Джон Ле Карре - Ночной администратор
– Я заказал омаров, – сказал Роупер, снова помечая своими инициалами страницу лежащего перед ним документа. – Будем считать, что это тебе компенсация за маленький инцидент у Энцо. Омары тебя устроят?
Она не ответила.
– Ребята сказали, что ты немного позабавилась с братцем Томасом. Ну и как? Настоящая фамилия, между прочим, Пайн. А для тебя просто Джонатан.
– Где он?
– Я так и думал, что ты поинтересуешься. – Перевернул страницу. Поднял руку. Поправил очки. – Долго продолжалось? Свиданья в летнем домике? Или на лоне природы, в лесу? Что ж, должен сказать, вы оба мастера. Кругом прислуга. Да и я хоть и не дурак, но ничего не учуял.
– Если они сказали тебе, что я спала с Джонатаном, то это неправда.
– Никто этого не говорил.
– Мы не любовники.
Она вспомнила, что именно так отвечала матушке настоятельнице, но это особенно ничего не изменило. Роупер перестал читать, но головы не повернул.
– В таком случае, кто же вы? – спросил он. – Если не любовники, то кто?
– Любовники, – глупо согласилась она.
Какая разница, были они физическими любовниками или какими-то еще. Все равно ее любовь к Джонатану и измена Роуперу – свершившиеся факты. Все остальное, как тогда с этим мальчишкой в сарае, – технические детали.
– Где он? – настаивала она.
Но Роупер был поглощен чтением.
– Он на корабле?
Скульптурная неподвижность туловища и меланхоличное молчание, как у ее отца. Но тогда отец опасался, что мир катится в тартарары, и, бедный, не имел не малейшего понятия, как его остановить. Что же касается Роупера, то он, напротив, способствовал процессу.
– Говорит, что все делал сам, – сказал Роупер. – Это правда? Джед ничего не делала. Пайн нехороший, а Джед – просто душка. Ничего не соображающая дурочка. Больше пресса не услышит ни слова. Все его работа.
– Какая работа?
Роупер отложил ручку и встал, предпочитая не смотреть на нее. Он пересек комнату и нажал какую-то кнопку в стене. Раздвинулись электрические дверцы бара. Он открыл холодильник, выудил бутылку «Периньона», откупорил ее и налил себе в стакан. Затем посмотрел не на нее, а, в качестве компромисса, на ее отражение в зеркале бара между бутылками вермута и «Кампари».
– Хочешь? – почти нежно спросил он, поднимая и показывая ей бутылку «Периньона».
– О какой работе идет речь? Что он, по-вашему, такого сделал?
– Он не говорит. Я спрашивал, но не получил ответа. Что он сделал, для кого, с кем, почему и когда начал? Кто ему платит? Ничего. Мог бы избавить себя от множества неприятностей, если бы сознался. Храбрый парень. У тебя хороший вкус. Поздравляю.
– Почему он должен был что-то такое обязательно совершить? Что вы с ним делаете? Отпусти его.
Он встал и пошел к Джед, глядя теперь прямо на нее своими блеклыми, водянистыми глазами. На этот раз она не сомневалась, что он ударит ее. Его улыбка была так неестественно спокойна, движения так заученно непринужденны, что внутри у него наверняка все кипело. Он смотрел на нее уже почти в упор поверх очков, опустив голову и улыбаясь своей игривой улыбкой.
– Ангел небесный этот твой возлюбленный? Белоснежной чистоты? Несешь вздор, девочка. Я взял его только потому, что какой-то наемный громила направил в голову моему мальчику пистолет. Ты меня будешь уверять, что он не был замешан в этом деле? Все ерунда, моя милая, честно. Найди мне святого, и я поставлю свечку. А до тех пор подержу денежки в собственном кармане. – Стул, на котором она сидела, был явно слишком низок, его колени, когда он наклонялся к ней, оказывались на уровне ее подбородка. – Я думал о тебе, Джед. Размышлял, можно ли на тебя положиться, как я считал раньше. Не сообщники ли вы с Пайном. Кто кого подцепил тогда на лошадиных торгах? А? – Он пощипывал ее за ухо, как будто все это было озорной шуткой. – Чертовски умные существа женщины. Очень, очень умны. Даже когда делают вид, что ничегошеньки не смыслят. Они заставляют нас думать, что мы их выбрали, но фактически всегда выбирают нас. Ты шпионка, Джед? Не похоже. Очень хорошенькая женщина. Сэнди думает, что ты шпионка. Не прочь с тобой переспать. Коркс тоже бы не удивился, окажись ты шпионкой, – его улыбка стала томной, – а твой сказочный принц не говорит ничего. – Каждый раз, выделяя какое-нибудь слово, он дергал ее за ухо. Не больно, скорее игриво. – Равняйся на нас, Джед. Раздели нашу шутку. Ведь ты шпионка, так ведь? Шпионка с чудными бедрами?
