Эрик Амблер - Путешествие внутрь страха
Хозе издал губами громкий звук.
— Хозе дурно воспитан. Но насчет Сергея и Коко — это правда. История ужасно смешная. Вышла потеха с Фиджи, питоном, — Коко его очень любит и всегда брала с собой в постель. А Сергей не знал; Коко рассказывала, что он грохнулся в обморок, когда обнаружил Фиджи в кровати. Коко заставила Сергея удвоить ей плату, прежде чем согласилась, чтобы змея спала одна у себя в корзинке. Сергей не дурак — даже Хозе признает, что не дурак. Но Коко из него веревки вьет. У нее сильный характер.
— Сергею надо ей хорошенько врезать, — сказал Хозе.
— Фу, как пошло! — Жозетта повернулась к Грэхему: — А вы — неужели с ним согласны?
— У меня мало опыта общения с женщинами-змеями.
— Вот! Вы не хотите отвечать. Все вы, мужчины, такие.
Похоже, Жозетта забавлялась над Грэхемом; он начал чувствовать себя глупо.
— Вы раньше плавали этим рейсом? — спросил Грэхем у Хозе.
Тот подозрительно глянул и ответил:
— Нет. А что? Вы плавали?
— Нет-нет.
Хозе закурил.
— У меня этот корабль уже в печенках сидит, — объявил он. — Скучный, грязный и страшно трясется. И каюты слишком близко к сортиру. В покер играете?
— Играл, но не очень хорошо.
— Я же вам говорила! — воскликнула Жозетта.
— Она думает, раз я выигрываю — значит, жульничаю, — кисло произнес Хозе. — А мне плевать, что она думает. Никто не заставляет людей со мной играть; так чего же они орут как резаные, когда проигрывают?
— В самом деле, — признал Грэхем, — нелогично.
— Хотите — сыграем сейчас. — В голосе Хозе звучал вызов.
— Если вы не против, отложим до завтра. Я сегодня утомился; мне уже пора в постель.
— Так быстро! — Жозетта недовольно сморщила нос и перешла на английский: — На всем корабле один-единственный интересный пассажир, и тот уходит спать. Плохо это. Да, вы дурно себя ведете. Зачем за ужином сидели с немцем?
— Он не возражал — да и с чего ему возражать? Очень умный и приятный старик.
— Он же немец. Для вас ни один немец не должен быть умным и приятным. Французы правильно сказали: вам, англичанам, это все — пустяки.
Хозе вдруг повернулся на каблуках.
— Английскую речь слушать скучно. К тому же я промерз. Пойду глотну бренди.
Грэхем начал было извиняться, но Жозетта его оборвала:
— Он сегодня не в духе. Думал, на корабле будут молоденькие девушки, на которых можно поглазеть. Он всегда имеет успех у молоденьких — и у старух.
Она сказала это громко, по-французски; Хозе, успевший дойти до ступенек трапа, обернулся и рыгнул. Потом он спустился.
— Я рада, что он ушел. Манеры у него скверные. — Жозетта глубоко вздохнула, подняла голову и поглядела на облака. — Такая чудесная ночь. Не понимаю, почему вы хотите уйти в каюту.
— Я очень устал.
— Но не настолько же, что не можете пройтись со мной по палубе.
— Нет, конечно.
В одном углу палубы, под мостиком, было совсем темно; Жозетта остановилась там, неожиданно повернулась лицом к Грэхему и прислонилась к поручням.
— Вы, наверно, сердитесь на меня?
— Господи! Нет. С чего бы?
— Из-за того, что я нагрубила вашему маленькому турку.
— Он не мой маленький турок.
— Но вы все-таки сердитесь?
— Конечно, нет.
Она вздохнула:
— Загадочный вы человек. Я до сих не знаю, почему вы плывете с нами, а хотела бы знать. Не потому ведь, что дешево: костюм на вас дорогой.
Грэхем не различал лица Жозетты — лишь смутные очертания, — но чувствовал аромат ее духов и запах старого мехового манто.
— Не пойму, отчего вас это интересует.
— Но ведь сами видите: интересует.
Жозетта придвинулась на пару дюймов. Он знал, что если захочет, может поцеловать ее и она ответит на поцелуй. Еще он знал, что одним поцелуем дело не кончится — это будет знак, что между ними завязались некие отношения. Грэхем сам удивился, что не отбросил с ходу такие мысли; мягкие, пухлые губы Жозетты манили его. Усталый и замерзший, он ощущал рядом тепло ее тела. Не будет никакого вреда, если…
— Вы едете через Модан? — спросил Грэхем.
— Да. Почему вы спрашиваете? Это обычная дорога в Париж.
— Когда доберемся до Модана, я расскажу, почему сел на пароход — если вам еще будет интересно.
Она отвернулась, и они пошли дальше.
