — возопил Конклин, подавшись вперед. — Взять их дома штурмом? Вонзить шприц в жопу во время банкета?
— О последнем варианте я не подумал, — ответил, мрачно ухмыльнувшись, Джейсон. — У тебя действительно весьма богатое воображение.
— А ты — сумасшедший!.. Прости, я не хотел...
— Почему же? — спокойно отреагировал Борн. — Я ведь не читаю тебе лекцию о возвышении маньчжурской династии или династии Цинь. Коль скоро все знают, что со мной было, намек на мое безумие отчасти справедлив. — Джейсон выдержал паузу и, медленно подавшись вперед, заговорил вновь: — Но позволь заметить тебе, Алекс: может, я и забыл кое-что, но та часть моего интеллекта, которую сформировали ты и «Тредстоун», при мне. Я доказал это в Гонконге, Пекине и Макао и докажу снова. Я обязан это сделать — мне не остается ничего другого... А теперь давай выкладывай то, что знаешь. Ты упомянул нескольких человек, которые сейчас находятся в Вашингтоне... Один — из службы поставок Пентагона или что-то в этом роде...
— Материально-технического снабжения, — поправил его Конклин. — Это понятие охватывает значительно более широкую и дорогостоящую область: это генерал Суэйн. Потом есть еще Армбрустер, он — глава Федеральной торговой комиссии, и Бартон, который возглавляет...
— Он — председатель Объединенного комитета начальников штабов, — закончил Борн. — Адмирал Джек Бартон, «гроза морей», командующий Шестым флотом.
— Единственный и неповторимый! В прошлом — бич Божий на Южно-Китайском море, а теперь — самый почетный орденоносец.
— Повторяю, — сказал Джейсон, — засади своих ребят за работу. Пусть Питер Холланд поможет чем сможет. Собери всю информацию на каждого из них.
— Не могу.
— Что?
— Я могу получить информацию только о трех наших филадельфийцах, потому что они являются прямой целью нашего расследования в «Мейфлауэре» — точнее, ниточкой, ведущей к Шакалу. Но я и пальцем не могу тронуть пятерых — пока что пятерых — наследников «Медузы».
— Объясни, ради Бога, почему? Ты обязан. Мы не можем терять времени!
— Если мы оба будем мертвы, ход времени для нас остановится. К тому же это не поможет ни Мари, ни детишкам.
— О чем ты, черт бы тебя побрал?
— О причине моего опоздания. О причине, по которой я не хотел звонить тебе из Вирджинии. О причине, по которой я попросил Чарли Кэссета забрать меня в пригороде Вены, о том, почему до тех пор, пока он не приехал туда, я не был уверен, доберусь ли к тебе живым.
— Выкладывай.
— Ладно, изволь... Я и словом не обмолвился никому о том, что собираюсь заняться бывшими «медузовцами», — об этом знали только ты и я.
— Я еще подумал, когда говорил с тобой сегодня днем по телефону, что ты слишком уж секретничаешь. Чересчур, подумал я, учитывая место, где ты находишься, и то оборудование, которым вы пользуетесь.
— И место и оборудование оказались вполне надежными. Кэссет объяснил, что Управление не хочет, чтобы записи разговоров потом выплыли где не надо. Это самый надежный способ: никаких «жучков», никакой записи телефонных разговоров — ничего. Клянусь, я задышал спокойнее, когда услышал это.
— Так в чем же дело? Ты все время недоговариваешь...
— Потому что мне надо разобраться с другим адмиралом, прежде чем я двинусь в глубь территории «Медузы»... Эткинсон — наш ничем не запятнанный посол при Сент-Джеймском дворе, наш стопроцентный америкашка. Так вот Эткинсон сказал — что яснее и не выразишься. В панике он сорвал маски с Бартона и Тигартена в Брюсселе.
— Ну и?..
— Он сказал, что Тигартен сможет справиться с Управлением, если всплывет история о старом Сайгоне, потому что у него есть кое-кто в высшем эшелоне в Лэнгли.
— И?..
— "Высшим эшелоном" в Вашингтоне называют обычно первых лиц, а в Лэнгли — это директор ЦРУ... которым является не кто иной, как Питер Холланд.
— Ты сам мне говорил сегодня утром, что, по его словам, он и секунды не задумался бы, если бы ему потребовалось ликвидировать любого из «Медузы»...
— Говорить можно что угодно. А вот делать?
* * *В это время в тысячах миль от них, по ту сторону Атлантического океана, в старом парижском предместье Нейи-сюр-Сен по бетонированной дорожке ко входу в кафедральный собор, построенный в XVI столетии и известный как собор Святого Причастия, медленно подошел старик в темном поношенном костюме. Колокола возвестили о начале литургии, и старик замер на залитой утренним солнцем дорожке, перекрестившись несколько раз и прошептав обращенные к небесам молитвы. «Angelus domini nuntiavit Mariae»[6]. Он послал поцелуй барельефному распятию над каменной аркой, поднялся по ступеням и вошел в собор через огромные двери, заметив, как два священника неприязненно посмотрели на него. Извините, что мараю своим присутствием ваш богатый приход, толстозадые снобы, подумал он, зажигая свечу и ставя ее возле алтаря, но Христос говорил, что предпочитает меня вам. «Блаженны кроткие», ибо они унаследуют на земле то, что вы не успели разворовать.
