Чингиз Абдуллаев - Рай обреченных
Молчание длилось непривычно долго. Потом он нерешительно спросил:
— Как вас зовут?
— Инга. А вас?
— Эльдар.
— У вас красивое имя, — убежденно сказала она.
— Почему?
— Так звали моего папу.
— Почему звали?
— Он умер, — эти слова уже не причиняли такую боль, как раньше.
— Простите.
Они снова неприлично долго молчали. И потом он сказал:
— Вы очень красивая.
Она улыбнулась. Ей было приятно. Но ничего не сказала.
— Где вы живете? — спросил он. — В этом поселке?
Она думала, что он все поймет, услышав ее ответ.
— В этом, — кивнула она.
Но он посмотрел на ее колени, где лежал томик Есенина.
— Вы любите Есенина? — восхищенно спросил он.
— Да, очень.
— Я тоже. И еще Блока. И немного Пастернака. Они, правда, разные, но такие великие. Я люблю стихи Пастернака.
Ей было с ним легко и просто.
— А из зарубежных? — спросила она.
— Конечно, французов. Аполлинера и Бодлера. Это же настоящее чудо.
— Вы много читали.
— Да, — оживился он, — я убежден, что книга — это вид энергетической энергии. Просто мы пока не можем ее измерить. Она может нести очень положительный и очень отрицательный заряд. В общем, ничего в мире просто так не бывает. Сотворенное зло остается среди нас и начинает множиться, угрожая разрушить нашу Вселенную. Добро тоже имеет энергетическую основу.
Слушая его, она невольно шевельнула плечом, и он увидел ее левую руку. И перчатку. И бинты до плеча.
— Простите, — почему-то шепотом сказал он, — что с вами?
— Я думала, вы догадались, — горько усмехнулась она, — это Умбаки. Поселок прокаженных.
— И вы тоже, — нужно было видеть боль на его лице.
— Да, — сказала она, вставая, — я тоже.
И, взяв книгу в правую руку, пошла в сторону больничных зданий. Так больно ей было только однажды. Когда умер отец. И вдруг она услышала шаги за спиной. И его торопливый голос:
— Можно, я завтра сюда приду еще раз?
Она замерла. И, не оборачиваясь, сказала:
— Можно.
Так начались их ежедневные встречи. Это были невероятные встречи, наполненные каким-то озарением, любовью, болью, сожалением и восхищением одновременно. А спустя две недели он впервые дотронулся до нее. Ей казалось, что она должна вызывать отвращение. Но она видела его глаза. В них не было ничего подобного. В них было нечто такое, что она видела только в глазах своего отца. И она ему поверила. И когда он в первый раз поцеловал ее, она, содрогаясь от волнения, не ответила ему, словно боясь поверить своему счастью. Счастью обретения Рая в саду обреченных.
А потом были снова встречи. И прогулки по этому фруктовому саду. Он был боксером и часто пропускал тренировки, чтобы увидеться с ней.
Эту странную парочку уже обсуждал весь поселок. Но в лицах молодых людей было нечто такое чистое и такое светлое, что даже старая дева Бармина не могла ничего заподозрить. А однажды, когда его поцелуи стали особенно настойчивыми, Инга почувствовала, что не может больше сопротивляться. И в этот вечер они стали фактически мужем и женой. Обрели друг друга, словно забыв обо всем на свете.
Они вели себя так, словно рука Инги существовала сама по себе. Они вели себя так, как вели миллионы молодых людей до них, встречаясь и расставаясь, наслаждаясь и радуясь этому единению. И это было чудо. Чудо любви. Ибо по-настоящему все чудеса света, уже изобретенные людьми и еще изобретаемые ими в процессе становления человеческой цивилизации, есть всего лишь жалкий суррогат перед подлинно вселенскими чудесами. Рождение, Любовь и Смерть. Все остальные чудеса всего лишь производные от этих трех составляющих.
Через несколько месяцев они уже не могли жить друг без друга. И тогда Инга почувствовала, что они увлеклись. И рассказала ему обо всем. Он обещал привести опытного врача, чтобы проверить их сомнения. И привез.
Но лучше бы он этого не делал никогда. Ибо разве есть место третьему в Раю для двоих?
ГЛАВА 8
Шаболдаев приехал в поселок утром, почти сразу вслед за Лаидовым, чья машина привычно появилась ровно в девять часов. Очевидно, пост ГАИ на трассе был предупрежден о машине главного врача и поэтому сразу передал сообщение в райотдел милиции. Почти никто из сотрудников ГАИ в эту ночь не спал. С разных концов республики люди приезжали в город, чтобы выразить свой протест существующей власти. Но стоявшие на дорогах военные посты не пускали людей дальше трассы. И в районе начали скапливаться сотни недовольных, готовых взорваться в любую секунду. Пока они митинговали у базара, число их росло в геометрической прогрессии. Начальник милиции доложил секретарю райкома, что митингующих уже пять тысяч человек. Силами райотдела он не сможет справиться с митингующими, если они решат что-либо предпринять.
