По тонкому льду - Георгий Михайлович Брянцев
Накануне женщину доставил в город с вокзала на квартиру к Кульковой на своей машине шофер Мигалкин. Младший лейтенант Каменщиков просит срочно командировать к нему квалифицированных оперработников для проведения расследования и опытного судебно-медицинского эксперта. Коль скоро к происшествию причастны в какой-то мере Мигалкин и Кулькова, младший лейтенант Каменщиков придает событию политическую окраску и намерен все материалы предварительного расследования из уголовного розыска милиции забрать в свой аппарат.
— Вопросы есть? — осведомился майор Осадчий.
Все было ясно.
— Решено послать на место оперативную группу. Поедут старший лейтенант Безродный и лейтенанты Брагин и Трапезников. Судебно-медицинский эксперт уже откомандирован в райцентр… Вот так… а теперь не смею задерживать, — заключил Осадчий. — Начальником опергруппы назначаю старшего лейтенанта Безродного.
Поначалу договорились ехать все вместе на «эмке» Безродного, но потом он передумал и предложил мне и Дим-Димычу выехать четырнадцатичасовым поездом. Должно быть, наша компания его не особенно устраивала. Ну и бог с ним! Откровенно говоря, мы были даже рады.
В четырнадцать с минутами почтовый поезд отошел от перрона.
Когда город остался позади, Дим-Димыч предложил соснуть. Обычно мы очень мало отдыхали и, если случалось ехать в командировку поездом, охотно залезали на верхние полки и мгновенно засыпали. И теперь я уже приготовился поблаженствовать, как вдруг Дим-Димыч тронул меня за плечо.
— Мыслишка пришла в голову, — проговорил он.
— Выкладывай покороче, — разрешил я.
— Знаешь, почему Геннадий решил ехать на машине один?
Я признался, что не имею об этом никакого понятия.
— Он рассчитывает прибыть на место первым…
— Это очень важно? — спросил я с усмешкой.
— Чудак человек! Вполне естественно! К этому должен каждый стремиться, а Геннадию и сам бог велел.
13 февраля 1939 г (понедельник)
Мы вышли на безлюдный, продуваемый студеным ветром перрон небольшой, заброшенной в лесах и присыпанной снегом глухой станции. До районного центра оставалось еще семьдесят километров.
Невольно поежились и подняли воротники своих демисезонных пальто. На зимние пальто у нас не хватало сбережений.
— Не особенно весело, — заметил Дим-Димыч.
Я промолчал.
Падал сухой колючий снег. Крутила поземка. Под порывами ветра с режущим скрипом раскачивался из стороны в сторону одинокий станционный фонарь.
— Ну? — бодрым голосом спросил меня Дим-Димыч. — Что же дальше?
— Дальше — поедем.
Я отыскал служебный проход в деревянном здании вокзала и провел через него Дим-Димыча. Мне думалось, что «газик» районного отделения уже поджидает нас. Но у подъезда машины не оказалось.
— Замело, занесло, запуршило… — продекламировал Дим-Димыч.
Я не прислушивался к словам друга. Отсутствие «газика» несколько обеспокоило меня.
Машина была, правда, не особенно надежная, я об этом знал. Она выходила все отведенные ей человеческим разумом эксплуатационные сроки и раза в три перекрыла их. Ее давно пора было сдать на свалку, а она продолжала еще каким-то чудом держаться на колесах и скакать по районному бездорожью. Но младший лейтенант Каменщиков слыл человеком обязательным и воспитанным на точности. Он должен был предусмотреть всякие «но» и принять меры, в крайнем случае побеспокоиться о другом транспорте. Хуже всего, если «газик» скис на дороге.
Я не преминул высказать свои соображения Дим-Димычу.
Друг мой никогда не падал духом и придерживался поговорки, что чем хуже, тем лучше.
— У нас есть возможность проверить твои опасения, — спокойно ответил он.
— Каким способом?
— Подождать. — И Дим-Димыч показал рукой на освещенные окна вокзала.
Уже другим ходом мы вошли в зал ожидания. Здесь красовалась буфетная стойка и стояло шесть столиков, обитых голубой клеенкой. Два из них, сдвинутые вместе, были заняты веселой компанией. Ночные гости громко говорили, не обращая на нас никакого внимания, ежеминутно чокались гранеными стаканами и аккуратно наполняли их вином.
Мы подсели к соседнему, свободному столику и закурили.
— Поспали мы отлично, — заметил Дим-Димыч. — И неплохо бы сейчас поддержать уходящие силы…
— Очень неплохо, — согласился я, взглянув на буфетную стойку.
В это время в зал вошел коренастый, приземистый человек, заросший по самые глаза густой рыжей бородой. Он энергично закрыл за собой дверь, снял с головы меховую шапку, отряхнул ее от снега и стал молча осматривать зал.
Голову его, крупную, породистую, украшала такая же, как и борода, рыжая взъерошенная шевелюра.
Уделив присутствующим, в том числе и нам, столько внимания, сколько он считал нужным, незнакомец прошагал в угол к оцинкованному баку с большой жестяной кружкой, тщательно ополоснул ее, нацедил воды и залпом выпил. Выпил и стал рассматривать меня и Дим-Димыча своими строгими внимательными глазами.
Так прошло еще несколько минут. Потом незнакомец провел пятерней по волосам и решительно направился к нашему столику.
Бывает так: смотришь на совершенно незнакомого человека — и тебе кажется, будто он хочет заговорить с тобой. Больше того, ты даже уверен в этом.
Так было и сейчас, когда мои глаза встретились с глазами рыжеволосого незнакомца.
Я изучающе и не без любопытства смотрел на него.
— Товарищ Трапезников? — спросил он, подойдя вплотную и подавай мне мощную, как у мясника, руку.
— Так точно, — ответил я, вставая. — С кем имею честь?..
— Хоботов! — назвал себя незнакомец. — Судмедэксперт, паталогоанатом и прочее. Я так и подумал, что это вы, — наслышан о вас еще от товарища Курникова. — И Хоботов перевел взгляд на Дим-Димыча.
Я представил своего друга.
— Вот и отлично, — заметил Хоботов низким, грудным басом. — Значит, прибыли мы одним поездом. Я уже было подался в поселок насчет транспорта, но меня вернул какой-то добрый человек, сказал, что дело это безнадежное.
— Поедем вместе, — предложил Дим-Димыч. — За нами должны прислать машину.
— Совсем хорошо, — заключил Хоботов. Он
