Чингиз Абдуллаев - Измена в имени твоем
Разговор состоялся в гостиной, куда она вошла, едва приехав после работы.
— Вот твои ответы для Далглиша, — спокойно сказала Элоиза, — можешь передать ему.
— Спасибо, недовольно сказал он, вспомнив об их предыдущей ссоре. Раньше он быстро забирал эти материалы, теперь равнодушно положил на стол, рядом с собой.
От нее не укрылось его состояние. Она прошла в свою комнату, переоделась и вышла к нему в гостиную.
— Тебя уже не так интересуют эти материалы? — спросила ядовито.
— С чего ты взяла?
— Вижу твое отношение. Кстати, обманывать меня необязательно. Я проверила через пограничную службу. После ноября прошлого года Алан Далглиш не въезжал в Германию. Я сделала запрос и получила ответ. Так что твоя ложь была ни к чему.
— Ты послала запрос? — вскочил Герлих.
— Конечно. Я еще тогда обратила внимание, как резко изменился стиль вопросов. Но посчитала, что Далглиша стали интересовать другие проблемы. И только теперь поняла: никакого Далглиша нет уже целый год, и все вопросы ты составляешь сам.
— Ты ошибаешься, — он еще попробовал защищаться.
— Я рассказала тебе о визите французского министра обороны. Но в последний момент визит был отложен. Ты тогда плохо себя чувствовал и не смотрел телевизор. А среди вопросов, которые ты мне дал, был вопрос и о визите французского министра. Я тогда очень удивилась. Ведь любой человек, представляющий солидную службу. Должен был знать о том, что визит французского министра отложен. Об этом не знал только один человек. И это был ты, Зепп. Кому нужны мои материалы, Зепп? На кого ты работаешь?
Он молчал. Возражать было глупо. Он просто не знал. Что именно можно сказать. Привычной помощи психологов не было.
— Я жду ответа, — терпеливо напомнила супруга.
Он посмотрел на нее и вышел из гостиной. Через несколько секунд хлопнула входная дверь.
В этот вечер он вернулся домой непривычно поздно. Но, войдя в дом, обнаружил, что Элоиза не спит. Она сидела в кресле, в гостиной. Муж вошел и сел напротив нее.
Молчание длилось долго. Наконец он сказал:
— Я не отправлял твоих сообщений, Элоиза. Целый год никому не отправлял. Просто собирал их.
— Я об этом догадалась, — честно призналась она. — Далглиш никогда не работал на ЦРУ, правильно?
— Да.
— На кого он работал?
— На восточных немцев.
— Ты тоже.
— Да.
Слова падали словно в гулкую тишину. Падали и уходили куда-то вниз, не создавая привычного эха.
— Тебя завербовал Далглиш?
— Нет.
Элоиза не решалась задавать следующий вопрос, но он сам помог ей, придя на помощь.
— Я был сотрудником их разведки, Элоиза. Полковником восточногерманской разведки.
Она молчала. Не решаясь задать еще один, последний, самый важный вопрос. Ситуация была такая. Словно оба супруга держали огромный стеклянный чан, наполненный водой. Достаточно было шевельнуться одному из них, чтобы в чане сместился центр тяжести и он обрушился на них всей своей массой.
И первым шевельнулся сам Зепп Герлих. Ему просто надоело постоянное варенье, эти унизительные разговоры, эта жизнь нахлебника при деловой женщине. После распада ГДР он перестал получать и свои деньги, а оставшиеся на счетах марки уже не мог выдавать, как прежде, за деньги, получаемые от Далглиша. А может, поводом явилась просто лишняя стопка вина, выпитая в соседнем баре.
— Меня прислали специально, — сказал он, глядя в глаза женщине, — специально, чтобы я женился именно на тебе. Им нужны были твои донесения, Элоиза. Твои агентурные донесения.
Женщина вскрикнула, поднесла руки к лицу, словно защищаясь от ужасной вести. Первый раз за несколько лет она выглядела растерянной, не знала, как именно ей поступить.
И лишь затем медленно поднялась и вышла из комнаты. «Вот и все, — неожиданно облегченно подумал Зепп Герлих, — уже завтра она расскажет обо всем на работе. И уже завтра за мной приедут из федеральной контрразведки. Может, это и к лучшему. Может, так все и должно быть».
В эту ночь он спал в своем кабинете. На следующее утро она уехала раньше, чем он проснулся.
Проснувшись позже обычного, Зепп Герлих тщательно побрился и стал ждать, когда за ним приедут.
Но ждать пришлось долго. Практически весь день. К четырем часам вечера, почувствовав, что проголодался, он поехал на своем автомобиле в соседний ресторан, где обычно ужинал с Элоизой. Увидевший его хозяин ресторанчика привычно кивнул, любезно осведомляясь о здоровье супруги.
