Йоханнес Зиммель - Пятый угол
— Война?
— Да.
— Когда?
— В ближайшие двое суток. Вы должны приехать в Бельфор завтра первым же поездом. Остановитесь в гостинице «Золотая бочка». Портье будет в курсе. Речь идет… — В этот момент связь оборвалась. Томас постучал по рычажку: «Алло, алло!» Ему ответил строгий женский голос:
— Мсье Ливен, вас разъединили, вы говорили на иностранном языке.
— А это что, запрещено?
— Да, с 18 часов сегодняшнего дня. Междугородные переговоры разрешается вести только по-французски, — голос пропал, наступила тишина.
Когда Томас вышел из кабины, портье как-то странно посмотрел на него, но Томас не обратил на это внимания. Он вспомнил этот взгляд, когда около пяти утра в его гостиничный номер постучали…
Мими спала, свернувшись калачиком, как маленькая кошечка. Он не захотел тревожить ее вечером и ничего ей не рассказал. За окном уже светало, в ветвях старых деревьев щебетали птицы.
В дверь теперь колотили. «Невозможно, чтобы немцы так быстро оказались здесь», — подумал Томас и решил не реагировать. Снаружи раздался голос:
— Мсье Ливен, открывайте или мы взломаем дверь.
— Кто там?
— Полиция.
Томас со вздохом поднялся, с легким вскриком проснулась и Мими:
— Что случилось, дорогой?
— Думаю, скорее всего меня опять арестуют, — ответил он. И как в воду глядел. За дверью стоял офицер жандармерии с двумя жандармами.
— Одевайтесь и следуйте за нами.
— Что случилось?
— Вы немецкий шпион.
— Что навело вас на эту мысль?
— Вчера вы вели подозрительный телефонный разговор. Служба прослушивания сообщила нам об этом. Портье наблюдал за вами. Поэтому не пытайтесь отрицать.
Томас обратился к офицеру:
— Пускай ваши люди выйдут, мне нужно кое-что сообщить вам.
Жандармы исчезли. Томас предъявил удостоверение и паспорт, полученные от Юпитера, добавив:
— Я работаю на французскую секретную службу.
— Ничего умнее не придумали? К тому же эти документы — дешевая подделка! Одевайтесь, да поживее!
8
Прибыв вечером 31 августа в бывшую крепость Бельфор, Томас Ливен взял такси и сразу же через весь старинный городок, мимо памятника в честь трех осад, минуя площадь Республики, отправился в гостиницу «Золотая бочка». Как всегда, его костюм был безупречен. На жилетке поблескивала золотая цепочка от старинных часов. Полковник Симеон поджидал его в холле. Он был в мундире и тем не менее выглядел симпатичным, как и раньше, в штатском.
— Бедняга Ливен, мне так жаль, что вам пришлось натерпеться от этих олухов-жандармов! Когда Мими, наконец, дозвонилась до меня, я задал им всем хорошую взбучку… Однако пойдемте, генерал Эффель ждет. Нам нельзя терять ни минуты. Друг мой, вам предстоит боевое крещение.
Пятнадцать минут спустя Томас Ливен и Симеон расположились в генеральском кабинете в здании Французского генштаба. Все четыре стены по-спартански оборудованной комнаты были сплошь завешаны штабными картами Франции и Германии. Луи Эффель, седовласый, высокий и стройный, расхаживал перед Томасом взад-вперед, заложив руки за спину. Томас присел за заваленный картами стол, Симеон — рядом с ним.
— Мсье Ливен, — голос у генерала оказался звучным, — полковник Симеон докладывал мне о вас. Я знаю, что передо мной один из наших лучших людей.
Генерал остановился у окна, глядя на прекрасную долину между Вогезами и Юрскими горами.
— Сейчас не время тешить себя иллюзиями. Итак, господин Гитлер начал войну. Через несколько часов последует и наше объявление войны ему. Но…
Генерал повернулся.
— Франция, господин Ливен, к этой войне не готова. А наши секретные службы тем более… Речь идет об одной проблеме по вашей части. Изложите ее вы, полковник.
Симеон сглотнул и заговорил:
— Мы почти банкроты, дружище!
— Банкроты?
Генерал энергично кивнул:
— Да. Можно сказать, сидим на мели. Существуем на жалкие подачки военного министра. Не в состоянии проводить крупные операции, которые сейчас так необходимы. Мы повязаны по рукам.
— Да, это скверно, — сказал Томас Ливен, с трудом сдерживавшийся, чтобы не расхохотаться. — Извините, но если у государства нет денег, то, может, ему лучше обойтись вообще без спецслужб?
