Джон ле Карре - Шпион, пришедший с холода. Война в Зазеркалье (сборник)
Здесь они остановились. Женщина вышла из машины, оставив их ждать внутри, и нажала кнопку звонка небольшого бунгало с кремового оттенка стенами, расположившегося почти в самом конце улицы. С портика над крыльцом свисала вывеска из кованого железа с названием «Ле Мираж», выведенным бледно-голубым готическим шрифтом. В одном из окон виднелось объявление, сообщавшее, что все номера заняты.
Дверь открыла добродушная с виду полненькая женщина, которая сразу устремила взгляд мимо водительницы на машину. Ни на секунду не отводя от нее глаз, расплывшись в довольной улыбке, она устремилась к ним по дорожке. Женщина напомнила Лимасу его покойную тетушку, которая однажды крепко отшлепала его за то, что у него постоянно рвались шнурки на ботинках.
– Как же хорошо, что вы приехали! – воскликнула она. – Мы так рады вашему приезду!
Хозяйка пригласила их внутрь бунгало. Кивер пошел первым. Женщина-шофер вернулась в машину. Лимас осмотрел дорогу, по которой они только что приехали: примерно в трехстах ярдах от бунгало был припаркован черный автомобиль – то ли «фиат», то ли «пежо». Из него выбрался наружу мужчина в длинном плаще.
Войдя в холл, хозяйка радушно пожала Лимасу руку.
– Добро пожаловать в «Ле Мираж», милости просим. Как добрались до нас?
– Прекрасно, – ответил Лимас.
– Самолетом или по морю?
– Мы прилетели, – сообщил Кивер. – Превосходный перелет.
Это было сказано так, словно он был по меньшей мере владельцем авиакомпании.
– Я приготовлю для вас обед, – объявила хозяйка. – Что-нибудь особенное. Очень вкусное. У вас есть какие-то пожелания?
«Да какие там, к черту, пожелания», – чуть слышно прошептал Лимас, и в этот момент в дверь позвонили. Женщина мгновенно скрылась в кухне. Дверь открыл Кивер.
На вошедшем был макинтош с кожаными пуговицами. Примерно одного роста с Лимасом, но старше. Лимас дал бы ему лет пятьдесят пять. Лицо жесткое, сероватого оттенка и в глубоких морщинах – в нем проглядывал старый солдат. Незнакомец протянул руку.
– Моя фамилия Петерс, – сказал он. Пальцы у него были тонкие и ухоженные. – Как вы долетели?
– Хорошо, – поспешно ответил Кивер. – Без осложнений.
– Нам с мистером Лимасом нужно многое обсудить, и, как мне кажется, нет больше необходимости тебя задерживать, Сэм. Можешь воспользоваться «фольксвагеном», чтобы вернуться в город.
Кивер улыбнулся. В его улыбке Лимас отчетливо заметил облегчение.
– До свидания, Лимас, – сказал Кивер почти весело. – Удачи, старина.
Лимас кивнул, но сделал вид, что не заметил протянутой на прощание руки.
– До встречи, – повторил Кивер и выскользнул в дверь.
Лимас последовал за Петерсом в комнату где-то в задней части дома. На окнах висели плотные кружевные шторы, все в бахроме и оборках. На широком подоконнике стояли горшки с растениями: большими кактусами, табачным кустом и еще каким-то необычным деревом с широкими, словно прорезиненными листьями. Мебель выглядела тяжеловесным псевдоантиквариатом. В центре комнаты располагался стол с двумя резными креслами. Стол был накрыт ржавого оттенка скатертью, больше напоминавшей ковер; перед каждым из кресел лежали блокнот и карандаш. В буфете приготовили виски и содовую. Петерс сразу же смешал им по стакану.
– Послушайте, – внезапно сказал Лимас, – с этого момента я могу обходиться без излишних любезностей с вашей стороны. Вы поняли, что я имею в виду? Мы оба знаем свое место: оба профессионалы. Перед вами платный перебежчик – так пользуйтесь им. Но, бога ради, не надо делать вид, что я вам так уж нравлюсь. – Его голос прозвучал нервно и несколько неуверенно.
Петерс кивнул.
– Кивер предупредил меня, что вы человек с гонором, – спокойно ответил он и добавил без тени улыбки: – Иначе с чего бы вам избивать ни в чем не повинного лавочника?
Лимас предположил, что он русский, хотя полной уверенности у него не было. По-английски тот говорил почти безупречно, а его манеры и замашки выдавали человека, давно привыкшего к комфорту жизни на Западе.
Они уселись за стол.
– Кивер сообщил, сколько я собираюсь вам заплатить? – поинтересовался Петерс.
– Да, пятнадцать тысяч фунтов через банк в Берне.
– Верно.
