Вадим Кожевников - Щит и меч. Книга вторая
Он пришел к профессору, вернул ему документы, сообщил о том, что отбывает, и о том, что Зубов при выполнении задания теперь не сможет воспользоваться парашютом.
Профессор, прикрыв рукой документы, возвращенные ему Вайсом, будто боясь расстаться с ними хотя бы на минутку, сказал:
— Вот до того момента, пока вы не пришли, я все время думал, переживу я или не переживу, если погибнет Наденька. И знаете, понял, что не переживу. Вот так вот.
А теперь — Зубов. Тяжело, верно. В нашем деле самое, пожалуй, легкое, когда ты решаешь собственную судьбу, а не судьбу другого. — Посмотрел твердо в глаза Иоганну. — Свою дочь, как опытную радистку, я включил в состав группы, которая будет вам придана. Вы должны иметь постоянную оперативную связь с Центром. — Разложил карту. — В районе, находящемся в зоне авиационного воздействия базы, находится несколько крупных концентрационных лагерей. Но вот что нам следует с вами продумать. Вот здесь вот, — Штутгоф показал на карте, — подземный концентрационный лагерь, где производятся "Фау-один" и "Фау-два". Заключенные никогда не выходят из штольни. Там работают, там умирают, только их трупы вывозят и кремируют в наземных лагерях. Обе основные подземные шахты тянутся почти на полтора километра под землей и связаны между собой сорока восемью туннелями.
Ствол входа и выхода один, остальные заделаны и забетонированы.
Понятно, что этот подземный лагерь, где находится свыше двенадцати тысяч заключенных, не может быть уничтожен с воздуха. Но, по данным, полученным вами от Генриха, весь лагерь снимается со снабжения через шесть дней, исключая сегодняшний. Значит, предполагается, что через шесть дней он должен быть уничтожен.
Главная ваша задача, — выяснить, каким способом предполагается уничтожить лагерь, и предотвратить его уничтожение. — Сказал грустно: — Приданная вам группа не столь многочисленна, как хотелось бы, но я не в силах увеличить ее. Вы сами знаете, не только Зубов, но и многие другие товарищи выполняют сейчас труднейшие задания. — Он вздохнул и добавил: — Я надеюсь, вы выполните приказ Центра успешно.
Вайс был неприятно удивлен тем, что в командировку на авиационную базу он едет не один, а с Дитрихом.
Дитрих сказал, потирая руки:
— Вы знаете, я очень энергично настаивал, чтобы это задание было поручено и мне. — Объяснил, плутовато улыбаясь: — Операция совершенно секретная, приказ подписан Гиммлером и Кальтенбруннером. Мы с вами никакого отношения не имеем к ее прямому исполнению, на нас возложена только функция контроля подготовки и так далее. Но это знак особогоо доверия. И я уверен, что потом никто не посмеет совать меня в эту опасную возню с организацией нашего подполья. Я надеюсь, что меня незамедлительно переправят на Запад — куда-нибудь в Швейцарию, например, где я буду свято хранить тайну этой операции, при соответствующем обеспечении всех необходимых для меня жизненных удобств, разумеется.
— Спешите удрать? — спросил Вайс.
— Это же необходимо в интересах высших лиц, подписавших приказ, который, как говорят дипломаты, не для печати.
Хотя, пожалуй, напротив — Геббельс будет визжать с газетных страниц о злодейском налете авиации союзников на концентрационные лагеря. Мы с вами, как свидетели этого ужасного налета, сможем подтвердить его слова.
— Значит, хотите ждать? — спросил Вайс.
— И еще как, — улыбнулся Дитрих, — с комфортом!
Полковник Вальтер, командир особой авиационной части, кавалер рыцарского железного креста, летчик еще времен первой мировой войны, сухонький, седой, низкорослый, но с величественным, надменным лицом, вскрыл секретный пакет. Прочитав приказ и приложенную к нему инструкцию, он взглянул на Вайса и Дитриха так брезгливо, будто у этих офицеров СД были не застегнуты ширинки, и сказал, что просит дать ему час на размышление, после чего он готов будет снова принять господ офицеров.
Дитрих положился во всем на Вайса, а сам отправился завтракать в компании с молодыми летчиками.
Полковник, несмотря на свою явную неприязнь, вынужден был обсуждать с Вайсом подробности операции.
— Горючее? — сказал полковник. — Большевики наступают, через неделю они могут быть здесь. — Он топнул маленькой ступней, обутой в лакированный старомодный, остроносый ботинок. — У нас горючего на сегодня ровно столько, чтобы сняться отсюда.
— Но к вам должно поступить горючее!
— Завтра ночью, если бензовозы благополучно прибудут.