— Наше государство имело достаточно средств подготовиться к германскому нападению. К сожалению, мсье, во Франции есть определенные круги, алчные и эгоистичные, которые отказываются платить дополнительные налоги. Они лишь хапают и спекулируют, даже в такой ситуации они только обогащаются на страданиях нашего отечества, — генерал выпрямился. — Я знаю, что обращаюсь к вам в роковой момент. Знаю, что требую невозможного. Тем не менее вопрос: верите ли вы, что есть способ добыть в кратчайшие — подчеркиваю — кратчайшие сроки значительные суммы, чтобы мы могли действовать?
— Я должен подумать, господин генерал. Но не здесь, — взгляд Томаса упал на военные карты. — Здесь мне ничего путного в голову не придет, — его лицо прояснилось. — Если господа позволят, я бы сейчас откланялся, приготовил небольшой ужин в гостинице, за которым мы и обсудим дальнейшее.
Луи Эффель изумился:
— Вы хотите заняться стряпней?
— С вашего позволения, господин генерал. На кухне меня посещают самые удачные мысли.
Памятный ужин прошел в тот же вечер 31 августа 1939 года в отдельном кабинете гостиницы.
— Уникально, — сказал генерал после основного блюда, вытирая губы салфеткой.
— Фантастика, — вторил полковник.
— Самым лучшим был суп из устриц. Такой вкусноты я еще никогда не ел, — объявил генерал.
— Небольшой секрет, — сказал Томас, — выбирайте только крупные устрицы в серых раковинах, господин генерал! При этом раковины должны быть закрытыми.
Кельнер принес десерт. Томас поднялся.
— Спасибо, это я сделаю сам.
Он зажег небольшую спиртовку и объявил:
— Будет взбитый лимонный крем с вишнями.
Из одной миски он извлек консервированные вишни, сложил их в маленькую медную сковороду и подогрел на спиртовке. После этого он полил вишни французским коньяком и какой-то прозрачной, как вода, жидкостью. Все смотрели с напряжением. Полковник Симеон даже приподнялся.
— Что это? — спросил генерал, указывая на прозрачную жидкость.
— Высокопроцентный алкоголь, химически чистый, из аптеки. Это нужно для возгорания.
Ловким движением Томас перекинул пламя на вишни. Взметнулось шипящее и брызгающее голубое пламя, оно сверкало, дрожало и, наконец, погасло. Наш друг элегантно распределил горячие фрукты на порциях крема.
— А теперь, — сказал Томас, — обсудим нашу проблему. Думаю, что решение есть.
Ложечка в руке генерала звякнула о стекло:
— Бог мой, да говорите же!
— Господин генерал, вы сетовали на поведение определенных кругов — вишни превосходны, не правда ли? — стремящихся обогащаться даже на страданиях Франции. Могу вас утешить: подобные круги есть в любой стране. Господа хотят зарабатывать. Как — им наплевать. И когда все рушится, они забирают свои денежки и драпают. А маленькие люди остаются ни с чем, — Томас зачерпнул ложечкой крем. — Кажется, несколько кисловат. Нет? Дело вкуса. Итак, господа, мы сможем оздоровить финансы французской секретной службы за счет этих алчных негодяев, для которых понятие «отечество» — пустой звук.
— Но как? Что вам для этого нужно?
— Американский диппаспорт, бельгийский паспорт и срочные распоряжения министра финансов, — скромно сообщил Томас Ливен. Это был вечер 31 августа 1939 года.
10 сентября 1939 года в прессе и по радио было обнародовано следующее постановление:
ПРЕЗИДЕНТСКИЙ ДЕКРЕТ
В военное время вывоз капиталов, обменные операции, трансакции, торговля золотом запрещаются или регламентируются.
Статья 1. Вывоз капиталов в любой форме возможен только с разрешения министра финансов.
Статья 2. Все без исключения разрешенные операции с валютой должны осуществляться только через Банк Франции или иной кредитный институт, уполномоченный министром финансов…
Содержались и иные распоряжения относительно золота и валюты, а в заключение — драконовские штрафы за нарушения. Декрет подписали президент республики и министры кабинета.
9
Скорый поезд, отправлявшийся точно по расписанию в 8.35 утра 12 сентября 1939 года из Парижа, увозил в Брюссель молодого американского дипломата. На нем был костюм, какие носят английские банкиры, при нем большой черный чемодан из свиной кожи. Контроль на франко-бельгийской границе был очень строгим. Служащие по обе стороны тщательно проверили паспорт молодого ухоженного господина Уильяма С. Мерфи, официального курьера американского посольства в Париже. Его багаж не досматривали.
