Джеймс Донован - Незнакомцы на мосту
«Теперь, — писал Абель, — в моем номере было полно народу. Сотрудники иммиграционного управления начали обыск. Я полагал, что они имеют на это право. Обыск в основном проводили работники иммиграционной службы, но агенты ФБР присутствовали при этом. Обыскали одежду, которую я надевал накануне вечером. Она лежала на столе. Открыли стенной шкаф для платья, обыскали висевшие там вещи. Достали мои чемоданы и вывалили их содержимое на кровать. Все мои веши были осмотрены и затем сложены в чемоданы».
Одежда Абеля была не новая, однако ее было достаточно. Большая часть его гардероба, в основном скромная, не ярких цветов одежда, была приобретена в магазинах, торгующих высококачественными товарами. В этом отчасти проявлялся его талант маскироваться, благодаря которому люди считали его «ненавязчивым» и «неприметным». Он снимал номер в маленьком отеле также отнюдь не из бережливости. Деньги не составляли для него проблемы, в чем могли убедиться работники иммиграционного управления в утро ареста, обнаружив в номере 839 более шести с половиной тысяч долларов наличными. В коричневом пакете, лежавшем в папке с застежкой «молния», находилось четыре тысячи долларов купюрами по двадцать долларов. Кроме того, были обнаружены две с половиной тысячи долларов купюрами по пятьдесят и двадцать долларов, банковская книжка, в которой значился вклад на сумму 1386 долларов 22 цента в сберегательном банке на Ист-Ривер, и ключ от сейфа в банке, где впоследствии было обнаружено пятнадцать тысяч долларов наличными.
Помимо денег при обыске было найдено свидетельство о рождении на имя Эмиля Роберта Голдфуса, согласно которому он родился 2 августа 1902 года, и другое свидетельство о рождении на имя Мартина Коллинза, где указывалось, что он родился 2 июля 1897 года. (ФБР, наведя справки в нью-йоркском отделении архива департамента здравоохранения, установило, что Эмиль Роберт Голдфус, белый ребенок мужского пола, адрес: 120-я Ист, 87-я улица — умер в возрасте двух месяцев и семи дней 9 октября 1903 года.) В числе других предметов в комнате были обнаружены две фотографии с надписью «Шерли и Моррис» на обратной стороне одной из них.
В ходе предварительного следствия один из чиновников иммиграционного управления, производивших арест, показал следующее: «Во время обыска вещей иностранца мы обнаружили квитанцию на вещи, сданные на хранение. Она была выписана на имя Голдфуса. Мы спросили его, кто это такой. «Это я», — ответил Коллинз».
«После того как он оделся, — показал под присягой чиновник иммиграционного управления Фэрли, — я начал укладывать его вещи в чемоданы. Иностранец выказал недовольство тем, как я их укладываю, и попросил разрешения лично упаковать веши. Мы разрешили ему это, и он стал аккуратно складывать каждый предмет одежды и укладывать в чемодан. Так же аккуратно он укладывал в чемоданы и остальные свои вещи.
Укладывая вещи, он время от времени поднимал какой-либо из предметов, валявшихся по всей комнате, и бросал в корзину для бумаг. Когда он закончил упаковку чемоданов, корзина была до половины наполнена выброшенными вещами».
Иммиграционные чиновники говорили, что Абель оставил на подоконнике несколько маленьких флаконов с материалами для живописи и бросил в корзину пачку карандашей и Два пакета фирмы «Клинекс», обрывок проволоки, клочки бумаги и шесть книжек.
За Абелем, в то время как он упаковывал свои веши, пристально наблюдал Роберт Е. Шёненбергер, руководивший расследованием по линии управления иммиграции. «Закончив Упаковку, — показывал Шёненбергер, — Абель попросил разрешения перепаковать один из больших чемоданов, чтобы переложить туда некоторые предметы из сумки, в которой лежал фотоаппарат.
Когда он занимался этим, я заметил, что он вынул из чемодана какие-то бумаги и пытался засунуть их в правый рукав куртки, которая была на нем. Я нагнулся, поднял его руку и вынул из рукава три кусочка бумаги. Два из них были обрывками, на которых было написано лишь несколько строчек. Там были испанские слова. Одна фраза начиналась словом «Балмора». Другая — предлогом «в». Казалось, что там написано «В Мекс». В этой фразе я увидел слово «Чигуагуа». На другом листке, похожем на лист из тетради в клетку, были написаны группы цифр, по пять цифр в каждой группе. Полагаю, что там было восемь строк, восемь или десять».
