Вадим Кожевников - Щит и меч. Книга первая
6
Однажды в пасмурный, дождливый день, случайно проходя мимо бюро по найму прислуги, Вайс встретил баронессу, соседку Генриха по купе. Она приехала в пароконной коляске из замка, ранее принадлежавшего польскому роду и отданного теперь ей в собственность генерал-губернаторством взамен оставленного в Латвии небольшого имения.
Баронесса была чем-то расстроена, похудела, морщины на ее лице углубились, кожа повисла складками. Одета она была в меха и небрежно ступала по лужам в своих замшевых туфлях с перламутровыми пряжками.
Баронесса с первых же слов разоткровенничалась. Должно быть, она чувствовала себя одинокой здесь и рада была увидеть знакомое лицо.
Узнав теперь, что Вайс был не просто шофером Шварцкопфа, а как бы военным чином, и что хозяин его — важная персона, она окончательно прониклась к нему доверием. Среди прочей болтовни она поведала Вайсу о своих тревогах. Она подозревает, что у бывших владельцев замка есть родственная ветвь в Англии и это может ей повредить впоследствии. В сущности, она не одобряет конфискации имущества у польской аристократии, и хотя славянство — низшая раса, к древним родам расовый принцип неприменим. И если некоторые польские аристократы фрондируют сейчас своим патриотизмом, то это не представляет опасности для рейха. Это вполне благоразумный патриотизм. А вот надежды польских мужиков на Россию — это опасно...
На прощание баронесса милостиво пригласила Иоганна в замок и пообещала, что управляющий угостит его хорошим обедом.
После пирушки в ресторане Вайс заметил, что его дружеские отношения с Келлером, Брудером и Циммерманом затруднили общение с рядовыми работниками гаража. И это было ему очень горько.
Вначале они чуждались Вайса и говорили только то, что было необходимым по ходу работы.
Но потом, как это всегда бывает, труд сблизил их с Вайсом. Люди труда проникаются доверием к человеку, если видят в его рабочих повадках подлинное мастерство.
Вайс знал термитную и газовую сварку, умел определить марку стали по излому, с точностью лекальщика отшлифовать деталь, и эти универсальные знания удивляли немецких рабочих, восхищали их, хотя вначале они не подавали виду.
Многому Белов научился на заводе, где работал и отец, но большую часть своего умения он обрел в институтской лаборатории, где занимался в студенческом научном кружке под руководством академика Линева.
Сначала из немногословных реплик Вайс узнал, что Венер — участник первой мировой войны, был тяжело ранен на Восточном фронте и какой-то русский солдат, тоже раненый, полегче, взял его в плен, повел, а потом, после того как покурили, сидя в осыпавшемся окопе, махнул рукой и ушел, забрав только винтовку Венера.
Вайс сказал:
— Значит, среди русских попадаются хорошие люди. Но этот, наверное, не был большевиком.
Венер долго не отвечал, будто увлеченный работой, потом спросил:
— Ты не знаешь, какое правительство предложило нам тогда мир?
— Кажется большевики.
— Кто же тогда был тот солдат, который меня отпустил?
Вольф Винц, низкорослый, широкоплечий, сутулый, со сломанным носом, долго не шел на откровенные разговоры.
Но однажды вечером, когда они вдвоем остались в гараже, Винц спросил Иоганна:
— Вот ты, молодой и ловкий малый, почему работаешь, как мы, а не в СС, не в гестапо, — вот где такому парню лестница вверх.
— А ты почему по ней не лезешь?
— Я рабочий.
— И тебе это нравится — быть рабочим?
— Да, — сказал Винц. — Нравится.
— А где нос перешиб, на работе?
— Да, — сказал Винц, — на работе. Неаккуратно вправляли мозги, вот и поломали.
— Кто?
— Да уж кому положено.
— Понятно, — сказал Вайс.
— Что именно?
— Смелый ты парень.
— Это потому, что такое говорю? — Винц усмехнулся. — Не видел ты, значит, настоящих смелых ребят.
— Да, я не был на фронте, — нарочно снаивничал Иоганн.
— Они не на фронте.
— А где?
— В гестапо!
— Да, ребята там крепкие, — сказал Иоганн, внимательно глядя на Винца, и добавил с улыбкой: — Ты ведь это хотел сказать.
Винц тоже улыбнулся и похвалил:
— А ты действительно ловкий парень, не из тех, кто плюет товарищу под ноги.
— И ты не из таких.
— Правильно, — согласился Винц. — Угадал в самую точку.
Иногда Вайс после работы заходил со своими напарниками в пивнушку, где они чинно, неторопливо отхлебывали пиво из больших кружек и вели разговоры о своих семьях, вспоминали о доме, читали полученные письма.
