Богомил Райнов - Утро — еще не день
— Не вижу оснований, чтобы вы это делали. После того как я пустила вас в свою спальню…
— Вы не любите бриллиантов?
— Я не люблю подкупа.
— При чем тут подкуп?
— Никогда ничего не делают даром, Альбер. Разве что-то совсем ничего не стоящее. А бриллианты имеют цену.
— Наверное, вы и в самом деле не очень любите их. Хотя носите перстень с бриллиантом.
— Я бы не стала тратить деньги на бриллиантовый перстень, — замечает Мод, медленно двигаясь дальше вдоль витрин. — Это подарок бывшего мужа.
— У вас был щедрый муж, — бормочу я, стараясь избежать столкновения с мальчиком, который мчится на роликах прямо на меня. В последнее мгновение мальчик резко сворачивает, довольный, что напугал меня, и направляется к следующей жертве.
— И все-таки вы не раскрыли причину вашего развода, — говорю я.
— Я не сержусь на вас, что вы избрали мое прошлое как способ убить время, — ворчит Мод. — Но и на этот раз вы не угадали.
Не возражаю, но и она, кажется, чувствует необходимость как-то убить время, потому что после короткой паузы продолжает:
— Наверное, вы никогда не были женаты, если не понимаете, что всякий брак — это уже достаточная причина для развода. Может, я бы не сделала этого, если бы натолкнулась на кого-то из тех слабохарактерных мужчин, которые будут потворствовать всем твоим привычкам. Только мой муж хотел, чтоб я потакала его привычкам, принимала дома неприятных типов, ибо он считал это полезными связями. Шла к нему в постель, когда он захочет, родила ребенка, потому что он этого хотел, и даже бросила работу, ибо господин, видите ли, зарабатывал вполне достаточно для двоих.
Она не привыкла к длительным разговорам, поэтому, коротко изложив суть дела, умолкает.
— А ваш муж, конечно же, был коллегой Сеймура… — решаюсь я рискнуть еще.
На этот раз она молчит, словно размышляя, не слишком ли откровенна со мной.
— …имею в виду — социолог, — уточняю я.
— Не будем вдаваться в детали, — предлагает дама.
— Это не детали. Ведь вы ради работы разорвали брак…
— Я разорвала брак ради своей свободы.
— О какой свободе можно говорить при такой работе!
— Любая работа — это всегда зависимость, Альбер. Свобода — лишь пауза между двумя рабочими днями, и я, чтоб вы знали, хочу сама распоряжаться этой паузой.
— Все-таки вы увлечены своей профессией.
Она не отвечает.
— Спущусь в «Дионисус» выпить кофе, — говорю я. — В нашей гостинице отвратительный кофе.
Кофе в «Европе» в самом деле готовят по старой немецкой привычке: как можно больше цикория и меньше кофе.
— Да, да, идите, — соглашается Мод. — Я тоже скоро приду. У меня телефонный разговор.
Последнее время Мод чаще доверяла мне, это очень легко объяснить, учитывая то, что мой бельгийский паспорт был у нее в сумочке, а об австрийском она даже не подозревала.
Ресторанчик «Дионисус» является составной частью ансамбля музея римского искусства, что прилепился у кафедрального собора. Заведение имеет вполне современный вид: большой параллелепипед из стекла и алюминия, из окон которого виден и фасад нашей гостиницы. Устраиваюсь около одного из окон; ресторан почти пустой — уже не утро и еще не обед, поэтому официантка сразу же приносит мне заказанный кофе.
Да, фасад гостиницы видно отлично, даже окно моей комнаты — третье слева на втором этаже: занавески на окне подняты, и я могу увидеть кое-что в комнате, а именно — большое подвижное синее пятно цвета туалета уважаемой Мод. Это такое, значит, доверие! Хорошо, что я вовремя преодолел легкомысленное стремление спрятать свой австрийский паспорт в гостинице.
Дама появляется в «Дионисусе» через четверть часа.
— Вы, кажется, сегодня в хорошем настроении? — спрашиваю я.
— Разумеется, сегодня воскресенье, — говорит она. — Даже по Библии, воскресенье — день безделья.
— В нашем календаре последнее время все дни воскресенья.
— В таком случае что вы скажете про обед у «Лавальер» вместе с Дейзи и Эрихом?
— Эти вопросы решаете вы. Кстати, кто такая Дейзи?
Она молчит, поэтому я снова спрашиваю:
— А Эрих?
— Посредник. Авантюрист.
— Однако вы, наверное, чем-то его держите…
— Его держит Дейзи. Идите к ней и расспросите.
Она замолкает. Так заканчиваются все наши разговоры. Непременно наступает момент, когда она перестает отвечать. Словно достигает какой-то невидимой границы и останавливается.
После солнечного света и жары на улице ресторан встречает нас приятной прохладой. Все тут в стиле «бель эпок». Мебель из темного дерева. Старинные бра с зелеными абажурами. Зеркала, в которых вы можете наблюдать, что делается у вас за спиной, не поворачивая шеи. А тем, кто не хочет, чтоб за ними наблюдали, предлагают уютные кабинеты.