– Но он сказал также, что в течение следующего года у вас могут возникнуть дополнительные вопросы, за ответы на которые меня будет ждать вознаграждение еще в пять тысяч.
Петерс кивнул.
– Вот с этим условием я не согласен, – продолжал Лимас. – Вы не хуже меня знаете, что из этой затеи ничего не выйдет. Я хочу получить свои пятнадцать тысяч и на этом закончить. Вы жестоко расправляетесь с предателями, но и мои коллеги поступают так же. А потому я не собираюсь просиживать жопу в Санкт-Морице, пока вы будете вылавливать агентуру, которую я вам выдам. У нас в контрразведке дураков не держат: они будут знать, кого им искать. Кстати, они, быть может, уже идут по моему следу, чего опасаемся мы оба.
Петерс снова кивнул.
– Но вы же всегда можете перебраться туда, где… где будете в полной безопасности. Разве нет?
– За «железный занавес»?
– Хотя бы.
Лимас помотал головой и возразил:
– Не стоит хлопот. По моим прикидкам, вам понадобится дня три на предварительные допросы. Потом вы свяжетесь со своим начальством, чтобы получить дальнейшие подробные инструкции.
– Совершенно не обязательно, – вставил Петерс.
Лимас посмотрел на него с любопытством.
– Ах, вот даже как, – сказал он. – Значит, ко мне прислали настоящего эксперта. Или Центр в Москве к этому не причастен?
Петерс промолчал. Он лишь всматривался в Лимаса, словно изучая его. Но потом взялся за карандаш, лежавший перед ним, и предложил:
– Не начать ли нам с вашей службы в годы войны?
Лимас пожал плечами:
– Выбор за вами.
– Вот именно. А потому начнем с вашей военной истории. Начинайте рассказывать.
– Я записался добровольцем в саперы в 1939 году. Мой курс подготовки перед отправкой на фронт как раз заканчивался, когда пришло сообщение, что требуются люди, владеющие иностранными языками, для особых заданий за рубежом. Я свободно владел немецким, голландским, достаточно бегло говорил по-французски, а солдатчина мне к тому времени успела изрядно наскучить. И я подал заявление. Голландию я успел изучить хорошо. Мой отец торговал станками в Лейдене, где я прожил девять лет. После обычного в таких случаях собеседования меня отправили в разведшколу рядом с Оксфордом, где обучили всем приемам из своего обезьяньего арсенала.
– Кто возглавлял тренировочный центр?
– Об этом я узнал только значительно позже. Меня познакомили со Стидом-Эспри и оксфордским ученым по фамилии Филдинг. Они и руководили обучением. В сорок первом меня забросили в Голландию, где я провел без малого два года. В те дни мы теряли агентов быстрее, чем успевали вербовать, – это была настоящая бойня. Голландия – сложная страна для такого рода деятельности. При здешнем рельефе местности нет ни одного укромного уголка, где можно было бы разместить свою штаб-квартиру или установить стационарную радиоантенну. Приходилось непрерывно перемещаться, все делать на ходу. Словом, потери мы несли огромные. В сорок третьем меня отозвали, пару месяцев я провел в Англии, а потом перебрался в Норвегию. После Голландии работа там показалась приятным пикником. В сорок пятом со мной произвели окончательный расчет, и я вернулся сюда, в Голландию, чтобы попытаться восстановить прежнюю фирму отца. Но ничего не вышло, и тогда мы с одним старым приятелем открыли агентство путешествий и туризма в Бристоле. Продержались полтора года, а потом вынуждены были продать дело. И вдруг я совершенно неожиданно получил письмо из своего прежнего министерства с предложением вернуться на службу. Но только мне тогда казалось, что я досыта наелся разведкой, а потому я попросил время на размышление и арендовал коттедж на острове Ланди. Прожил там год, созерцая собственный пуп, понял, что мне скучно, и сам с ними связался. В конце сорок пятого меня снова зачислили на довольствие. Но разумеется, прерванный стаж означал неполную пенсию, и меня ждал не слишком теплый прием. Я говорю не слишком быстро для вас?
– Нисколько, – ответил Петерс, наливая ему еще виски, – но мы непременно вернемся ко всему этому, чтобы уточнить имена и даты.
В дверь постучали, и вошла та же особа. Она принесла обещанный обед – огромный поднос с супницей и блюдом холодного мяса с хлебом. Петерс отложил записи в сторону, и они молча поели. Так начался первый допрос.
* * *
Когда с ленчем было покончено, Петерс продолжил:
– Итак, вы вернулись в Цирк.
– Да. На первое время меня усадили за конторскую работу, и я разбирал донесения, составлял аналитические справки о военной мощи стран за «железным занавесом», отслеживал перемещения войск и занимался прочей бумажной работой.
