Юрий Слепухин - Частный случай
Векслер облегченно захохотал.
— А ведь верно! Ну, пятак твою распростак, и память же у тебя, что значит — литератор… А то я уж думаю — неужто на меня тут так косо смотрят, с подозрением; я ведь, Вадик, просто откровенен с тобой, вот и выбалтываю, что на языке. И насчет печатания на Западе, мне эта мысль вот только что в голову пришла, но, ей-богу, почему так уж сразу от нее открещиваться? Ты, кстати, не думай, что я какую-нибудь антисоветчину имею в виду, — добавил он, посерьезнев, — там в этом товаре давно уже никто не нуждается по одной простой причине: предложение превышает спрос. У нас этой антисоветчины столько уже опубликовано, что до конца века не хватит перечитать. Да и кому это нужно? Иностранцам неинтересно, они своими делами заняты, а русский тамошний читатель все это уже наизусть знает: и про репрессии, и про коммуналки, все это уже вот так обрыдло… А вот такое, как пишешь ты, — это может заинтересовать, такое всегда интересует, понимаешь, потому что это жизнь, обычная российская жизнь, не процеженная, не профильтрованная, а такая, как есть. Конечно, тамошний читатель — это не здешний, я не сравниваю масштабы, там все мелковато, — ну эмиграция, сам понимаешь. Но, как говорится, на безрыбье — верно? Да и потом, учти другое — напечатаешься где-нибудь, это значит, что тебя почти наверняка и в эфир дадут, у нас литературные передачи идут регулярно, а это уже слушатель здешний, массовый, это уже миллионы…
— Во-во, — покивал Вадим. — А потом меня за шиворот — и пожалте бриться.
— Не всех же за шиворот берут. Могу с ходу назвать два-три имени — и там опубликованы, и здесь вполне благоденствуют…
— Ну, мне рассчитывать на подобное благоденствие не приходится, не той я породы. Я скорее из тех Макаров, на которых шишки валятся, даже если ни одной сосны поблизости нет.
— Смотри, конечно, Вадик, дело твое… Я как-то всегда считал, что искусство — вообще занятие не для робких. Может, и ошибаюсь, я ведь что? — профан, со стороны наблюдаю… Но писатель, мне кажется, должен уметь плыть против течения. И поступать так, как считает правильным… без оглядки на обывателей. Ну что, может, все-таки зайдем ко мне, посидим? И бутылка найдется, выпить на дорогу… Как это говорится — посошок?
— Нет, Саша, спасибо, как раз нить мне сегодня противопоказано. Я себя в этом смысле немного знаю — когда настроение муторное, нельзя мне. А то не остановлюсь, у меня наследственность поганая. Так что давай уж воздержимся.
— Воздержимся, — согласился Векслер. — Я, кстати, тоже вполне свободно без этого обхожусь, за компанию могу выпить порядочно, но иногда так даже лучше по-трезвому. А насчет нашего разговора не бери себе в голову, я тебя уговаривать не собирался, просто внес деловое предложение. Кстати, оно вполне реально. Поразмысли на досуге, а летом тут должен появиться один мой знакомый — может, он тебя разыщет через Жанну. Если к тому времени начнешь печататься здесь — что ж, тем лучше, тогда вопрос сам собой отпадает… Кстати, у меня для тебя маленький прощальный презент — на, держи, будешь там у себя в лесу слушать.
Векслер достал из кармана пальто и вложил ему в руку маленький — не больше двух пачек сигарет — и такой же плоский прямоугольный предмет в кожаном футлярчике.
— Что это? — удивленно спросил Вадим.
— Приемник, что же еще. Ты, помнится, говорил, что у тебя нет? И не смотри на габариты, это машинка еще та — с шестнадцати метров берет как зверь…
— Да ты что, Саша, чего ради! — запротестовал Вадим, действительно почувствовав себя по-дурацки. Что они с ним — близкие друзья, что ли, чтобы принять такой подарок…
— Вадик, я тебя вроде бы ничем не обидел, а? Давай и ты на прощание меня не обижай, я ведь от чистого сердца. Ну просто на память! А надоест — снесешь в Апраксин, в комиссионке у тебя с руками оторвут — это последняя модель «Филипса», они такие штуки не хуже японцев делают. Питание универсальное — там аккумуляторчик размером с вашу «крону», а можно и прямо от сети. Аккумулятор при этом подзаряжается в автоматическом режиме, так что всегда готов к работе. Ну, всё! Клади в карман — и ни слова больше об этом. А теперь давай перейдем на ту сторону и прошвырнемся на прощание по Невскому — когда-то мне еще доведется побывать в Питере! Вроде и грех подрывать престиж своей фирмы, но, ей-богу, так хочется, чтобы эта наша линия опять забарахлила…
Глава 9
30 марта капитан Ермолаев позвонил в Пулково. Его проинформировали, что накануне, 29 марта, при таможенном контроле у иностранного гражданина Александpa Векслера ничего запрещенного к провозу не обнаружено, и он отбыл рейсом LH343 Ленинград — Дюссельдорф в 21 час 45 минут. Посидев и подумав, капитан пошел к полковнику.
