Александр Насибов - Безумцы (Сборник)
— Спрячь!
Кныш убрал нож.
— Наказал вам доставить. Вроде, значит, пароля.
Аскер испытующе оглядел лагерника. Тот лежал на боку, худой, жёлтый, и, не мигая, смотрел ему в глаза. И вдруг Кныш заплакал. Как-то сами собой побежали по лицу слезы, закапали с остренького носа, и сухой, пыльный асфальт мгновенно впитывал их, будто промокательная бумага.
— Не сомневайтесь, — захлёбываясь, нервно дёргая шеей, проговорил он, — не брешу, не предатель я…
— Как звать? — спросил Аскер.
— Чего?
— Имя, говорю, как?
— Кныш — фамилия. А имя — Трофим. Старшина Трофим Кныш!
— А где Авдеев?
— Там остался. Он из колхозников. А сюда мастеровых брали. Как узнал, что меня отправляют, наказал разыскать вас. Приметы сообщил. «Будешь, сказал, действовать, как мой командир велит». Да я ведь не один. Ребят двадцать наберётся, все — хоть в огонь!
— Оружие?
— Было, осталось в лагере. Авдеев-то побег готовит… Однако ножи поделать можем.
— Погоди с ножами. Встретимся завтра. У тебя когда перерыв?
— Вроде бы в два часа.
— Буду здесь. Как увидишь, что снимаю аккумулятор, так сразу и выходи. Подзову долить жидкости, тогда и поговорим… И — обо мне ни звука. Ни единой душе.
— Могила!.. Товарищ гвардии старший лейтенант, шкура тут одна есть. Стучит. Как быть?
— Точно, что стучит?
— Засекли.
— Тихо убрать сможете?
— Сможем.
— Убирайте, — жёстко сказал Аскер.
Струя масла из картера становилась все тоньше. Кныш завозился под машиной, готовясь вылезать.
— Завод-то знаете какой важный! — свистящим шёпотом проговорил он.
— Важный? — переспросил Аскер, занятый своими мыслями. — Какой завод?
— Да этот самый. Фаустпатроны, делают. Танки наши жечь. Бают, фронт больше половины фаустов отсюда получает. И снаряды тоже. Верно?
— Верно.
— Так чего же мы?… Поднять его на воздух, завод-то! Самим пропасть, а завода этого дьявольского чтобы не стало!
Аскер не ответил.
Струйка масла из картера иссякла. Теперь только редкие тяжёлые капли беззвучно падали в почти полный противень.
— Слушай, — шепнул Аскер, выползая из-под машины, — может случиться, к тебе подойдёт человек и скажет: «Три и четыре». Ты ответь: «Четыре и три», и тогда выполняй, что он потребует. Понял?
— Да.
Аскер вылез и начал возиться с мотором. Кныш завернул пробку картера, вытолкнул противень из-под колёс, понёс к сточной канаве, опорожнил. Потом он ушёл.
Аскер остался у машины, заливая в мотор свежую смазку.
3Поздний вечер. На затемнённых улицах Остбурга почти не видно прохожих. Дома стоят безмолвные, мрачные — в них ни огонька. Иные будто слепцы — пустыми глазницами зияют чёрные провалы окон. Это результаты бомбёжек, пожаров. Тишину нарушают лишь шаги патрулей да возникающий временами унылый скрежет — ветер раскачивает в развалинах куски бетона, повисшие на прутьях арматуры, и они трутся об искорёженное, ржавое железо. А над городом — луна в рваных облаках, и это усугубляет картину тревоги, холода, запустения…
Несколько раз пытался Аскер встретиться с Шубертом, но это никак не удавалось. Обстановка была сложной. Война придвинулась вплотную к границам Германии, и в городе свирепствовали гестапо и СД. Шуберту пришлось покинуть свою основную квартиру — в её районе были замечены подозрительные личности. На время, пока ему готовили новое надёжное убежище, он перешёл в домик у железнодорожного моста.
И вот сегодня Шталекер, улучив момент, шепнул Аскеру, что вечером Шуберт ждёт его.
Они были одни в комнате. Шуберт рассказывал о последних событиях в городе. Подпольщики помогли бежать большой группе советских и польских пленных, заключённых в расположенном близ Остбурга лагере. Беглецы мелкими партиями переправляются на Восток, в Польшу, к партизанам.
— А теперь могу показать вот это. — Шуберт вынул сложенный вчетверо лист бумаги. — Моя самая большая гордость.
Он бережно развернул и разгладил бумагу. Это был газетный лист. Разведчик осторожно придвинул его к себе. Под заголовком теснились короткие заметки, рассказывающие об истинном положении на фронтах и внутри страны.
Аскер поднял на собеседника заблестевшие глаза.
— Где печатали?
— Скажу — не поверите.
— Все же?