— А почему они могут не прибыть?
— Русские разбомбили мосты.
— Но имеются понтонные переправы.
— Да, если успеют их навести.
— В каком пункте? — спросил Вайс.
Полковник показал на карте. Потом сказал:
— Я полагал, что мой долг — вывезти на самолетах всех людей, и поэтому самолеты не загружены бомбовым комплектом. Надо посылать машины на склад, — для этого понадобится время.
— Естественно, — согласился Вайс.
— И еще, — сердито сказал полковник, — помимо всего — вот приказ Кальтенбруннера: на меня возлагается обязанность сбросить на парашютах контейнеры с отравляющими веществами для использования их лагерными подразделениями СС на случай, если какая-то часть заключенных уцелеет после бомбардировки.
— Очень предусмотрительно, — заметил Вайс.
— Слушайте, — гневно сказал полковник. — Я ас первой мировой войны. Мое имя известно во Франции и Англии. На моем счету двадцать восемь авиационных поединков, которые я провел с честью.
— Ну и что же? — спросил Вайс.
— Я солдат, — сказал полковник. — Солдат. И у меня есть свои воинские убеждения и принципы. А вы гестаповец...
— Я офицер СД.
— Не вижу существенного различия.
— Короче говоря, вы хотите сказать, что вам не слишком нравится это боевое задание?
— Оно не боевое, не воинское.
— А какое же?
— Вы сами отлично знаете какое.
— Вы просто боитесь. Боитесь, что впоследствии вас будут рассматривать не как военнопленного офицера, а как военного преступника.
— Да, — сказал полковник, — я не боюсь погибнуть, быть даже расстрелянным большевиками. Но не повешенным, как...
— Как кто? — спросил Вайс.
— Как вас, например, могут повесить.
— Вы хотите уклониться от задания?
— Я солдат и подчиняюсь приказу.
— Но приказы не обсуждают.
— С подчиненными — да. А вы не мой подчиненный.
Вайс посмотрел прямо в глаза полковнику.
— Я вам признателен за то, что вы столь честно и откровенно высказали мне свое мнение.
— И вы этим воспользуетесь в соответствии с родом и духом своей службы?
— Нет, — сказал Вайс. — Просто вы меня заставили тоже кое о чем задуматься.
После этого разговора Вайс еще побывал у полковника, но беседовал с ним о чем угодно, только не о ходе подготовки к операции. Точно так же вел себя и полковник.
Через связного Вайс сообщил группе о времени, когда должны прийти цистерны с горючим, и указал на карте, где находятся понтонный мост, и бомбовый склад, и дорога от склада к аэродрому.
Вайс осмотрел два блиндажа, служившие теперь хранилищем для отравляющих веществ, — кроме баллонов с газами здесь лежали ящики с ядами в ампулах и в коробках. Во время одного из осмотров ему удалось сунуть между ящиками термитную шашку с химическим запалом замедленного действия, изготовленную в виде пластмассового портсигара.
Через день весь личный состав в противогазах боролся с пожаром в блиндаже. После этого понадобились еще сутки для того, чтобы люди могли вернуться в расположение аэродрома, не подвергая себя опасности отравления. Почти на два километра вокруг листва на деревьях пожелтела и пожухла.
А еще через день полковник вызвал к себе Вайса и сообщил ему, что понтонный мост взорван и бомбовозы не смогут переправиться, пока не наведут переправу; кроме того, транспорт машин с бомбами, следующий от склада к аэродрому, был обстрелян. Машины приведены в негодность, часть их взорвалась вместе с грузом.
Разведя руками, он сказал тоном фальшивого сожаления:
— Таким образом, я бессилен выполнить приказ в указанные сроки.
Дитрих был в бешенстве. Он пытался наладить переговоры с Берлином.
Связной передал Вайсу, чтоб в эту ночь он покинул аэродром. Но Вайс не смог этого сделать: Дитрих ни на шаг не отходил от него. Он сказал Вайсу:
— Вы разрабатывали с полковником операцию и виновны в том, что она сорвалась. — Пригрозил: — Я доложу о вас.
Офицеры подтвердят, что вы устранили меня от подготовки к операции.
Вайсу предоставили отдельную комнату, но теперь к нему перебрался Дитрих. Ложась спать, он запирал дверь на ключ и клал его в карман, говоря, что боится диверсантов, а пистолет засовывал под подушку.
Ночью советские штурмовики и бомбардировщики совершили налет на аэродром.
Вайс бежал, пригнувшись, к обочине аэродрома, туда, подальше, где он заметил земляные щели, выкопанные солдатами охраны. Вслед за ним в щель прыгнул и Дитрих.