Африкан Шебалов - Тайна стонущей пещеры

Так они карабкались минут двадцать. Наконец, лес кончился, открылась поросшая сочной травой поляна, круто уходящая вверх, к отвесной стене известняка. Метров на пятьдесят правее впереди стена кончалась, сливаясь с крутым скатом.

Матвеев на секунду остановился, скользнул по сторонам быстрым взглядом и пошел наискосок через поляну.

Сбитнев поплелся вслед за ним. Из-под куста выскочило какое-то животное с пятнами на боку и испуганно метнулось вниз, к лесу. Мальчик узнал молодую косулю. Но Матвеев на животное не обратил никакого внимания; он шел, не останавливаясь, подминая траву тяжелыми ботинками, туда, где кончалась стена.

— Иван Иванович, где же эта осыпь, далеко еще? — с трудом догнав геолога, спросил Сбитнев.

— Что? Какая осыпь?.. Ах, да, осыпь. Нет, вот сейчас тут, близко, — как бы очнувшись, недружелюбно проговорил Матвеев.

Он на мгновение повернулся к мальчику, и Сбитнев увидел мрачное лицо и острые, отчужденные глаза. Видимо, геолог думал сейчас совсем не о камнях и не об осыпи.

Они молча дошли до стены, остановились.

— Вон, видишь, камни, — указал Матвеев вперед на обвалившийся край ската, — возьми молоток, поковыряйся там, а я сейчас вернусь.

Он подтолкнул мальчика и, проводив его глазами, быстро поднялся наверх, на вершину плато.

Перед ним раскинулось обширное, слегка изрезанное плоскогорье. Там и тут виднелись огромные круглые ямы, напоминавшие воронки. Только у каждой из них было плоское дно. Покатые склоны воронок были покрыты сочным кустарником. Ущелье, на дне которого остался отряд, в километре впереди заканчивалось, упираясь в высокую хмурую гору.

Матвеев находился на вершине плоскогорья, перед главной грядой Крымских гор. Влево и вправо до самого горизонта тянулось изрезанное морщинами нагорье с темными заплатами кустарников. С южной стороны плоскогорья цепочкой выстроились горы. Вокруг некоторых из них кучились облака.

Геолог долго ощупывал взглядом каждую из гор. Глубокое ущелье между горами застилало курчавое облако. Когда, наконец, в облаке появился просвет, Матвеев увидел внизу кусочек моря и белое здание санатория. Это, по-видимому, его обрадовало: геолог быстро перевел взгляд левее, без труда отыскал теперь невысокую двугорбую гору, которая отсюда казалась небольшим холмиком, облегченно вздохнул и неторопливо закурил папиросу.

Сбитнев между тем бродил среди больших каменных глыб, подбирая разные камушки. На одном из камней он увидел четкий отпечаток ребристой раковины. Мальчик осторожно отбил кусок камня молотком.

— Ну, как успехи, геолог? — услышал Витя приветливый голос.

Перед ним стоял Матвеев с обычной улыбкой на губах.

— Вот набрал несколько образцов, посмотрите, — полез было в карман Витя.

— Потом, потом, — отмахнулся Матвеев. Заметив недовольство Сбитнева, он объяснил: — Возвращаться надо, понимаешь? Солнце, видишь, садится.

Геолог посмотрел на крутой склон, по которому они недавно поднимались, и предложил:

— Пройдем немного вперед, может быть, там спуск легче.

Они вышли на ту часть плоскогорья, которая полого спускалась в сторону моря, и пошли вниз. Пробравшись сквозь густой кустарник, Матвеев и Сбитнев очутились на большой поляне и замерли в изумлении: на краю поляны в этом диком, нехоженом месте возвышался деревянный обелиск со звездой на вершине. Подойдя ближе, Витя прочитал:

«Ване Пронину, пионеру-партизану, отдавшему жизнь за Советскую Родину».

— Вы не знаете, что он сделал? — с волнением спросил Сбитнев.

— Не знаю.

Геолог пристально смотрел на обелиск. Брови его сошлись на переносице. Он резко обернулся, окинул взглядом поляну:

— Знакомые места…

Потом, словно спохватившись, сдернул с головы кепку:

— Почтим память героя.

Сбитнев снял фуражку, с уважением взглянул на Матвеева: — Вы тоже здесь партизанили?

— Да, пришлось, — геолог надвинул кепку на лоб: — Идем, а то, небось, учительница беспокоится.

У КОСТРА

Сумерки надвигались быстро. Едва скрылось солнце, как все вокруг поблекло, посерело. Лишь на западе, над зубчатой вершиной горы, небо было окрашено в нежно-розовый цвет.

Возле крайнего шалаша возвышалась большая куча сушняка, собранного ребятами еще засветло.

На небе высыпали первые звезды, из-за далекой горы выплыл ущербный, похожий на ломтик спелой дыни, месяц.