— В типографии «Остбургер цейтунг».
Аскер представил, сколько потребовалось отваги, хитрости, мастерства, чтобы под носом у врага набрать, сверстать и оттиснуть несколько сот экземпляров подпольной антифашистской газеты. Он взволнованно протянул Шуберту руку.
— Теперь говорите вы, — сказал Шуберт. — У вас что-то важное?
— Должен отправиться в Карлслуст.
— Когда?
— Как можно скорее. Москва предупреждает: в Карлслуст едет видный контрразведчик генерал Зейферт, шеф группенфюрера Упица. Есть данные, что они собираются там встретиться. Это многое может прояснить.
— Пожалуй, вы правы. А когда думаете перебираться?
— Видимо, дня через два.
— Поездом?
— Да. Теперь, когда освоился здесь, это несложно. Все подготовил — документы и прочее. — Аскер сделал паузу, придвинулся к Шуберту. — Можно сделать так, чтобы кладовщик Кребс доложил в гестапо о моей с ним беседе по поводу сварочных аппаратов?
— Шуберт вопросительно посмотрел на Аскера.
— Я поясню. — Аскер привычно потрогал переносицу. — Понимаете, очень полезно, чтобы контрразведка…
— Все понял. Надо, чтобы они уверились, будто вы «клюнули» и ищете в Остбурге?
— Да. Это может отвлечь их внимание от Карлслуста, облегчить нашу работу.
— Короче, хотите применить их же оружие?
— А почему бы и нет? Но это можно сделать лишь в одном случае: если Кребс абсолютно надёжен.
— Надёжен, — сказал Шуберт. — Под наблюдением каждый его шаг. И потом, он ведь так и не позвонил насчёт вас. А это было серьёзным испытанием, правда?
— Конечно.
— Значит, принципиально решили. Но я ещё поговорю со Шталекером.
— Хорошо. — Аскер смолк, побарабанил по столу пальцами. — Месяц назад вы сказали, что готовите взрыв «Ганса Бемера». Завод будет уничтожен?
— Обязательно.
— За чем задержка?
— Видите ли, смущает одно обстоятельство — неизбежная гибель большого числа рабочих и пленных.
— Этого нельзя допустить. Но завод должен быть выведен из строя.
И Аскер рассказал о своей беседе с Кнышем.
— Сначала сложной проблемой казалась взрывчатка: ведь её потребуется много, — пояснил Шуберт. — Но потом мы поняли, что она есть на заводе.
— Склад готовой продукции?
— Да. Территория склада — запретная зона. Из наших там бывает только Карл Кригер. Поэтому операцию поручили ему. В принципе все готово. Вот только… как быть с рабочими? Более тысячи людей погибнет! Правда, решено взрывать завод в ночное время, когда бездействует ряд цехов и пролётов, не работают и пленные, но все же жертв будет много…
— Жертвы не обязательны.
Шуберт поднял голову, вопросительно поглядел на Аскера.
— Не обязательны, — повторил тот. — Ведь, кроме заводского бомбоубежища, есть поблизости и другое?
— За воротами, метрах в пятистах.
— Так… — Аскер задумался. — Я кое-что проверю, подсчитаю. — Он положил руку на плечо Шуберту. — Кажется, все будет в порядке! Я ещё подумаю, и тогда все изложу Кригеру, если, конечно, вы не возражаете.
Затем Аскер сообщил о появлении в Берлине и Остбурге Фреда Теддера, о встречах его с генералом Лахузеном и группенфюрером Упицем.
— Теддер и сейчас в Остбурге? — спросил Шуберт.
— Был. А сегодня, кажется, уехал. Уехал или уезжает. Вместе с Упицем. — Аскер встал. — Ну, мне пора.
Поднялся и Шуберт.
— Многое бы хотелось сказать вам. — Он помолчал. — Но бывает… и слов не подберёшь, правда?
Глава двадцатая
1Новый руководитель остбургского гестапо оберштурмбанфюрер Готхард фон Зутель прилагал все старания, чтобы распутать дело о загадочном убийстве своего предшественника Больма и других работников контрразведки. На это были брошены лучшие силы. Им был объявлен приказ, который гласил, что добившиеся успеха будут повышены в чине и представлены к награде.
Вскоре после происшествия, когда группенфюрер Упиц зашёл зачем-то к фон Зутелю, секретарь начальника доложил, что просит приёма штурмфюрер Торп. Фон Зутель нерешительно взглянул на генерала. Тот кивнул.
— Примите его, — сказал Упиц. — Это способный человек. Посмотрим, что ему надо.
Секретарь впустил Торпа. При виде генерала на красивом лице штурмфюрера появилось выражение смущения и растерянности, хотя Торп специально спланировал визит так, чтобы в кабинете шефа был и группенфюрер Упиц.