Чингиз Абдуллаев - В ожидании апокалипсиса

И каждый знал, сколь дорогая цена может быть заплачена за любую неудачу.

Игра, которую предлагала российская разведка, была грандиозным блефом, рассчитанным на десятилетия вперед. Проиграв «третью мировую» войну, бывшая советская, теперь российская разведка начала широкомасштабную подготовку к «четвертой мировой». Практика показывала, что побежденные, горящие желанием взять реванш, всегда готовятся лучше, чем победители. Победа расслабляет и притупляет бдительность. Поражение дает необходимый заряд злой энергии и вдохновения. Понимая, что на данном этапе противостоять ЦРУ в мировом масштабе невозможно, бывший КГБ, а ныне Российское управление внешней разведки решило подготовить ответный, еще более сильный удар.

Сотни агентов Востока начали переходить на сторону победителя. Среди них были и дезинформаторы. Десятки агентов изъявляли желание работать на западные спецслужбы, среди которых были свои «бомбы замедленного действия».

Эти люди долгие годы, даже десятилетия будут работать как дисциплинированные и самоотверженные сотрудники. Их будут проверять ежегодно, ежемесячно, ежедневно. Однако ничего подозрительного обнаружить не удастся. И тогда, в один прекрасный день, они начнут действовать по приказу Центра. Этот час их подключения может наступить через десять лет, может — через двадцать. А может, никогда и не наступить. Тем не менее все они «двойные агенты», подготовленные к этому дню «X».

Уступая территорию Восточной Европы противникам, бывший КГБ оставлял ее густо напичканной своей агентурой, работавшей на прежних идеалах. В республиках бывшего Советского Союза вообще сохранялась вся агентура и те «люди влияния», которых можно было восстановить в течение одного-двух дней.

Грандиозно задуманная операция держалась на нескольких ключевых опорах. Одной из них должен стать предполагаемый арест Дронго. Слишком тщательно готовилась эта сдача, чтобы теперь срывать всю операцию. Дронго еще не знал подробностей случившегося в Париже, но понимал: раз Мария применила оружие, это был ее последний шанс уйти от преследования. Однако своим выстрелом Мария окончательно поставила все точки над «i». Теперь ее дочери сообщат, что мать погибла во время извержения вулкана или провалилась в пещеру. Останки Марии Грот, или как там ее по-настоящему зовут, торжественно похоронят на кладбище, а «сослуживцы-геологи», подобранные из сотрудников КГБ, расскажут о ней несколько красивых историй. И все будет кончено… Несмотря на весь трагизм положения, Дронго не представлял себе, как сможет выстрелить в женщину. Просто не представлял.

Задумавшись, он не заметил, что проехал Центральный вокзал. К нему подошел коротко остриженный молодой парень с лиловыми волосами и лезвием, висящим на левом ухе.

— Вы пропустили свою станцию, — тихо, но выразительно проговорил он, — сойдите на следующей.

Дронго кивнул. Через десять минут он вышел на Северном вокзале Брюсселя, куда прибывал поезд из Амстердама. Сев в метро, еще работавшее так поздно, он доехал до Центрального вокзала. Слева от касс находилась камера хранения. Он подошел туда, протягивая квитанцию. Ему выдали небольшой чемодан. В гостиницу он поехал на такси, остановив машину перед зданием вокзала. Увидев его, портье — молодая девушка — вежливо улыбнулась. Дронго кивнул ей, называя свой номер. В лифте он поднимался в одиночестве. Его номер был прямо у выхода из коридора. Он открыл дверь и вошел. Благодаря отдернутым занавесям в комнате было достаточно светло. На стуле сидела Мария Грот.

Дмитрий Алексеевич:

— И тогда все начали понимать — мы проигрываем свою войну. Наша экономика была на грани краха, природные ресурсы, которыми мы так успешно торговали в семидесятые годы, уже не приносили ожидаемой прибыли. Конца оставалось ждать недолго. Собственно, все разговоры о том, что Горбачев пошел на изменения самостоятельно — решил начать перестройку, — блеф. К тому времени КГБ давал полную и объективную картину происходящего в стране. Видя отставание СССР от США, об этом задумался еще Юрий Андропов, отчасти пытаясь вернуться к добрежневским временам, укрепляя дисциплину и порядок на производстве. Его реформы, если бы они состоялись, могли как-то спасти нашу экономику, но не более того. Андропов, как вы знаете, не успел. Черненко вообще не хотел никаких изменений. Горбачев был вынужден продолжить реформы Андропова. Он тоже пытался укреплять дисциплину, порядок, говорил о повышении эффективности труда, провел антиалкогольную кампанию, начал борьбу против нетрудовых доходов. Вскоре стало ясно, что все его реформы буксуют. Проблема заключалась в неэффективности нашего труда. Людей, привыкших трудиться кое-как, невозможно было заставить работать, даже за хорошую зарплату. Страна и весь социалистический лагерь Восточной Европы нуждались в кардинальных политических реформах. Аналитики КГБ подготовили доклад на семидесяти двух страницах. Совершенно секретный доклад в Политбюро ЦК КПСС. Нужны были изменения в политической структуре общества, считали профессионалы КГБ. Горбачев внимательно прочел доклад и согласился. В 1987 — 1988 годах мы проводили особенно интенсивную работу, готовили людей во всех республиках к последующим событиям.