Из райкома немедленно позвонили в горком. Секретарь горкома пообещал прислать подкрепление и позвонил в Центральный Комитет. Там тоже пообещали подкрепление, но, конечно, никого не стали посылать. В самом городе повсюду шли митинги, и милиция была максимально задействована на эти мероприятия. Партийное руководство все время опасалось взрыва недовольства населения. Здесь накопилось все. И нерешенные национальные проблемы, и необъявленная война против республики, и бессилие местного руководства, и абсолютная коррумпированность чиновников. Все это стянулось в один грозный кровавый нарыв, который мог прорваться в любое мгновение.
Но реагировать на обращение райкома и горкома было нужно, и в район послали инспектора Центрального Комитета Владлена Георгиева. Инспектор был относительно молод, ему шел сорок первый год. Он очень гордился собой, занимая этот высокий пост. Говорил всегда степенно, убедительно, с театральными паузами, заставлявшими бледнеть секретарей райкомов партии. Он умел себя подать, умел показать свою значимость. Высокий, красивый, холеный, он ехал в район в мрачном настроении. Зная обстановку в районе, он заранее настроился на разнос всему руководству района.
Что он и сделал, появившись в райкоме партии. Георгиев считал, что именно таким образом можно навести порядок и заставить местное руководство разогнать митингующих. Он слишком много времени проводил в кабинетах и поэтому не имел понятия, о чем на самом деле говорят и думают рядовые граждане.
Когда через час ему доложили, что митингующие продолжают несанкционированный митинг и никакие призывы разойтись на них не действуют, он решил поехать лично и, выступив, убедить людей разойтись по домам.
Георгиев слишком привык к чинопочитанию секретарей райкомов и считал в порядке вещей их обычный страх перед его появлением. Но митингующие страха не испытали. Как только Георгиев начал говорить, его освистали и едва не побили. Офицерам КГБ и милиции пришлось вытаскивать этого самонадеянного индюка из толпы и спасать от людского гнева. Правда, при этом он все-таки получил несколько крепких подзатыльников.
Всего этого Шаболдаев не знал, когда приехал в Умбаки. Он сразу пошел к главному врачу лепрозория и, предусмотрительно надев взятые с собой перчатки, открыл дверь. Миновав коридорчик, вошел в кабинет главного врача. Лаидов что-то быстро писал.
— Вот вы где, — криво усмехнулся Шаболдаев, — все пишете. А мне вчера сказали неправду.
— Какую неправду? — посмотрел на него сквозь очки ничего не понявший Лаидов.
— А труп забыли? Я всегда вас считал порядочным человеком, доктор. А вы убийцу покрываете. Нас обманули. Сказали, что не видели и не знаете этого человека. А это врач-гинеколог, он сюда несколько раз приезжал.
— Да, — поморщился Лаидов, — может быть. Но я его действительно не знал.
— Соседи говорят, что он собирался именно к вам, — нахмурился Шаболдаев. Он боялся даже сесть на стул в таком месте, представляя, кто мог сидеть на этом стуле до него. А стоять все время ему было довольно трудно.
— Наверно, — согласился, тяжело вздыхая, Лаидов, — просто я хотел сначала во всем разобраться.
— Вы дали ложные показания, — упрямо сказал Шаболдаев, — и я хочу знать зачем?
— Вот, — поднял листки бумаги главный врач, — я писал это до вашего прихода. Это заявление в прокуратуру. Я узнал обо всем только вчера вечером, после вашего отъезда.
Шаболдаев недоверчиво взял листки бумаги. Это было действительно заявление прокурору района. Он не стал читать до конца.
— Значит, вы знали этого врача?
— Я его не знал, — раздраженно сказал Лаидов, — но вчера я узнал, что он уже однажды приезжал к нам. Тогда нужно было сделать срочный аборт одной нашей больной, и его пригласила Бармина.
— Какой больной? — изумился Шаболдаев. — Они еще могут и рожать?
— Конечно, могут, — пожал плечами врач, — если не затронуты детородные органы. Конечно, могут. Одна наша больная встречалась с… в общем, с мужчиной. И случайно забеременела. Я тогда был в Москве, в командировке. А Бармина пригласила этого врача-гинеколога к нам. Он и сделал женщине аборт.
