Чингиз Абдуллаев - Осенний мадригал
— Вы абсолютный пессимист, — возразил Дронго. — А откуда же тогда берутся такие, как убитый Парвиз Самедов? Он, кажется, умел радоваться жизни, встречался со многими женщинами.
— Для него это было своего рода хобби. Вместо наркотиков или игры в карты. Умная женщина никогда бы не стала с ним встречаться. Вы бы видели его пустые глаза. Он двух слов связно сказать не мог, а как только в его присутствии начинали говорить об искусстве или культуре, он сразу исчезал. Хотя считался чуть ли не новым Мольером, писал сатирические пьесы для театра. Я все время удивляюсь уровню наших писателей. Не знать мировой литературы, а чувствовать себя столь амбициозно! Это, наверно, от невежества…
— Не нужно судить столь категорично, — предостерег Дронго. — Значит, Парвиз приставал к вам? Или к супруге Анвера Самедова, своего двоюродного брата?
— Он был непорядочным человеком, — уставшим голосом призналась она, — но меня он не интересовал. Пошляк с повадками шулера. Такой мелкий провинциальный мошенник. Я слишком много читала в молодости, чтобы такой недалекий человек мне мог понравиться. Мой муж был на голову выше его. И я это всегда чувствовала. А все попытки Парвиза приударить за мной решительно отвергала. Он сразу понял, что ему не стоит об этом даже заикаться. Знаете, к какому выводу я пришла? Мужчина чувствует, с какой женщиной ему будет удобно. Он, как охотник, чувствует жертву. Если женщина дает какие-то сигналы, отзывается на его жесты, — значит, она готова сдаться. А если он сразу получает твердый отпор, то понимает бесперспективность дальнейших шагов. Хотя встречаются и особо назойливые типы. Но и здесь все зависит от женщины. Если она допускает мысль о встрече, то мужчина готов удвоить, утроить свои усилия. А если нет — он сразу теряет интерес.
— Он приставал к вам?
— Пытался заигрывать, хотя очень боялся мужа. Все делал достаточно осторожно, под видом дурацких шуточек. Но я сразу поставила его на место. Нет, он понял давно, что у него ничего не получится.
— А с кем получилось?
— Не знаю. Если вы имеете в виду Гюзель, то возможно, но я не уверена. Он ей нравился. Знаете, она училась на филологическом факультете, а он там был своего рода кумиром, известным журналистом, писал сценарии. Я видела, что ей нравились его шутки. Но не более того. В присутствии своих двоюродных братьев он всегда вел себя очень пристойно. Наверно, боялся выдать себя.
— Но они могли встречаться?
Она замолчала. Снова закусила губу. И наконец решительно сказала:
— Возможно, могли. Но я не думаю, что встречались. Он был слишком труслив, а она слишком осторожна. Не знаю, не мне судить.
— Вы не виделись с ней со вчерашнего дня?
— Нет, не виделась. Труп увезли ночью, и сейчас муж пытается получить разрешение, чтобы завтра были похороны. Тело нужно забрать из морга и обмыть в мечети, чтобы затем объявить родственникам о начале похорон.
— Почему она не пришла, как вы думаете?
— Не знаю. Может, ее не пустил Анвер. Может, она сама не захотела. Это было тягостное зрелище. Его мать чуть не умерла от горя. Она сидела на кровати и шаталась из стороны в сторону. Мне было ее так жалко… И жена у него молодая, она сидела в углу и плакала. Хотя я знаю, что они жили в последние годы не очень хорошо.
— Почему?
— Я же говорила — он был увлекающимся человеком.
— А почему у них не было детей? Ведь ему было уже за тридцать?
— Вас и это интересует? — Она вздохнула. — Почему вы не спросили об этом у моего мужа или у его старшего брата?
— Спрашивал, но они не сказали. По-моему, даже обиделись.
— Ну и правильно обиделись! Я вам не должна этого говорить, но могу сказать. Кажется, он серьезно болел, когда был в Москве. Говорят, что у него вообще не будет детей. Именно поэтому мой муж и его старший брат так нервно реагировали на ваши вопросы. Вы же знаете местные традиции: когда у мужчины нет продолжателя рода, это всегда неприятно, а когда у него вообще нет детей, это вообще подозрительно.
Она взглянула на часы и сообщила:
— Мне надо идти к матери. Что вы теперь думаете делать? Вы сможете найти убийцу?
— Вчера ваш супруг запретил мне искать убийцу, а потом следователь посоветовал вообще не заниматься этим делом.
— И что вы решили? Может, убийцу и не нужно искать?
— Думаю, что они не правы. Ведь меня просили приехать именно вы, и я дал вам слово. Телефонного хулигана я уже нашел, значит, мне осталось найти убийцу. Если, конечно, вы этого хотите.