Дронго:

— Почему не был принят во внимание китайский опыт?

Дмитрий Алексеевич:

— Это в корне неверный подход. То, что удается в азиатских странах, невозможно механически перенести на запад. Сначала Япония, затем Южная Корея, Сингапур, Гонконг, наконец, Китай. Другой менталитет, совсем другие ценности. Если хотите, коллективистские начала генетически заложены там намного глубже, чем в Европе. Кроме того, способность к самоотречению, лишениям во имя блага и процветания нации. Кстати, Северная Корея тоже живет совсем неплохо, если сравнить с нынешним уровнем развития стран СНГ.

Политические реформы начались с Польши. Уже к концу восьмидесятых стало видно: ПОРП не удержится у власти. Ярузельский оказался трезвым прагматиком. Он пошел на диалог с оппозицией. В 1989 году там победила на выборах «Солидарность». Тогда мы не вмешались. И процесс начал стремительно развиваться. Кстати, именно в те дни, летом восемьдесят девятого, в Пекине давили танками студентов. С этого момента наши пути разошлись.

"Бархатная революция» в Чехословакии, когда мы заняли позицию, если хотите, активного невмешательства, привела к власти Вацлава Гавела.

В ГДР по нашей рекомендации не были введены танки, и мы не использовали наши войска. Дважды руководители Восточной Германии просили помощь у командования Западной группы войск, у советского руководства. И дважды мы им отказывали. Танки остались в ангарах, и Берлинская стена пала. Германия стала единой. Затем наступила очередь Румынии и Болгарии.

Дронго:

— Вы хотите сказать, что сознательно разваливали блок социалистических государств в Восточной Европе? Но это абсурд. Выходит, вы делали то, чего не смогло сделать ЦРУ.

Дмитрий Алексеевич:

— Не горячитесь, мы просчитывали все варианты. Уже в 1987 году нам было ясно: режимы в этих странах скоро рухнут, и никакими войсками их не удержать. Потом наступил черед Советского Союза.

Дронго:

— Только не говорите, что КГБ развалил Советский Союз. У меня может сложиться не правильное впечатление о вашей организации.

Дмитрий Алексеевич:

— Перестаньте шутить. Мы делали все, чтобы развал страны не произошел. Однако не все зависит от нашей воли. Вы знаете принцип дзюдо: сделай вид, что поддаешься, а потом, падая, увлеки за собой соперника. В результате ты можешь оказаться сверху.

В КГБ умели просчитывать развитие событий. Танки в Тбилиси, Вильнюсе, Баку — это была буффонада армии, солдафонов, считавших, что все можно решить силой. Кстати, подобной авантюрой можно считать и ГКЧП. Мы предупреждали Крючкова, но он нас не послушался:

Именно в этот период мы тщательно готовили свою агентуру повсюду в странах Восточной Европы и в республиках Советского Союза. Вы никогда не думали, почему, например, в литовском «Саюдисе» обнаружилось так много агентов КГБ?

Дронго:

— Я примерно представляю, как вы умеете работать.

Дмитрий Алексеевич:

— Вот именно. В восьмидесятые годы мы нашпиговали своей агентурой вое национальные движения, все оппозиционные КПСС партии. И наконец, в 1990 году начали работу в рядах самой партии. Как вам известно, специальным циркуляром КГБ нам запрещалось вербовать свою агентуру и вести работу среди партийных работников. На них было наложено строгое табу — от инструкторов райкомов до секретарей ЦК КПСС. Однако мы видели, что партия фактически разваливается на несколько самостоятельных организаций. Уже тогда на свой страх и риск мы вели наблюдение и подключали свою агентуру к наиболее опасным, на наш взгляд, людям в ЦК КПСС — Александру Яковлеву и Борису Ельцину. Кроме того, без ведома Горбачева, но с согласия некоторых руководителей партии мы создавали коммерческие структуры, передавая туда десятки и сотни миллионов рублей. По старым ценам, разумеется. Деньги вывозились в Швейцарию, Финляндию, Люксембург, переводились на счета наших друзей в зарубежных банках. Об этом знали двое последних управляющих делами ЦК КПСС — Павлов и Кручина.