Продолжая описание происшедшего с ним, Абель далее сообщал: «По прошествии примерно часа иммиграционные чиновники предложили мне одеться. Взяли упакованные чемоданы и другие мои веши и надели на меня наручники. Затем меня вывели из номера. Прежде чем по их требованию уйти из отеля, я попросил их расплатиться за номер, включая и день ареста (21 июня). Они обещали это сделать.
Мы вышли из отеля через заднюю дверь, сели в ожидавший нас закрытый автомобиль и поехали в Главное управление иммиграции. Там у меня сняли отпечатки пальцев, сфотографировали меня и продержали примерно до половины пятого. Затем на автомобиле меня доставили в какой-то аэропорт близ Ньюарка, штат Нью-Джерси.
В аэропорту меня посадили в самолет, где я и два чиновника иммиграционного управления были единственными пассажирами. Я спросил их, куда мы летим, и оба сказали, что не знают. Во время полета с меня сняли наручники. Самолет сделал одну посадку примерно через пять часов после взлета. Полагаю, что это было в штате. Алабама».
(Один из следователей иммиграционного управления впоследствии рассказал репортеру, что, когда самолет пошел на посадку, Абель посмотрел в окно и спросил: «А что нам нужно в Алабаме»? Он пояснил, будто понял, что они летят над штатом Алабама, так как, ориентируясь по солнцу, определил направление полета, учел время, которое они находились в полете, и вероятную скорость.)
«Примерно в половине пятого утра на следующий день (в субботу, 22 июня) мы прибыли, как я потом узнал, в Браунсвилл, штат Техас. На меня снова надели наручники. Мы сели в ожидавший нас автомобиль и в сопровождении другого автомобиля поехали в Мак-Аллен (Техас). Там меня поместили в федеральный лагерь для интернированных лиц, в одиночную камеру.
После того как я поспал два часа, мне дали позавтракать и около девяти часов утра привели в комнату, где почти до вечера (с перерывом на ланч) меня допрашивали. В начале допроса я потребовал, чтобы мне предоставили адвоката, однако мне ответили, что это будет сделано позже, на «официальной» стадии расследования».
Абель рассказал, что на следующий день, в воскресенье, 23 июня, его допрашивали в течение всего дня. «Меня допрашивали сотрудники ФБР, а затем следователи иммиграционной службы. Допрашивавшие работали посменно. Я отказался давать какие-либо показания». (Версия обвинения отличалась от этого рассказа лишь в незначительных деталях.)
«То же самое повторилось в понедельник, 24 июня. Во вторник, 25 июня, я решил заявить, что мое подлинное имя — Рудольф Иванович Абель, что я гражданин СССР, что во время войны я нашел крупную сумму денег в американской валюте в разрушенном блокгаузе в России, затем купил в Дании фальшивый американский паспорт и с ним въехал в США из Канады в 1948 году. После этого допросы прекратились, и мне сказали, что я могу встретиться с адвокатом. В тот день меня посетил адвокат из Мак-Аллена.
27 июня я предстал перед чиновниками иммиграционного управления, которые теперь проводили уже официальное разбирательство в лагере для интернированных. Меня сопровождал мой адвокат Моррис Атлас, эсквайр из Мак-Аллена. Я заявил, что мое подлинное имя — Рудольф Иванович Абель, что я нелегально въехал в США из Канады, что, живя здесь, я в разное время и в разных местах пользовался именами Эмиль Голдфус и Мартин Коллинз и что я являюсь гражданином СССР».
Во время официального разбирательства и Техасе Абель также показал, что он не зарегистрировался как иностранец и тем нарушил требования о регистрации и сообщении адреса, установленные Законом об иммиграции и гражданстве. Он заявил, что был учителем. Его отца звали Иван Абель, и он родился в Москве. Он не сообщил, однако, жив ли его отец или умер и где проживает в настоящее время. Он показал, что имя его матери — Любовь Корнеева и что она родилась в декабре (год не указан) в Саратове. Абель пояснил, что до мая 1948 года, до того, как он оказался в США, жил в Москве на Никитском бульваре.
«Меня попросили назвать страну, куда я хотел бы быть депортирован, — писал Абель, — и я ответил: — СССР».
Протокол расследования на предмет депортации свидетельствует о том, что в середине заседания Абель и его адвокат сделали тридцатидвухминутный перерыв, чтобы посовещаться. Своего адвоката, мистера Атласа, Абель нашел благодаря местному указателю адвокатов, и тот, соглашаясь принять на себя соответствующие функции, конечно, полагал, что займется обычным делом о депортации. После перерыва Абель признал все выдвигавшиеся против него обвинения, включая и то, что он не указал своего адреса, опасаясь, что «в результате обнаружился бы факт его незаконного пребывания в Соединенных Штатах».