— Не знаю, — призналась она, — может, хочу, а может быть, нет. Хотя, наверно, мне нужно, чтобы вы его нашли. Или ее. Мне так будет спокойнее жить. Вы меня понимаете?
— Вполне.
Она поднялась. Он встал почти одновременно с ней.
— Завтра, наверно, будут похороны, — печально сказала она, — и мы не сможем увидеться.
— А где остались ваши женщины?
— Пока на даче. Завтра утром они приедут в город. Родственники решили, что будет лучше, если женщины приедут только завтра утром.
— Мне нужно поговорить с вашими женщинами. С женой и матерью погибшего, с женой Анвера Самедова и их кухаркой. Это можно устроить?
— Нет, невозможно, — убежденно сказала она. И повторила: — Никак невозможно. Мать Парвиза сейчас в таком состоянии, что с ней лучше не разговаривать. У жены все время истерика. А к своей семье Анвер вас и не подпустит. Не представляю, как вы можете с ними встретиться.
— И тем не менее мне нужно с ними переговорить. Возможно, они видели неизвестного или что-то знают. Я слышал, как Анвер кричал на жену, что она во всем виновата.
— Тогда тем более он не пустит вас в свой дом. Честное слово, я не знаю, как вам помочь. Но если вы все-таки сможете найти убийцу, то постарайтесь это сделать.
— Хорошо, — кивнул он, — постараюсь что-нибудь придумать. Спасибо. — Он протянул ей руку.
— Третий поцелуй за один день — это, по-вашему, слишком много? — спросила она и, не дожидаясь ответа, вдруг притянула его к себе. На этот раз поцелуй был дольше обычного.
— Дайте мне номер вашего мобильника, — попросила она.
Он продиктовал номер.
— До свидания, — прошептала гостья и, повернувшись, вышла из кабинета, уже не оглядываясь.
Дронго устало опустился в кресло. Она ему очень нравилась, но некие врожденные моральные нормы мешали ему назначить следующую встречу. Он опасался и за ее репутацию, и за возможную в дальнейшем связь. Он вообще боялся прочных связей, предпочитая оставаться в одиночестве. И хотя в его жизни существовали Джил и сын, он по-прежнему жил один, возвращаясь в свою московскую квартиру, наполненную тишиной.
— Я просто себялюбивый эгоист, — с горечью констатировал Дронго, — больше думаю о себе, чем о ней. Все мои рассуждения ничего не стоят, потому что она мне нравится, и я обязан был дать ей это понять. А не отдавать инициативу в ее руки.
Он вспомнил о возможной болезни погибшего. Поднявшись, он подошел к телефону. В мире было два города, где он мог легко работать, зная многих людей, занимавших разные должности в различных сферах. Это были Баку и Москва. Он подумал, что может отнести к ним еще и Тбилиси. Его сердце переполняла любовь к Грузии, к ее небольшому народу — гордому, хвастливому, красивому, умевшему нести тяжкое бремя с достоинством, равным их величию.
Подойдя к телефону, Дронго набрал номер главного врача кожного диспансера. Они были старыми знакомыми, и он попросил проверить, не числился ли среди пациентов некий Парвиз Самедов.
— У нас закрытая информация, — сказал главврач, — я не могу рассказывать о больных. Ты должен меня понять.
— Этот человек погиб, — возразил Дронго, — и поэтому ты можешь говорить о нем, не опасаясь разоблачений. Я обещаю не разглашать информацию.
— Я знаю всех известных больных в нашем городе, — признался главврач, — и мне необязательно смотреть в картотеку. Ты, наверно, спрашиваешь об известном журналисте, которого вчера убили на даче его двоюродного брата, заместителя председателя Верховного суда Рагима Самедова?
— Откуда ты все знаешь? — удивился Дронго.
— Все сегодняшние газеты сообщили об убийстве журналиста. Ты разве не читал?
— Не успел. Ты можешь сказать, числился ли он среди твоих пациентов?
— Это было раньше. Где-то в Москве он подцепил сифилис. Ты ведь знаешь наших мужчин — они считают презервативы дурацкой выдумкой и полагаются на свое везение. Можно считать, что и ему повезло, он ведь не подцепил СПИД! Сначала его лечили в Москве, потом в нашем городе — он переехал к нам. Сейчас есть такие лекарства, которые вылечивают сифилис. Но он доверился каким-то шарлатанам, а только потом обратился к нам. Мы его поставили на ноги. Извини, но ничего больше я тебе сказать не смогу.
— И вы его вылечили?
— Почти.
— Что значит «почти»?
— Он практически здоров. Даже более того — у него бывают постоянные позывы к совокуплению. Его сексуальная активность выше, чем у нормальных людей. За исключением одного момента…