Операция «Канкан» - Анатолий Евгеньевич Матвиенко
Столь глобальные планы казались фантастикой в год публикации «Майн Кампф». Но они осуществляются с пугающей быстротой. Гитлер четвертый год у власти, она практически абсолютна. Компартия разогнана. Если до тридцать шестого года в Германии действовали лишь полиция и Абвер, сейчас там особые службы растут как грибы.
Немцы жестко контролируют ситуацию в своей стране, тянут щупальца к СССР. Некогда тратить силы на внутриведомственные склоки!
Слуцкий мысленно отвел себе полгода. Раньше Ежов не возьмется за радикальные перемены в разведке. Пусть он не чекист-профессионал, однако человек неглупый, поймет, что вряд ли кто-либо другой на месте Слуцкого быстрей поправит ситуацию.
Полгода! До весны тридцать седьмого. Там ветер развеет тучи, все как-нибудь образуется.
Глава 8. Абверштелле
Стараюсь ступать по краю досок, у самой стены. Меньше шансов, что скрипнут. Часы напоминают, что до времени икс осталось шесть с половиной минут. Если Трубача ждет снайпер, а я неправильно угадал место засады, аллес капут.
Нас готовят убивать, для этого курсантов делят. Трое организуют покушение, полтора или два десятка прикрывают объект. «Телохранители» ищут дыры в плане «ликвидаторов» и наоборот.
Под ногами мусор. Ступаю как по минному полю, пытаясь не шуметь. Смог проверить только этот этаж. Отсюда идеальный сектор обстрела… Есть!
Подошвы сапог обращены к двери. Стрелок настолько слился с винтовкой, что не засек моего слоновьего топота…
— Встать! Руки за голову!
Дюбель нехотя поднимается. Судя по его ухмылке, еще ничего не кончилось.
— Сумел меня вычислить, Зулус? Придется собрать вещички.
Он невысок, но крепок. Круглая голова с ежиком темно-русых, почти черных волос наклонилась, рука потянулась к лежаку. Сдается? Как бы не так!
Нож мелькает как атакующая змея. Дюбель знает, что мой парабеллум не заряжен. И что нарушаются правила игры, тоже знает.
Пистолет занимает руку, требуется ничтожная доля секунды, чтобы разжать пальцы, у противника преимущество… Но я не трачу время!
…Надеюсь, Дюбелю очень больно. Он валяется на полу и храпит в тщетной попытке сделать хотя бы вдох. Подбираю винтовку, оттягиваю затвор. В ней — единственный патрон.
— Встать! Руки за голову!
Затвор клацает, досылая смертельный цилиндрик в черный зев патронника. Дюбель переступил черту с детским названием «по правилам», и мы оба за ней. Поэтому лишняя дырка в однокашнике будет стоить мне разве что устного нагоняя за потраченные рейхсмарки на взращивание снайпера.
За окном раздается приглушенный хлопок, и я вынужден признать поражение. Трубач валяется на мостовой, сжимая простреленную ногу. Значит, снайперов было двое, вблизи никто не атаковал. Проклятие!
— Поздравляю. Сам дойдешь?
— Справлюсь…
Дюбель тащится едва-едва, согнутый в три погибели. Мне тоже нехорошо. Череп трещит.
Учения окончены. Завтра возвращаемся в Кенигсберг, в казармы специальной школы при абверштелле «Ост Пройссен». Бутафорские домики, что построены для съемок какого-то фильма, дали нам пристанище на пять дней, наверно, самых тяжелых в жизни. Педагогические методы в Абвере красноречиво дают понять: здесь не игрушки, будьте готовы убивать и учтите, что другие тоже не откажутся отстрелить вам голову.
