Сергей Донской - В России жить не запретишь
– Какие пирожки? – остолбенел Бондарь.
– Настоящие. С капустой и картошкой. А завтра я собираюсь клеить… лепить пельмени. – Лиззи поджала ноги к подбородку и обхватила их руками. – Потерпи немного. Не так легко поменять прежний стиль жизни на новый. Но я стараюсь, я изо всех сил стараюсь. Мне просто нужно время.
– Чего-чего, а этого добра у нас навалом. Море времени.
– Мне оно нравится, – робко призналась Лиза. – В нем невозможно утонуть.
– Ты так считаешь? – усмехнулся Бондарь, отбрасывая полотенце.
Его голос смягчился, хотя убежавший в сторону взгляд не позволял определить, насколько потеплели его глаза. Лиза и не пыталась. В такие моменты она теряла способность анализировать и вообще мыслить рационально. Да и можно ли требовать этого от влюбленной до потери памяти женщины?
Глава 7
Алиса в стране чудес
С тех пор как Алиса вышла из остановившейся машины, произошло так много событий, что они не укладывались в голове. Она понятия не имела, где именно очутилась, в блиндаже или в землянке, да и какое это имело значение? Как подземную нору ни назови, она от этого краше не станет. Особенно, если у тебя нет уверенности в том, что ты когда-нибудь выберешься из этой берлоги на свет божий. Здесь царил сумрак, пахло сырой землей и немытыми мужскими ногами. Вместо кроватей стоял сплошной деревянный настил с разложенными на нем тюфяками. На них здесь спали вповалку, они были набиты сеном. Навострив уши, можно было услышать, как внутри тюфяков беспрестанно шуршат какие-то насекомые, может быть, даже мыши. В любой другой день они навели бы на Алису страх, но сегодня она их не боялась, ни тех, ни других. В этом мире водились существа пострашнее мышей и тараканов. Эти существа разговаривали на чеченском языке, расхаживали с автоматами наперевес, глядели на Алису, как на свою законную добычу, и прятали ухмылки под густой растительностью, покрывающей их лица. Она находилась в горах. В самопровозглашенной республике Ичкерия. Расстояние отсюда до Москвы измерялось не сотнями километров и даже не тысячами. Миллионы световых лет пролегали между двумя этими точками земного шара. А у Алисы не было машины времени, чтобы перенестись обратно. И землянка, в которую чеченцы проводили девушку, перемигиваясь, пересмеиваясь, норовя залезть ей под юбку, напоминала могилу. Слишком большую могилу для маленькой, одинокой, напуганной жертвы. Склеп, провонявший грязными ногами будущих убийц Алисы. Она осторожно втянула воздух ноздрями и подумала, что собственный запах ей тоже не слишком нравится. Как много отдала бы она за возможность очутиться дома, в своей ванной комнате, омываемая струями душа, окутанная ароматом шампуня… Вдали от этих простых благ цивилизации Алиса мгновенно превратилась в неопрятную замарашку, волосы которой торчали как пакля, а ногти на руках очерчивала траурная кайма. Ничего удивительного. Если городскую девушку всю ночь напролет гнать бегом через заросли, по всяким косогорам да лощинам, не позволяя перевести дыхания, то она неизбежно утратит лоск, которым привыкла гордиться. После подобного путешествия ей, этой несчастной девушке, просто необходимо привести себя в порядок. То, что такой возможности не было, окончательно добивало Алису. У нее отобрали сумочку, в которой хранились так необходимые каждой женщине вещи, а когда ранним утром, на подходе к лагерю она попросила вернуть ей хотя бы щетку для волос, один из конвоиров дружелюбно сказал ей:
– И так сгодишься. У нас тут даже горная козочка – красавица. А уж ты… – Не договорив, он чмокнул губами и закатил глаза под лоб, как припадочный, который вот-вот начнет пускать пену изо рта.
– Но мне необходимо причесаться! – воскликнула Алиса, чувствуя, что находится на грани истерики. – Я не могу ходить с такими космами на голове.
– Какие космы, зачем? – удивился второй конвоир, совсем юный паренек, похожий на пастушка из какой-нибудь доброй детской сказки. – Очень хороший прическа, очень красивый.
– Это прическа? – крикнула Алиса. – Это?
Она, чуть не плача, принялась ерошить свои и без того спутанные волосы, пытаясь вытрясти из них сосновые иголки, клочья паутины и всякий лесной мусор, но слезы застыли в ее глазах замороженными капельками, когда она услышала:
– Еще раз заорешь, я тебе прикладом все зубы выбью. – Это произнес первый конвоир, с физиономией немолодого Бельмондо, ни разу в жизни не побывавшего в бане или парикмахерской и к тому же начисто лишенного знаменитого французского шарма.