Рука двинулась к ее подбородку. Сжав его между большим и указательным пальцами он вздернул ее голову вверх. В его глазах она увидела веселье, которое прежде принимала за доброту, и подумала, что человек, любовницей которого она была, выдуман ею, и то, что не вписывалось в вымышленный образ, она просто не принимала в расчет.
– Я не понимаю, о чем ты говоришь, – сказала она. – Я позволила тебе меня подобрать. Я была напугана. Ты был ангелом. Никогда не сделал мне ничего дурного. До сих пор. И я была к тебе очень привязана. Ты знаешь об этом. Но где он? – спросила она, глядя в глаза Роупера.
Он выпустил ее подбородок и отошел в дальний конец комнаты, держа в откинутой руке бокал с шампанским.
– Чудная идея, девочка, – одобрительно сказал он. – Здорово придумано. Выкради его. Спаси своего любимого. Сунь ему в хлеб напильник. Просунь его через решетку на свидании. Жаль, что с тобой нет Сары, а то бы вы на заре оба удрали на ней. – Потом, не меняя тона, спросил: – Тебе случаем не известен человек по фамилии Берр? Имя – Леонард? Такой уродец из северной деревни? Пахнет потом? Знает Библию? Никогда тебе не встречался? Ты с ним не спала? Возможно, называл себя Смитом. Жаль. Я думал, ты знаешь.
– Не знаю никакого Берра.
– Удивительная вещь. И Пайн не знает.
Они переоделись к обеду. Спина к спине, тщательно выбирая подходящее к случаю. Форменное безумие предстоящих им дней и ночей на борту яхты «Паша» только начиналось.
* * *Меню. Обсуждение со стюардом и поварами. Госпожа Сэндаун – француженка, поэтому ее мнение на кухне воспринимается как истина в последней инстанции, и неважно, что сама она ест только салаты и клянется, что ничего в еде не понимает.
Прачечная. Когда гости не едят, они переодеваются, принимают ванны, совокупляются, и это значит, что каждый день им нужны свежие простыни, полотенца, белье и скатерти. На яхте была не только своя провизия, но и собственная прачечная: стиральные машины, сушилки, паровые утюги, за которыми с утра до вечера трудились две стюардессы.
Волосы. Морской воздух делает с волосами Бог знает что. Каждый вечер часов в пять пассажирская палуба наполняется жужжанием фенов, которые имеют обыкновение отключаться в середине процедуры. Поэтому без десяти шесть, минута в минуту, Джед всегда может увидеть воинственно настроенную полуодетую гостью, высовывающую голову в коридор. Волосы у нее стоят дыбом, напоминая щетку для мытья туалетов. Размахивая умолкнувшим феном, она просит: «Джед, милая, может быть ты?» – потому что экономка в этот момент отдает последние распоряжения у обеденного стола.
Цветы. Ежедневно гидроплан совершает вылет на ближайший остров, доставляя на борт цветы, свежую рыбу, морские деликатесы, яйца, газеты и письма. О цветах Роупер заботился особо. «Паша» славилась своими цветами. И не дай Бог, где-нибудь попадутся увядшие или безвкусно поставленные цветы – это могло вызвать серьезные нарекания.
Отдых. Что бы нам придумать? Поплавать? Или поохотиться под водой? Кого бы нам навестить? Не пообедать ли на воздухе ради разнообразия? Может, послать за кем-нибудь вертолет или самолет? Или отвезти кого-нибудь на берег? Гости на яхте постоянно меняются, на каждом острове кто-то сходит и кто-то садится, привнося что-то свое, свою банальность, свое отношение к предстоящему Рождеству: как ужасно сложно заниматься всей этой подготовкой, милая, я еще и не начинала думать о своей почте, разве еще не пришло время вам с Дикки пожениться, вы так смотритесь вместе?
И Джед как в бреду вертелась в этом сумасшедшем колесе, ожидая избавления. Роуперовские намеки на напильник в хлебе были небезосновательны. Она бы переспала со всеми пятью охранниками, Лэнгборном и даже Коркораном, если он того пожелает, чтобы оказаться рядом с Джонатаном.
* * *А пока она находилась в ожидании, все привычки ее сурового детства и монастыря – стисни зубы, но улыбайся – снова вернулись к ней. Следуя им, она уходила от реальности и вместе с тем избегала потерь. За это она была благодарна Господу, потому что надежда на чудо сохранялась. Когда Кэролайн Лэнгборн стала расписывать ей, как замечательно теперь жить с Сэнди, когда сучка няня наконец вернулась в Лондон, Джед мечтательно улыбнулась и сказала: «Каро, дорогая, я так рада за вас обоих. И за детей, конечно, тоже». Когда же Кэролайн добавила, что, кажется, наговорила всякий вздор про дела Дикки и Сэнди, но теперь она уже все обсудила с Сэнди и должна признать, что несомненно сгустила краски – ведь, в самом деле, разве можно заработать сегодня хоть один пенни и не замарать рук? – Джед снова выразила удовольствие и сказала, что не может припомнить ничего такого, когда речь идет о бизнесе, у нее в одно ухо влетает, в другое вылетает...