На площадке перед шалашами хозяйничали костровой Миша Черепанов и Коркин, которого назначили на сегодняшний вечер поваром. Желтые языки пламени лизали ведро, обмазанное глиной, швыряли вверх мелкие трескучие искры. С каждой минутой становилось все темнее. Мир ограничился небольшим, освещенным светом костра, участком.

Ребята расположились кружком вокруг огня. Каждый был занят своим делом. Галя Пурыгина и Оля Пахомова помогали Коркину чистить рыбу и картофель. Кто записывал впечатления дня в дневник, кто оформлял гербарий, какие-то пометки делала в толстой тетради Вера Алексеевна. Человек семь ребят уселись в тесный кружок, в середине которого, под звонкий смех, ходил на задних лапах Тузик, выпрашивая подачки.

Все были так увлечены своими занятиями и забавами, что не заметили, как у костра появился высокий кряжистый старик с ружьем за плечами.

— Добрый вечер, — приветствовал он ребят мягким хриповатым баском. Почуял дымок и думаю: «Дай, зайду». Как знал, что на уху попаду, — старик улыбнулся в прокуренные обвисшие усы.

— Егор Егорович! Здравствуйте, — быстро поднялась учительница.

— А-а, Вера Алексеевна… Опять в наши края? Теперь уже с питомцами ходишь? — пожал ей руку Егор Егорович и оглядел ребят хитровато:

— Ну, как, орлы? Принимаете в свою компанию?

— Принимаем, принимаем! Пожалуйста! — вразнобой закричали ребята. Они сразу догадались, что это лесник: такой же ласковый и простой, как и тетя Глаша.

Егор Егорович неторопливо снял ружье и сел. Не спеша вынул из кармана жестяную коробку из-под зубного порошка, набил табаком трубку. Прикурил от горящего прутика и снова окинул любопытные лица ребят взглядом, который как бы говорил: «Ох, и знаю же я кое-что интересное»…

— Ну, что же вы, скворцы — то щебетали, смеялись, а то сразу притихли. Помешал, что ли?

— Нет, не помешали, — оживились ребята. — Мы у вас сегодня дома были, обедали у тети Глаши и Сиротку из соски молоком поили.

— Ишь ты, все уже знаете. Любит тетя Глаша вашего брата, — засмеялся Егор Егорович.

В стороне зашуршали ветви, и на поляну вышел Сбитнев.

— А вы, дядя Егор, не боитесь ходить ночью по лесу? — спросила Галя Пурыгина лесника, а сама косилась на подходившего Сбитнева. — Лес-то вон какой большой да темный!

— Чего мне бояться? — ласково улыбнулся старик. — Я в этих лесах каждый кустик знаю. Сколько уж лет работаю, и партизанить тут пришлось.

Витя Сбитнев внимательно посмотрел на лесника.

— Где же ты Ивана Ивановича потерял? — спросила его учительница.

— Он там, за кустами задержался, — кивнул назад Сбитнев. — Сказал, что через минутку подойдет.

Витя выложил из карманов принесенные камни и подсел к леснику:

— Вы про партизан сказали. А Ваню Пронина вы не знали?..

— Ваню? — Егор Егорович пристально посмотрел в глаза Сбитневу. Лицо старика потемнело, словно тень на него набежала.

— Ну да, Ваню Пронина! — живо подтвердил Сбитнев, чувствуя, что сейчас они узнают, за что поставлен памятник герою-пионеру.

Егор Егорович взглянул на учительницу, минуту помолчал.

— В нашем отряде он был. Погиб здесь недалеко. У Хмурой горы…

— Я только что был там, возле памятника. На нем так и написано: «Пионеру-партизану Ване Пронину, отдавшему жизнь за Советскую Родину!..» я точно запомнил, — горячо подхватил Сбитнев.

Ребята насторожились и придвинулись к старому леснику, глядя на него с молчаливым ожиданием.

— Расскажите нам про Ваню, — попросил Коркин. Он только что опустил в ведро очищенную рыбу и был сейчас свободен от хозяйственных забот.

— Расскажите, дядя Егор, расскажите, — поддержали его ребята.

Егор Егорович снова переглянулся с учительницей, задумчиво погладил сивые усы:

— Было это, дети, не так уж и давно, а сейчас всего и не припомнишь, медленно начал он и, помолчав немного, продолжал. — Был Ваня самым простым деревенским пареньком, пионером. Ничем от других ребят не отличался. Ходил в школу, помогал матери по дому. Бегал купаться. Гонял голубей. Пел песни, весне радовался, солнцу… А потом пришли в наши места фашисты. В тот день кончилась для Вани беззаботная жизнь.

Отец его, как и многие мужчины из деревни, ушел в партизаны, и Ваня остался с матерью. Деревня была в горах, у леса, к ней вела только одна неторная дорога. Фашисты в деревню долго не заглядывали. Но однажды нагрянули на машинах. Жители бросились в лес.