– А волосы все равно лучше сбрить, – рассудительно заметил юный пастушок, усевшийся на корточки так, чтобы можно было беспрепятственно заглядывать под юбку заложницы. – Тогда вошки не заведутся.
– Во… вошки? – Руки Алисы упали плетьми.
– Ага, – подтвердил юнец, небрежно сплевывая. – У кого волосы чересчур чистые – тому беда. Вошки таких за версту чуют.
– Главное, чтобы у нее мандавох не было, – рассудительно сказал второй конвоир, ожесточенно почесывая свою дремучую бороду. – Эй, девка, у тебя мандавох нет?
– У меня СПИД, – заявила Алиса, изо всех сил стараясь придать своему голосу как можно больше убедительности. – Третья стадия, – добавила она, понятия не имея, существуют ли у этой болезни какие-то стадии и чем они характерны.
– Мне твой СПИД во! – Бородач небрежно щелкнул пальцами по ширинке своих грязных штанов. – Мне главное, чтобы не чесалось.
– Вот что, немедленно ведите меня к своему командиру, – потребовала Алиса, не желая беседовать на сексуальные темы с двумя вооруженными чеченцами.
– Ты только с командирами трахаешься? – осклабился бородач. Зубы у него были коричневые, как будто принадлежали не живому человеку, а скелету, долгие годы пролежавшему под открытым небом. Его сходство с Бельмондо моментально улетучилось.
– Ты не переживай, тебе у нас будет хорошо, – заверил Алису юнец с едва прорезавшимися усиками. – Напоим, накормим.
– Уж я накормлю-у, – многообещающе протянул бородач, снова огладив свою засаленную ширинку жестом удалого балалаечника.
– Подонок! – возмутилась Алиса. – Тоже мне, герой-любовник нашелся!
– Я предупреждал, – сказал бородач, прежде чем ударить ее по губам. Не автоматным прикладом, правда, а жесткой, как деревяшка, ладонью, но легче от этого не было. Теперь, когда Алиса проводила языком по верхним резцам, ей казалось, что они шатаются, а во рту ощущается тухловатый привкус крови.
Но почистить зубы не представлялось возможным. У посаженной в землянку Алисы не было ничего, кроме той легкой одежонки, в которой она приехала в гости к Руслану Гелхаеву. Маечка на тонюсеньких бретельках, босоножки да розовая юбчонка, едва прикрывавшая трусики. Проклятый Сундуков, которого она называла теперь только по фамилии и никак иначе, даже словечком не намекнул жене о том, в какое далекое, в какое опасное путешествие она отправляется. Ей не позволили заехать домой за вещами, пообещав, что обеспечат всем необходимым, наврали с три короба, усыпили бдительность, навязали свою волю. Каждый шаг по этой скользкой дорожке был роковым, каждый шаг приближал Алису к той пропасти, на дне которой она очутилась. Отсюда не было выхода. В конце этого тоннеля не мерцал свет. «Все пропало? Нет, – подумала Алиса, – не все. Пропала только ты, дурочка. Весь мир продолжает существовать, он живет своей жизнью, как ни в чем не бывало, но тебя в нем нет».
* * *Она убрала волосы с лица и огляделась, словно надеясь обнаружить выход из тупика, в который ее загнали. Помимо деревянного настила с тюфяками, в землянке имелись ящики, заменяющие стол. Небрежно очищенный от объедков и всякого мусора, он служил помостом для старенького «Пентиума», снабженного облупленной клавиатурой, такой же неприглядной «мышкой» и на удивление современным монитором, плоским, почти белоснежным, с большим экраном. Компьютер не работал, хотя все его провода были вставлены в соответствующие гнезда и подключены к переносной розетке с тройным разъемом. Электрический ток подавался по шнуру, исчезавшему в отверстии под потолком. Хорошо бы на нем удавиться, подумала Алиса, продолжая осмотр своей мрачной темницы. Стены землянки украшали глянцевые страницы порнографических журналов. Кукольные личики красоток, их силиконовые бюсты и подбритые лобки были изуродованы круглыми дырочками, в которых угадывались пулевые отверстия. Кто-то имел обыкновение расстреливать девиц перед сном, а может, поутру, для повышения жизненного тонуса. «Интересно, – вяло подумала Алиса, – сколько времени пройдет до того момента, когда и со мной сотворят нечто подобное, поставив к стенке? И будет ли это самым страшным из всего, что мне предстоит пережить в этой вонючей норе? На одном из этих тюфяков, набитых травяной трухой, кишащей паразитами. Под улюлюканье обитателей землянки, ни один из которых не откажет себе в удовольствии отыметь беззащитную русскую девушку». Одно ужасное унижение Алиса уже пережила, и воспоминание о нем до сих пор обжигало ее изнутри. Настолько сильно обжигало, что, прикоснувшись пальцами к щекам, можно было ощутить, как они полыхают лихорадочным жаром. А сколько впереди подобных испытаний?