Однажды Иоганн спросил, будет ли война с Россией.
Венер ответил загадочно:
— Бисмарк, во всяком случае не советовал.
Винц сказал:
— А он плевать хотел на твоего Бисмарка. Возьмет и прикажет, сегодня или завтра прикажет.
— А будет еще послезавтра, — уклончиво сказал Венер.
— И что тогда? — допытывался Винц. — Что послезавтра будет?
— Может ты хочешь, чтобы я встал и начал орать на всю пивную то, что будет? — рассердился Венер.
Винц, внимательно глядя на Иоганна, поднял кружку:
— Будь здоров! — И выпил до дна.
Иоганн тоже выпил до дна, но счел нужным заявить на всякий случай:
— За тебя и за нашего фюрера.
— Ох и ловкий ты парень! — сказал Винц. — Тебе бы в цирке работать.
Уважение рабочих гаража Вайс приобрел благодаря своему умению спокойно, без лишних разговоров выполнять сложную техническую работу по ремонту машин. Вместе с Винцем и Венером он восстановил разбитую передвижную электростанцию, смонтированную на кузове грузовика с мощным дизельным двигателем.
Сдавая отремонтированную электростанцию военному инженеру, Вайс удостоился не только похвал, но и денежной награды.
Вечером в той же пивной он разделил деньги между своими напарниками.
Венер и Винц заказали свои обычные большие кружки пива и, как всегда, чинно, протяжно отхлебывали маленькими глотками, заглатывая напиток вместе с горьким дымом сигарет. Но когда вышли на улицу — оба они, явно не сговариваясь заранее, запротестовали, требуя, чтобы Иоганн взял себе большую долю из полученных денег.
— Но почему? — спросил Вайс.
— Знаешь, парень, — строго сказал Венер, — ты у себя в Прибалтике нанюхался социализма. А у нас здесь совсем другой запах.
— Дерьмом воняет, — объяснил Винц. — И ты еще к нему не принюхался.
— Ну, вот что, — сказал Иоганн. — Мой нос сам мне скажет, где чем пахнет, а вы катитесь.
— Значит, не возьмешь свои деньги?
— Вот что, — сказал Иоганн, — ничего я вам не давал. А только заплатил.
Заплатил, понятно?
— Так много?
— А это — мое дело. Я хозяин, я плачу.
— Значит, ты из этих, кто хозяева?
— Да, — сказал Иоганн, — именно из этих.
— Значит, не возьмешь?
— Нет.
Они долго молча шли по темной, с погасшими фонарями улице. И вдруг Винц с силой хлопнул по спине Вайса и сказал:
— А ты, Иоганн, настоящий немецкий рабочий парень, таких у нас в Руре было когда-то немало.
— В Гамбурге тоже, — добавил Венер.
И впервые за все это время Иоганн испытал искреннюю радость оттого, что его признали немцем...
Постепенно Иоганн убедился, что чем выше положение того или иного лица, тем меньше оно расположено к откровенности. Пропорционально занимаемой должности увеличивается тайный контроль за ним. Чем значительнее персона, тем длиннее хвост агентуры. И этот хвост может захлестнуть Иоганна петлей, если он, еще недостаточно защищенный, будет в нее соваться.
Наблюдая и размышляя, Вайс установил для себя любопытную и очень полезную истину: чем выше занимаемая должность, тем высокомерней обладатель ее относится к подчиненным и тем строже требует соблюдения тайны различного рода информаций. Но высокомерие, проявляемое к ближайшим подчиненным, в отношении мелких служащих приобретает зачастую характер пренебрежения к ним. И подобно тому, как немецкий генерал никогда не позволит себе выйти к офицеру без кителя, а перед солдатом не считает неприличным расхаживать в нижнем белье, так и высшие чины в присутствии низших служащих не слишком строго соблюдают правила сохранения служебной тайны.
В служебной системе, где старшие зачастую передоверяют младшим свою работу, в тщательно продуманной и безукоризненной схеме имелись точечные организмы, которые, будучи по своему положению низшими чинами, выполняли ответственную работу.
Эти "организмы" готовили отчеты, донесения, сводки, доклады. Все они были людьми большей частью образованными, готовыми безотказно трудиться в тылу, считая высшим благом уже одно то, что их не посылали на фронт.
Вот с такими служащими-солдатами Вайс стремился сблизиться. Но пока не знал как.
И еще. В оккупированной Польше немецкие офицеры не только упивались сознанием своего всевластия, но и стремились обставить пребывание здесь с наибольшим комфортом. Даже недавние кадеты из бюргерских семей, приученные с детства к скудному домашнему обиходу, обзавелись тут прислугой и превращали своих денщиков в лакеев. И чем выше занимал должность офицер, тем больше людей его обслуживало.