Дейзи и Эрих заняли один из таких кабинетов. Не лишняя предусмотрительность, ибо ресторан почти полон.
Обед проходит вяло, несмотря на усилия Дейзи оживить разговор. На этот раз она комментирует вслух, что будто где-то в США похищено какое-то количество обогащенного урана.
— Не понимаю, почему ты так волнуешься, дорогая, — бросает Мод, на миг переставая жевать. — Разве это твой уран?
— Неужели ты не понимаешь, что, может, в эту минуту какая-то преступная банда уже изготовила где-то свою первую атомную бомбу? — спрашивает Дейзи, и ее большие синие глаза расширяются от ужаса.
— Я бы с удовольствием помог им, — добродушно говорит Эрих. — Не в изготовлении бомбы, а на дальнейшем этапе.
— На каком это «дальнейшем этапе»? Когда наступит очередь сбрасывать ее на наши головы? — спрашивает девушка, ероша свои золотистые волосы.
— Не сбросят, не бойся, — успокаивает ее Мод. — Я не верю, что они всадили в ту бомбу такие деньги только для того, чтоб посмотреть, как те деньги испаряются в воздух.
— Именно так, — лениво подтверждает немец. — Прибыли реализуются не действием, а угрозой действия. Священный шантаж.
Полчаса спустя, когда подают кофе и коньяк, мы переходим к главной теме, не без помощи деловитой Мод.
— Судя по вашим общим рассуждениям, вы вряд ли готовы предложить что-то конкретное господину Каре, — говорит она немцу.
— Ошибаетесь, — спокойно отвечает Эрих. И, обращаясь ко мне, добавляет: — Женщины всегда ошибаются. И все по той же причине: торопятся.
— В таком случае оставим мужчин и не будем надоедать им своим нетерпением, — кивнул Дейзи, замечает Мод.
Они поднимаются и направляются в туалет. Моя дама оставила на столе свою сумочку. Очень милая рассеянность. Ведь и магнитофон должен продолжать действовать.
— Можете получить товар на этой неделе, — сообщает Эрих без предисловия.
— Какой ассортимент?
— Недоверчивость является нашим общим злом, герр Каре. Прошли те времена, когда слово имело больше веса, чем чековая книжка. Теперь господин поставщик, с которым я оформил столько соглашений, желает договариваться лично с вами.
— То, что к операции причастно третье лицо, усложняет дело, — говорю я, делая озабоченный вид.
— Почему?
— А потому, что тогда может появиться и четвертый.
— Нет, четвертого не будет, — крутит головой немец. — Мой человек в таких случаях действует самостоятельно.
— Будем надеяться, — звучит голос Мод, которая как раз возвращается на свое место.
Дейзи также садится.
— Я вот сказал, что нам необходима еще одна встреча… — объясняет Эрих.
— Где и когда? — спрашивает Мод.
— …и в ней примет участие еще одно лицо.
— Где и когда?
— Я же вам говорил, что женщины всегда торопятся, герр Каре, — пренебрежительно бросает немец. Потом обращается к моей даме: — Сегодня вечером, вас это устраивает? В восемь часов, ресторан «Интерконтиненталь» в Бонне.
«Ваша операция завершилась, мистер Томас», — учтиво говорю я.
«Не знаю, кто вы такой и о чем вы говорите», — холодно отвечает мужчина, остановившись против меня.
«Кто я такой, сейчас не имеет значения. А что касается операции, то она вам хорошо известна, ибо это ваше дело. Дело, которое закончилось полным провалом, мистер Томас».
«Вы не можете доказать мою причастность к этой операции».
«Ошибаетесь. Доказательства собраны, и свидетели в наличии. С вами покончено, мистер Томас…»
Этот разговор я не раз повторял в мыслях. С того времени, как американец спровоцировал смерть троих юношей, я стремился встретиться с ним и предъявить ему счет.
С той поры много воды утекло, а время размывает все, в том числе и ненависть. И все-таки, когда Сеймур вспомнил тогда имя Томаса, это сыграло определенную роль. Старые воспоминания снова проснулись, и я понял, что ошибся: с этим человеком еще не покончено.
Томас. Дипломат среднего ранга, или разведчик средней руки. Обычное агрессивное ничтожество, которое стремится чем-то стать. Серия его решительных, грубых действий в Чили и Нигерии закончилась почти катастрофой. Почти — ибо ничтожеству был предоставлен последний шанс. Его назначили культурным советником в Софию. Мог бы сидеть незаметно, ожидая, пока забудут его старые провалы. Но он не желает выжидать. Он стремится блеснуть, взять реванш, снова оказаться наверху. Так в маленькой головке этого ничтожного человека возникает идея: получить ценную информацию, использовав временно замороженного агента. Чтоб застраховать агента от разоблачения, основной ход прикрыть запасными вариантами; он втянул новых лиц, которые часто даже не подозревали о характере отведенной им роли.