На построении нет ни Трубача, ни Дюбеля — оба в лазарете. С виду — ни у кого нет претензий. Но я знаю, что память у парней отменная, тренированная. В нашей стае накопилась масса счетов друг к другу. Вместо имен клички, о прошлой жизни говорить нельзя, но невольно что-то проскакивает. Я поддерживаю домыслы о происхождении из германской колонии в Юго-Западной Африке. Оттого странный акцент и архаичный язык. Как если бы в Ленинграде я к кому-то обратился: «Не изволите, сударь, откушать чаю-с?» Конечно, собеседник меня бы понял, но тут же сдал бы чекистам старорежимную сволочь. Пытаюсь освоить современный немецкий быстрее, чем минно-диверсионное дело, и избавиться от русско-казанского акцента.
— Жестокие нравы, — усмехается граф, когда рассказываю ему про учения. — Точно — прострелили ногу боевым патроном?
— Боевей не бывает. Краем уха слышал, Трубач — птица ненадежная, с криминальным хвостом. Его списали. И он будет свободно расхаживать, зная нас в лицо, выучив методы разведки? Или его, чтобы наверняка…
Майор осведомлен лучше меня.
— Нет. Мы — за гуманизм. Был бы унтерменшем, не церемонились бы. Ариец имеет право на жизнь. Полагаю, ваш неудачливый коллега отправлен в гехаймнистерлагер, там вполне сносные условия.
Мы сидим в уютном кабачке в начале берлинской Кранцераллеи, в дальнем углу. Даже не пытаюсь гадать, связан ли с интригами покровителя перевод нашей банды в столичное подразделение разведки — абверштелле «Берлин». Майор угостил меня айтнопфом, теперь делает знак хозяину, чтоб принес еще пива, тот шустро меняет пустые кружки на полные. Погоны на кителе внушают уважение. Армия снова в фаворе.
Я одет в мешковатую куртку мастерового, никак не похож на бойца военной организации. На языке вертится вопрос о ближайших перспективах, но спрашиваю о делах самого графа. Потому что в этой стране у меня нет другого заступника. Поразительно, фон Валленштайн продолжает опекать подельника по бегству из СССР. Имел полное моральное право умыть руки, пристроив в Абвер.
— Многое изменилось в Рейхе, мой мальчик. Так часто бывает, если шпион был на холоде столько лет. Страна совсем другая.
— Лучше?
— Даже сравнивать нельзя. Я уезжал в Испанию в двадцать седьмом, в разгар кризиса. Будущее Германии было весьма туманным. Сейчас есть все шансы для успеха! Но… — майор запнулся. — В окружении фюрера сплошь его партийные друзья. Ты уже наслышан, конечно, о Службе безопасности — СД?
— Конечно, герр граф. Скажу честно, офицеры абверштелле отзываются о них как о сборище дилетантов. И откровенно презирают СС.
— Высокомерие армейской элиты когда-нибудь ей отольется… Тео, вам не кажется это парадоксом? Я, из старого дворянского рода, должен смеяться над выскочками-пролетариями со свастикой на рукаве, но не смеюсь. Опыт, знания, даже профессионализм — дело наживное. А патриотизм либо есть, либо его нет. Поэтому я верю фюреру как настоящему патриоту нации.
Начинаю догадываться.
— Вы хлопочете о переводе в СД?
— Верно, Тео. Увы, есть одна загвоздка. Майоров и даже оберстов с военным стажем в избытке. Но соответствующее майору звание штурмбаннфюрера — весьма высокое в СС.
Стараюсь скрыть улыбку. Патриотизм моего патрона допускает его карьеру в презираемой аристократами Службе безопасности, но только без потери чина. Если нет, останется у Канариса?
— Успехов вам, герр майор. Я же пока не имею ни гражданства, ни звания. За полгода ни шагу без присмотра!
— Вы не преувеличиваете? За вами ходит целая армия топтунов?
— Каждый раз, когда курсант получает увольнительную, другие отрабатывают на нем практику наружного наблюдения. И уж если выявили бы порочащие связи…
— Понятно. Имейте терпение, Тео. Абвер обучит вас азам профессии. Служба безопасности еще