— Ну что ж, — сказал тот, выслушав новость. — Как у меня на родине говорят, баба с возу — кобыле легче. Ничего не ввез, ничего не вывез, ну и скатертью дорожка. Может, он и в самом деле ничем таким тут не занимался, а?
— Будем надеяться, — неопределенно отозвался капитан.
— А что, у вас все-таки подозрения?
— У меня ощущение, Сергей Иванович, что мы тут что-то проглядели.
— Ну не знаю, — сказал полковник с явным недовольством в голосе.
Борис Васильевич подумал, что никогда, видно, не научится разговаривать с начальством; одно дело, когда подчиненный говорит после удачно проведенного им дела, что похоже, дескать, мы на этот раз неплохо сработали, и совсем другое — когда он намекает непосредственному начальнику на его долю вины за неудачу.
— В общем-то, конечно, это вина моя, — поправился он. — Я им занимался, и наверное…
— Да бросьте вы, в самом деле, — прервал полковник подобревшим тоном. — Самокритичность, Борис Васильевич, не должна переходить в самоедство. Работник вы опытный, инициативный, к делу всегда подходите творчески, так что винить вам себя не за что.
— Пока не за что, — без энтузиазма согласился капитан. — Боюсь, потом бы не пришлось…
— Хотите еще раз поговорить с этим… Кротовым?
— Да нет, это, пожалуй, ничего не даст.
— Сам Кротов у вас подозрений не вызывает?
— По-моему, парень как парень. Да и в чем его можно подозревать? Вообще непонятно, чем он мог заинтересовать Векслера — если допустить, что Векслер все-таки приезжал сюда с заданием. Другое дело, если бы он работал на режимном предприятии, так нет ведь — сидит лыжи пересчитывает, рассказики свои пишет…
— Рассказики, — повторил полковник. — Рассказики, говорите? — Он встал и прошелся по кабинету. — Литература, Борис Васильевич, это идеология… и мне ли вам объяснять, что наши недруги едва ли не всю свою стратегию строят сейчас на идеологической конфронтации.
— Это понятно, Сергей Иванович. То, что задание Векслера — если он приезжал с заданием — должно быть непременно связано с идеологией, в этом я не сомневаюсь. Какой конкретно характер могло оно носить? Ну, первое, что напрашивается, это поиск подходящего человеческого материала. Просто пока поиск, предварительная, так сказать, фаза работы: знакомиться с людьми, выяснять настроения. Откровенно говоря, я думаю, что так оно и есть. И сложность тут в том…
— … что при таком характере задания мы его за руку схватить не можем, — закончил фразу полковник.
— Вот в этом-то и дело. Инкриминировать нечего: ну знакомится, ну выясняет; что дальше?
— А представьте себе — ничего. Может, ничего другого ему и не поручали. Вам такая возможность в голову не приходила?
— То есть, вы думаете, он только для этого и приезжал — прощупать настроения?.. Вообще-то, как правило, этим здесь занимаются их корреспонденты. Живут они у нас подолгу, языком многие из них тоже владеют — может, не так совершенно, как Векслер, но вполне достаточно для общения с нашими людьми. Я имею в виду общение неофициальное, застольное. Знакомства они обычно тоже заводят довольно широкие, так что лучших условий для зондажа настроений просто не придумать. Зачем же тогда посылать специального человека, да еще на короткий срок? Скорее, это все-таки какое-то налаживание контактов… Но с кем? И для чего? Кротов ведь не из фрондирующих, это я бы заметил, те даже в разговоре очень как-то быстро раскрываются, не считают нужным скрывать свои взгляды. Кротов на них не похож. Да и проверял я — у него и в прошлом ничего такого.
— А что это за компания, в которой он крутится?
— Ерунда, ничего серьезного, обычные молодые лоботрясы. Характерно, что Векслер с ними практически не общался — один раз только пришел, словно нарочно для того, чтобы познакомиться с Кротовым. Может, конечно, случайно так получилось…
— Да нет, едва ли это случайность… Скорее, именно он и был ему нужен. — Полковник помолчал. — Только вот для чего? Сманить на Запад? Кротов, говорите, заверил вас, что таких попыток не было; и вы считаете, ему в данном вопросе можно верить?
— Убежден, что да. Кротов не того типа человек, чтобы помышлять об экспатриации. Это с первого взгляда видно, я его себе на Западе не представляю совершенно.
