Арсений Замостьянов - Шпион против майора Пронина
— Я читаль Ленин, я читаль Лев Толстой «Воскресение», Катья Маслова. Язык училь в Лондонье. А Россия дала мне практика по-русски. Я читать советский газет.
— Это правда, — сказал Железнов. — Мы уже обсуждали выступление товарища Жданова. Оно опубликовано в сегодняшней «Правде». На целую страницу!
— Ну, значит, можно считать, что политику мы обсудили. Теперь надо хорошенько закусить. Вы уже пробовали пельмени?
— Я быль на Урал! Смотрел русский рудник.
— Ах, что же я спрашиваю. И пельмени вас не разочаровали?
— Хочу три порций! Без подливка. Со сметаной. Диета дает поражение от славянский базар.
Падежи подчинялись Стерну от случая к случаю.
В таких случаях Пронин всегда заранее продумывал тактику разговора и умел склонять собеседника в нужную сторону. А тут он не знал, на какую кнопку нажимать, какую информацию выжимать из сентиментального путешественника Стерна. Поэтому Пронин меланхолично положил салфетку на брюки и принялся устало улыбаться, как заправский чекист из «Библиотечки военных приключений».
Железнов взял инициативу в свои руки.
— Господин Стерн, это, наверное, банальный вопрос, но я изнываю от любопытства: как вам нравится наша Красная Москва?
— О, я полный впечатлений! Я же был в Москва еще при Ленине. В одно время с Гербертом Уэллсом.
Железнов оживился:
— Вы знакомы с Гербертом Уэллсом?
— Конечно. Мы старые друзья. Как говорьят у вас на Урале — дружки. Уэллс научил меня любить Россия. Интере… интересоваться ваша страна. Ох, сложный русский язык!
Пронин с неизменной тусклой улыбкой провозгласил тост:
— Вот за дружбу и выпьем. Нет уз святее дружества. Так говорил наш великий писатель Гоголь.
В рюмках колыхнулась водка. Три товарища осушили стопки до дна. У Пронина в глазах на мгновение сверкнули огоньки, но быстро погасли. И все-таки он попытался, преодолевая зевоту, завязать разговор.
— Скучаете, наверное, по соотечественникам? По старому доброму английскому разговору…
— Я и в Россия не оторван от Британия. Я дружу с наш посол. В Москве есть русские, который хорошо говорит по-английски. А еще я дружу с компанией Германии. В России есть немцы.
— О, да, еще с екатерининских времен. У нас даже есть АССРНП — республика немцев Поволжья. Красивое слово — АССРНП. Там немцы живут рядом с русскими и мордвой, с украинцами и казахами. Живут, как братья. Я как раз профессорствую там, на Волге, в немецкой академии. С детства увлекался немецкой литературой и вот стал германистом… — Пронин врал неумело, без подобающего майору блеска. Что поделаешь: переутомление.
— Нет, я иметь в виду не немцы с Волга. Настоящий немцы из Германии. Не евреи, который бежаль от Гитлер. А немцы из Рейх. У вас такие есть в Советском Союз. И я с ними дружу. Я научился говорить по-немецки у вас в Советский Россия с моими друзья немцы.
— Это замечательное достижение, товарищ Стерн. Вы не обижаетесь. Что я называю вас товарищем? «Товарищ» по-русски — это не только из лексикона большевиков. Так друг друга называют добрые и верные приятели. Если нам вместе тепло, если за столом у нас царит дружба — значит, мы товарищи. Так вот, товарищ Стерн… А что, действительно некоторые русские свободно владеют английским? Дипломаты, наверное?
— Почему дипломат? Простой советский человек. Коммунист. Он доктор на корабле.
— Почти моряк! — сказал Железнов мечтательно. — Хорошо бы с ним познакомиться.
Пронин бросил на Виктора благодарный взгляд: хорошо ввернул, парень!
— Мы с ним познакомились на концерт Лев Оборин в консерватория.
— И как вам Оборин? — с улыбкой меломана вопросил майор Пронин.
— Это гений. — Стерн поднял большой палец. — У нас такой пианист нет. Он первый лауреат конкурс Шопен! В СССР любят музыка. Как нигде.
Пронин с аппетитом съел два пельменя разом. Горяченькие, сочные! Стерн тоже с энтузиазмом накинулся на пельмени. Он умело обмакивал их в масло, а потом в сметану — и отправлял в рот.
— Он, наверное, молодой, этот ваш знакомый доктор? Сейчас у нас стали получше обучать иностранным языкам. Правда, немецкий изучают почаще, чем английский.
— Моледой? Да, моледой. Ваш возраст, товарищ…
— Пронин.
— Я хотел сказать, он такой же, как вы, этот доктор корабля. Только повыше рост.