Герлих пробормотал нечто невразумительное и отправился обедать. В этот день еда, казалось, не имела вкуса. После обеда он вышел из ресторана, даже не поблагодарив владельца, и сел в автомобиль.
Возвращение было особенно тягостным. Но он мужественно ехал домой, решив никуда не уезжать, чтобы не причинять Элоизе дополнительных неприятностей. Почти рядом с домом он увидел полицейскую машину.
«Все правильно», — обречено подумал он.
Полицейский поднял руку.
Герлих мягко затормозил. Увидев знакомого инспектора, даже не улыбнулся.
Инспектор подошел к нему и, улыбаясь, сказал:
— Добрый вечер, герр Герлих. За поворотом, чуть дальше вашего дома, скоро начнутся дорожные работы. Будьте осторожны, когда поедете в ту сторону.
— Спасибо, — сказал он ошеломленно и долго ждал, пока полицейский отойдет к своему автомобилю.
Машина Элоизы уже стояла у дома. Она почему-то не стала въезжать в гараж. Он припарковал свою машину рядом и вошел в дом.
Элоиза ждала его в гостиной. На ней был темно-зеленый костюм, который они купили во время свадебного путешествия в Испании. Он помнил, когда они его покупали. Очевидно, помнила и она.
— Зепп Герлих, — начала она безо всяких предисловий, — почему ты не сбежал сегодня днем? Ведь я уехала на весь день?
— А я не думал бежать, — угрюмо сказал он. — А сейчас я обедал у Мартина. И до этого весь день сидел дома.
— Я знаю. Я всегда чувствую, как долго ты находишься дома. Ты ушел из дома полчаса назад, как раз до моего прихода.
— Я же тебе сказал.
— Я весь день думала о наших отношениях.
— И к чему ты пришла?
— Мне тебя жаль, Зепп. Мне тебя очень жалко. Ты был вынужден познакомиться с нелюбимой женщиной, жить с ней, спать с ней, изображать влюбленного мужчину. И все ради того, чтобы получить эти паршивые агентурные данные. Мне тебя жаль, Зепп Герлих. Ты принес неслыханные жертвы.
— Не говори так, — зло сказал он, — ты ничего не знаешь.
— Я теперь знаю все.
— Мне казалось, что ты захочешь поделиться этим знанием еще с кем-нибудь, — пожал он плечами.
Она изумленно уставилась на него.
— Так вот почему ты весь день сидел дома! Ты решил, что я сдам тебя полиции.
Он молчал.
— Ты так ничего и не понял, бедный Зепп, — она подошла к нему совсем близко, — это ведь ты столько лет играл со мной, притворяясь, что я тебе нравлюсь. Ты играл, а я нет. Ты мне действительно нравился, очень нравился. Хотя довольно быстро я поняла, что Рильке ты любишь не так сильно, как я поначалу считала.
Он по— прежнему молчал.
— Как ты плохо обо мне думаешь, — грустно сказала она, — я никогда не могла бы сделать такого, Зепп. Ты мой муж. Пусть и не любящий меня, пусть и женившийся на мне из-за своих планов. Но ты мой супруг. А я еще пока твоя жена. Если хочешь, можешь уходить. Если тебе нужно, мы разведемся.
Он изумленно смотрел на нее.
— И, наконец, самое главное, Зепп, — сказала она в заключение, — сегодня день нашей свадьбы. Кажется, раньше ты помнил об этом. Давай на один вечер забудем обо всем. Я тебя приглашаю.
И вот тогда он не выдержал. Он бросился к ней и стал целовать это знакомое, ставшее таким родным и близким, по-прежнему некрасивое лицо жены, ставшей для него в эту минуту самой желанной женщиной на свете.
По взаимной договоренности они больше не говорили о его прежней жизни. А ночью в постели, когда она склонилась над ним, он вдруг услышал ее прерывистый шепот:
— Я люблю тебя, Зепп. И всегда любила. Я не хочу знать, зачем ты женился на мне и кому были нужны эти сведения. Я делала все ради тебя. Ради тебя одного.
И только тогда ошеломленный и взволнованный Зепп Герлих понял всю свою силу любви своей супруги. Но понимание этого факта стало началом конца.
С этого дня каждое ее слово, каждое прикосновение, каждый любящий взгляд были напоминанием о том, каким подлецом был он сам. И хотя Элоиза старалась делать все, чтобы не вспоминать более о случившемся, это невольно прорывалось, все время всплывало. Долго так продолжаться не могло.
В один из таких дней, когда Элоиза уехала к своей матери, оставив ему, как обычно, теплое письмо на прощание, он почувствовал, что более не способен вести подобную жизнь.
В этот день он долго сидел за письменным столом, пытаясь осмыслить свою жизнь. Перед ним лежал чистый лист бумаги. Он считал, что просто обязан написать письмо Элоизе перед своим уходом. Но, продумав весь день, он так ничего и не написал, кроме одного слова.
