Жерар Вилье - Приключение в Сьерра-Леоне
— Поехали к шефу полиции Шеке Сонгу. Он — мой друг. Он нам поможет. Ну, если это мерзавец Каремба...
* * *Тринадцать километров, отделявшие Лакку от Фритауна, они пролетели на сумасшедшей скорости, идя следом друг за другом. По дороге Малко оставил свою машину в «Мамми Йоко».
Билл Ходжес небрежно поприветствовал часового в форме, охранявшего кабинет начальника полиции Шеки Сонгу, властно постучал и вошел. Малко — следом за ним. Несмотря на поздний час, в штаб-квартире фритаунской полиции царило оживление.
Шеф полиции поднял голову и увидел вошедших. Злое выражение лица моментально сменила приветливая улыбка. Он вышел из-за стола и шагнул навстречу ирландцу, протянув руку.
— Билл, мой друг!
Стена за стулом, на котором сидел полицейский, была вся сплошь увешана религиозными картинками: распятый Иисус Христос, папа римский, Дева Мария и всякого сорта святые. Да, этот человек открыто демонстрировал свою набожность. Поражала форма его ушей: верхняя часть их была усечена, как у мифического фавна. Он обнял Билла, прижал к своей груди, отстранил, укоризненно глядя на пришельца.
— Я не видел тебя на воскресной мессе.
— Я был в саванне.
— А! — успокоенно выдохнул шеф полиции. — А я уже было подумал, что ты подался в протестанты. Чем обязан визитом?
— Шека, служит ли у тебя такой здоровый верзила по имени Эйя Каремба? — вместо ответа спросил Билл Ходжес.
Негр нахмурил брови.
— Да.
— У него есть машина?
— Да, белая «пахеро». И что?
— Два часа тому назад он убил мою подругу Сэти и пытался пристрелить моего друга Малко Линге.
Лицо полицейского посуровело.
— То, что ты мне сказал, очень серьезно... Ты уверен?
— Скажи мне, ты хорошо платишь своим полицейским? Сколько миллионов стоит такая «пахеро»?
— Да, на свою зарплату он не мог купить эту машину, — смутившись, произнес шеф полиции. — Ты же знаешь, как это делается. Он работает сверхурочно. Я сейчас его вызову.
Он снял трубку телефона, долго разговаривал на креольском и, прежде чем закончить разговор, сказал:
— Он сегодня свободен. Кажется, он был у Лабаки.
— Зови этого гада, — приказал Билл Ходжес.
Он с трудом сдерживал себя. От напряжения дрожала даже татуировка на руке, лицо побелело от ярости, и красные пятна от этого казались еще ярче... Шека Сонгу с тревогой наблюдал за Ходжесом.
— Ты знаешь, что...
— Зови, или я сам пойду туда со своей «береттой», и тогда будет плохо...
Шека Сонгу вздохнул и медленно, словно раздумывая, набрал номер. Было видно, что он всем сердцем желал, чтобы ему не ответили. Но этого не произошло.
— Господин Лабаки у себя? — осведомился он с почтением.
Билл Ходжес обошел стол, за которым сидел полицейский, и включил микрофон. Раздался радостный возглас:
— Шека, друг мой! Это я. Карим. Чем могу быть полезен?
Несмотря на любезный тон, шеф полиции позеленел. Он посмотрел с отчаянием на Билла Ходжеса, застывшего напротив него, как статуя Командора, и проглотил слюну.
— Мистер Лабаки, я не хотел вас тревожить, но мне нужен один из моих людей, у меня срочное дело. Я думал, он у вас.
— Кто?
— Эйя Каремба.
На миг воцарилось молчание, затем Лабаки ответил еще более любезным голосом:
— Эйя? Ну конечно, он здесь. Он весь день работал у меня. Мне надо было забрать в деревнях алмазы, и мне нужен был охранник. Ты его знаешь, он сильный. Но через полчаса он будет у тебя.
— Благодарю вас, — безжизненным голосом произнес Шека Сонгу.
— Кстати, у твоей жены ведь скоро день рождения, — возвестил ливанец, — я присмотрел одну вещицу, думаю, ей понравится. Настоящий самородок, я тебе его пришлю. Ну, все. Наводи дальше порядок. Я завтра встречаюсь с президентом Момо, я ему скажу все хорошее, что я о тебе думаю.
Щелчок. Ливанец закончил разговор. Словно опустилась гильотина. Билл Ходжес ринулся к аппарату, но полицейский уже успел положить трубку. Он поднял глаза на обоих белых. Мертвые глаза. Все трое молчали.
— Вы слышали, — заговорил первым Шека Сонгу совершенно бесцветным голосом. — Если я стану обвинять Карембу в убийстве, он поклянется, что он был с Лабаки весь день. Ливанец подтвердит. А если я буду упорствовать, он пожалуется президенту. Президент позвонит и прикажет оставить его друга в покое...
Вид у него был несчастный, и Малко его пожалел. Билл Ходжес кипел от негодования, готовый взорваться.