Тучный Стерн тяжело дышал после пельменей. А пить он умел, водочный удар держал крепко — Железнов это еще днем заметил, когда начал усердно исполнять указание Пронина и соблазнял англичанина водкой при первом же свидании.
— А вы германист с Волги? — спросил Стерн.
— Так точно. Мой молодой друг вам все правильно про меня рассказал. Гейне, Шиллер, Либкнехт, Энгельс. Энгельс — в особенности. Вот вам и круг моих интересов.
— Вам надо познакомить с моими немецкие друзья в Москве!
— Пожалуй, это было бы интересно, — вздохнул Пронин. Железнов уже в который раз наполнил рюмку Стерна и провозгласил тост:
— За науку! За просвещение! За вас, мои ученые товарищи.
После рюмки Стерна осенила идея:
— Поедем к немцам немедленно! Без предупредить! Они недалеко, в «Центральной».
«Только этого мне не хватало. Какие-то немцы…» — нервно подумал Пронин, которому не терпелось вцепиться в подозрительного моряка.
— Визит без предупреждения — это как-то сомнительно. У нас говорят: незваный гость хуже татарина.
— No, no, лучше, намного лучше! Они будут счастливыми. В Москве немцы любят веселиться, пить, дружбить. Едем немедленно, я вас просить.
Пронин удрученно встал, пожал плечами, положил под вазу щедрую мзду и направился в гардероб. Железнов со Стерном — за ним.
— Вы не передумали? — спросил Пронин англичанина, когда они поймали таксомотор.
Таксист — улыбчивый парень в твидовой кепке — всю дорогу приятным сильным тенором напевал что-то протяжное, народное. До «Центральной» по пустой Москве они доехали минут за десять. Это дело начиналось в Филипповской булочной и вот продолжается в том же здании — в «Центральной». Жаль, что булочная не работает ночью, можно было бы к завтраку взять калачей, сайку, бубликов с маком…
— Может быть, все-таки отложим визит до завтра? Созвонимся, предупредим… — предложил Пронин у дверей гостиницы.
— Я не узнаю русскую душу! Вы колебаетесь, как кумушка из Суссекса.
Железнов подхихикнул Стерну. Спелись, мерзавцы! Что делать? Пронин шагнул навстречу швейцару.
Стерн позвонил немцам по гостиничному телефону: это чудо техники в «Центральной» работало исправно.
— Это Данни! — крикнул он в трубку и минут пять еще говорил на ломаном немецком.
— Не волноваться, они не спали, — подмигнул Стерн Пронину, приглашая русских друзей войти в лифт.
И все-таки в просторном люксе Пронин встретил горемык, которых только что подняли с постели. Виктор на сносном немецком представился и представил Пронина.
Долговязый Ганс Дитмар предложил послушать патефон.
— Надеюсь, не речи Гитлера? — Стерн вогнал Железнова в краску.
— Нет, всего лишь Геббельса! — немцы расхохотались.
Заиграла музыка — не Геббельс, конечно, а какой-то приторный фокстрот.
— Это мой друг, русский германист с Волги, — тараторил Стерн. Пронин попал во вполне идиотское положение…
— Я работаю в системе просвещения Республики немцев Поволжья. Воспитываю в русских немцах чувство причастности к великой культуре Германии, — говорил Пронин на идеальном немецком.
Самый приземистый и тучный из немцев любил поговорить «за политику».
— В Испании коммунисты не справились с пятой колонной. Со времен античных войн пятая колонна играла ключевую роль в истории войн, хотя в те годы не существовало такого понятия.
— А мы пятую колонну собрали в шестой колонии, — усмехнулся Пронин. — И даже чуточку перестарались.
— Воевать с Советским Союзом — безумие. У вас есть идея, есть железная рука. Это только наивные шовинисты уверены, что ваша страна развалится после первого удара. Нет. Коммунизм нужно воспринимать всерьез. Двадцать лет назад ваша страна казалась недоразумением. А сейчас это настоящая пролетарская империя.
— Мы отрицаем понятие «империя», но я вас понимаю.
Компания разделилась. Пронин на балконе беседовал с толстяком Краузом, а Железнов, Стерн и Дитмар похохатывали за столом: они угощались коньяком, который Железнов захватил в «Славянском». Так прошел час. А потом Пронин вызвал такси, и они с Железновым поехали на Кузнецкий (пять минут езды от «Центральной»!), чтобы поспать хотя бы два часа. Стерн остался с немцами.
— Этот Дитмар — интересная штучка, — говорил Виктор. — Я таких общительных людей не встречал. Какой-то фейерверк. Кажется, он пол-Москвы знает. Всеобщий друг. Он и во МХАТе за кулисами, и на заводе имени Сталина в кабинете главного инженера. Везде — свой человек. И у меня адрес взял.