— Может, это и не так важно. Не думайте, что я чересчур любопытна. — Они дошли до трапа. Поведение Жозетты заметно изменилось: теперь она смотрела на Грэхема с дружеской заботой. — Да, мой дорогой, вы утомились. Зря я вас тут задержала. Теперь погуляю одна. Доброй ночи.
— Доброй ночи, сеньора.
Она улыбнулась:
— «Сеньора». Все-таки вы жестокий. Доброй ночи.
Грэхем, сразу и раздраженный, и повеселевший, спустился по трапу и столкнулся у дверей салона с мистером Куветли.
Мистер Куветли расплылся в улыбке:
— Помощник капитана говорит — погода нам будет хороший.
— Замечательно. — Грэхем с огорчением вспомнил, что приглашал турка выпить. — Выпьете со мной?
— Ах нет, спасибо. Не теперь. — Мистер Куветли положил руку на грудь. — Признаюсь сказать, у меня боль от вина на ужине. Сильно кислый вещь!
— Понимаю. Ну, тогда до завтра.
— Да, мистер Грэхем. Вы сильно обрадуетесь вернуться домой, да? — Он, кажется, хотел поговорить.
— Сильно.
— Когда завтра остановляемся, вы идете в Афины?
— Собирался.
— Наверно, хорошо Афины вы знаете?
— Бывал там раньше.
Мистер Куветли помедлил. Улыбка стала совсем елейной.
— Вы в положении сделать мне услугу, мистер Грэхем.
— Какую же?
— Я не хорошо Афины знаю. Никогда не бывал. Разрешите идти с вами?
— Да, разумеется. Буду рад компании. Но я просто собирался купить английских книг и сигарет.
— Сильно благодарю.
— Не за что. Мы ведь причалим вскоре после обеда?
— Да-да. Это правильно. Но я узнаю для вас точное время. Это оставьте мне.
— Договорились. А сейчас я, пожалуй, пойду спать. Спокойной ночи, мистер Куветли.
— Спокойной ночи, сэр. И спасибо за вашу услугу.
— Не стоит. Спокойной ночи.
Грэхем зашел в каюту, позвонил и сказал стюарду, чтобы утренний кофе принесли в девять тридцать. Потом разделся и лег на койку.
Несколько минут он лежал, с наслаждением ощущая, как постепенно расслабляются мышцы. Наконец-то можно выкинуть из головы Хаки, Копейкина, Баната и все прочее. Он вернулся к нормальной жизни; он мог поспать. В голове пронеслась фраза: «…и заснул, едва голова коснулась подушки». Так сейчас будет и с ним. Видит Бог, он порядком устал.
Грэхем перевернулся со спины на бок; сон пока не шел. Мозг продолжал работать, словно заевшая пластинка. Глупо он себя вел с этой проклятой Жозеттой. Глупо… Он обратился мыслями к будущему. Да, ему же еще предстоят целых три часа в обществе мистера Куветли. Но это завтра. Сейчас — спать.
Рука снова заныла. Вокруг раздавались всякие звуки. Грубиян Хозе был прав: корабль действительно чересчур трясся, каюты действительно располагались слишком близко к туалету. Над головой слышались шаги — по навесной палубе кто-то ходил кругами. Все ходил и ходил. И почему это людям все время надо где-нибудь ходить?
Грэхем лежал без сна уже полчаса, когда в соседнюю каюту возвратилась французская пара.
Минуту-другую они держались тихо — до Грэхема доносились только отдельные звуки и короткие ворчливые реплики. Потом женщина начала:
— Ну вот, первый вечер позади. А еще три! Я не выдержу.
— Пройдут и они. — Мужчина зевнул. — А что такое с итальянкой и ее сыном?
— Ты разве не слышал? Ее муж погиб в Эрзруме во время землетрясения. Мне сказал первый помощник; он очень приятный, но я надеялась, что здесь будет хоть один француз, с кем можно побеседовать.
— Тут многие знают французский. Маленький турок говорит совсем неплохо. И другие есть.
— Они не французы. Та женщина и испанец… Рассказывают, что они танцовщики, но мне что-то не верится.
— Она хорошенькая.
— Хорошенькая, не спорю. Только зря хвост не распускай — она увлеклась англичанином. А мне он не нравится. Не похож на англичанина.
— Ты думаешь, англичане — сплошь милорды в охотничьих костюмах и с моноклями. Ха! Я видал томми в пятнадцатом году. Они все маленькие, безобразные, разговаривают очень громко и быстро. Тот тип больше похож на офицеров — они худые, неторопливые и вечно смотрят так, словно вокруг дурно пахнет.
— Он не английский офицер. Ему нравятся немцы.
— Не преувеличивай. Такой почтенный старик — я бы и сам с ним сел.
— Брось! Не верю. Ты только говоришь так.
— Не веришь? Когда ты солдат, ты не обзываешь немцев «грязными тварями». Это для женщин, для гражданских.
— Ты с ума сошел. Они ведь правда твари. Животные. Как и те, в Испании, которые насиловали монахинь и убивали священников.