— Это он! Это дерьмо. Я отрежу ему башку и вырву сердце. Сэти была идиоткой, но славной девушкой. Раз ты ничего не можешь, я сам рассчитаюсь с Лабаки.
Сонгу умоляюще смотрел на ирландца.
— Билл, прошу, я не смогу тебя защитить. Ты же знаешь, у него все эти палестинцы.
Билл презрительно смерил его взглядом.
— Однажды в Мозамбике я сам, один, расправился с целым взводом, так что твои палестинцы...
Шека Сонгу, огорченно покачав головой, взглянул на Малко.
— Почему Лабаки так ненавидит твоего друга?
— Он ищет двух типов, — грубо ответил ирландец. — Двух шиитских мудаков, которые могут наделать тебе неприятностей.
Он кратко изложил шефу полиции суть задания, возложенного на Малко. Негр в раздумье вертел карандаш.
— Я слышал об этой истории от Джима Декстера. Я хотел бы вам помочь, но я бессилен. Во-первых, потому, что президент Момо категорически запрещает трогать иранцев, если они не совершают ничего противозаконного в этой стране. Иранцев пригласили сюда президент и Лабаки. Я знаю, что их посол обещал ему на прошлой неделе опять поставить нефть по символической цене... А это обеспечит жизнедеятельность нашей стране еще на восемь месяцев с лишним.
Мои люди из спецслужбы следят за иранцами днем и ночью, но они ничего такого не делают... Они вербуют людей. (Он слегка улыбнулся.) Мне доложили, что они дают по десять леоне тем, кто приходит в Культурный центр на их вечерние лекции но четвергам... за что их нельзя отправить в тюрьму.
— А эти два шиита? — задал вопрос Малко.
— О них я ничего не знаю. Но это правда, что в нашу страну легко въехать и оставаться здесь, если есть местные сообщники. Во всяком случае, эти двое не скрываются в Иранском культурном центре, у меня там есть осведомитель...
Казалось, полицейский говорил искренне. Малко понял, что больше они из него ничего не вытянут. Хорошо уже то, что он относится к ним с симпатией и покровительствует. Билл Ходжес не мог, однако, унять свой гнев. Он положил руку на плечо своего друга.
— Дай мне полсотни ребят, и я за неделю освобожу тебя от ливанцев.
Шека Сонгу грустно улыбнулся.
— Ты хорошо знаешь, что это невозможно... Я все же сейчас займусь расследованием убийства твоей подруги в Лакке. Я пришлю к тебе кого-нибудь из криминальной службы.
— Все, что нужно, — с горечью ответил ирландец, — это прислать ко мне Карембу.
* * *Жара немного спала. Так же, как и гнев Билла Ходжеса.
— Я сейчас поеду обратно в Лакку, — объявил ирландец. — По дороге я отвезу вас в «Мамми Йоко». Я должен подумать, что я могу предпринять против этого мерзавца Лабаки. Со мной еще никогда безнаказанно не проходили такие дела...
До самого отеля Билл Ходжес не произнес больше ни единого слова.
В гостинице Малко ожидала записка. Он обнаружил ее в своем ящике и с трудом разобрал несколько слов, нацарапанных рукой Эдди Коннолли. Журналист назначал ему свидание в восемь вечера в баре «Казино Леоне», всего в нескольких метрах от «Мамми Йоко».
Малко поднялся в свой номер и перезарядил «кольт-45». Карим Лабаки не ограничится одной попыткой. Он хочет, чтобы Малко исчез из Сьерра-Леоне. Значит, Малко шел по верному следу. Сейчас начинался бой почти с открытым забралом. Он разворачивался параллельно тому, что происходило на официальном уровне.
* * *Ливанцы с лоснящимися лицами, сгрудившись вокруг рулетки, словно хищники, не отрывали жадных глаз от шарика из слоновой кости.
При нищенских ставках, принятых в «Казино Леоне», ливанцам, между прочим, разорение не грозило. Чернокожие крупье в длинных одеждах угрюмо следили за перемещением жетонов.
Малко нашел Эдди Коннолли за одним из столов. Увидев Малко, он поднялся и пошел ему навстречу.
— Выйдем, — тихо произнес он, проходя мимо и слегка коснувшись Малко.
Они прошли через просторный бар. Никто, по-видимому, на них не обратил внимания: посетители не отрывали глаз от экрана телевизора над стойкой бара, по которому крутили обычно видеокассету с записью футбольных матчей месячной давности.
Напротив казино, усевшись на капот машины, проститутка с меланхолическим видом высматривала клиентов. Ее зеленое нейлоновое платье было видно издалека, как неоновую рекламу.
Эдди Коннолли сел в старую «тойоту» и покатил в направлении Лумли Бич. Проехав с километр, он остановился у безлюдного пляжа и подошел к Малко, выходившему из своей «505-й».
Вдали сверкали огни «Мамми Йоко» и казино.
