Джесси Келлерман - Чтиво
Пфефферкорн удалил все «завопил», «воскликнул», «заявил» и «признался», заменив их простым «сказал». Осушил ненужные слезы и выскоблил самые безобразные диалоги. Поменял имена, даты и места действия. Осталось последнее — придумать конец. Над этой тяжелейшей задачей он бился целый месяц.
Во всех романах Уильям де Валле придерживался негласного правила: справедливость торжествует, хотя бы частично. Приспешников-садистов и тупых головорезов всегда ждал безвременный конец, но главный вдохновитель зачастую избегал возмездия и замышлял новую пакость. Для незавершенности имелись две важные причины. Во-первых, подразумевались новые приключения. Во-вторых, от сознания, что зло затаилось, читателей охватывал этакий приятный озноб. В современном мире полная победа добра выглядела недостоверно. В плоти и морали произведения нынешний читатель требовал чуть-чуть недосказанности. Но лишь чуть-чуть. Сочиняя новый финал, Пфефферкорн изо всех сил старался соблюсти этот неуловимый баланс.
Он убил Дика Стэппа.
Во всяком случае, создал впечатление его гибели. Этакая неясность, тревожное ожидание. Кстати, Стэпп уже звался иначе — он был переименован в Гарри Шагрина.
В результате Пфефферкорн слудил чрезвычайно странный гибрид из двух авторских стилей. Вероятно, можно было придраться к концовке, но он полагал свое творение вполне органичным в его нынешнем виде. Пфефферкорн распечатал текст. Оформил новый титульный лист. Теперь роман назывался «Кровавые глаза». Пфефферкорн отправил книгу агенту и стал ждать ответа.
2
КОММЕРЦИЯ
24
Пфефферкорн разбогател. Сто двадцать один день роман «Кровавые глаза» входил в список бестселлеров. Выбрав его главной осенней новинкой, издатель не поскупился на рекламу в солидных журналах и газетах, а также в Интернете. Тисненное фольгой имя Пфефферкорна мелькало в аэропортах, супермаркетах и дисконтных магазинах, на библиотечных полках и в читательских клубах. Было невозможно представить, чтобы в переполненном автобусе или вагоне метро крупного американского города хоть один человек не уткнулся в новый бестселлер. Роман также вышел в формате аудиокниги, сокращенной аудиокниги, электронной книги, «улучшенной» электронной книги, «расширенной» электронной книги, трехмерной электронной книги, графического романа, поп-ап книги, графического поп-ап романа, манги, Брайлем и крупным шрифтом. Роман перевели на тридцать три языка, включая словацкий, злабский и тайский.
Книга имела не только коммерческий успех. Критики тоже не скупились на восторги. Часто встречались фразы вроде «заурядному триллеру не тягаться» и «ставит жанр на уши». Некоторые рецензенты особо отметили мастерский финал.
Пфефферкорн давал бесчисленные интервью, его имя бесконечно поминалось в блогах. Он посетил конвент поклонников триллеров, провозгласивших его «Новичком года». От рукопожатий и автографов ныло запястье. Издатель, создавший ему официальный веб-сайт, подтолкнул его к использованию нового средства общения. Пфефферкорн лично отвечал на каждое электронное и почтовое письмо. Против ожидания, поток корреспонденции был невелик, хотя книга продавалась отменно. Видно, многим было некогда писать. Иные же, пребывавшие на оконечностях гауссовой кривой, заходились в безоглядном восторге либо бешеной ненависти. Первых было значительно больше. К радости Пфефферкорна.
Агент намекнул, что по финансовым соображениям рекламные поездки больше не планируются. Издержки — перелеты, гостиницы, эскортессы, питание — никогда не окупались продажами, на какие мог рассчитывать обычный писатель, однако издатель тем не менее организовал творческие встречи в одиннадцати городах. Повсюду Пфефферкорна встречали восторженные толпы. Он не сразу приноровился к публичным выступлениям. Сперва запинался. Потом тараторил. Но затем представил, что перед ним студенческая аудитория, и расслабился; в финале поездки он даже слегка сожалел, что все закончилось.
Вопреки головокружительным переменам в его жизни, Пфефферкорн старался сохранять благоразумие. Он не роскошествовал. Подыскал новую квартиру, больше прежней, но гораздо скромнее той, что позволяли средства. По настоянию дочери обзавелся мобильником. Иногда автобусу предпочитал такси, но только не в поездке на работу. Колледж не бросил, о чем непременно упоминал в интервью. Дескать, педагогика — его первая любовь. Пфефферкорн не кокетничал, это вынужденное лукавство помогало убедить себя, что его шкала ценностей осталась неизменной, что он все тот же преподаватель литературного творчества. На углу ожидая сорок четвертый автобус, он проверял свою позицию в газетном списке бестселлеров и намеренно гасил довольство, возвращаясь на первую страницу. Было достаточно просмотреть заголовки. В мире все нормально, то есть царит кошмар. Нянька убила своих подопечных: намертво приклеила малышей к лопастям потолочного вентилятора, который запустила на полную мощность. Сенатора обвиняли в том, что он нанял проститутку, а расплатиться хотел кульками с нугой. На президента Восточной Злабии было совершено покушение, от которого западные злабы категорически открещивались. Мировое сообщество призывало обе стороны к сдержанности. Все как обычно. Насилие, нищета и коррупция правили бал. А Пфефферкорн сколотил деньжат. Ну и что?
Он познакомился с будущими сватами. В ресторане, выбранном дочерью, состоялся совместный обед. На сей раз стейк подали в форме невозможного трезубца Эшера; есть его было трудно: начнешь разрезать, а он исчезает.
Договорились, что Пфефферкорн возьмет на себя половину свадебных расходов. По традиции отец невесты платил больше, но родители Пола уперлись. Пфефферкорн не настаивал, понимая их нежелание выглядеть нищими или скаредами. Его устраивали любые условия, главное, что он в доле. За едой Пфефферкорн поглядывал на часы и в точно рассчитанную минуту отлучился в туалет. На обратном пути дал официанту свою кредитку, с щедрыми чаевыми оплатив обед.
25
Разумеется, одна закавыка осталась — Карлотта, с которой уже почти год он не общался. Наверняка она прочла его роман. На ее месте он бы не удержался, хоть мельком проглядел блокбастер, которым вдруг разродился давний знакомец. И заметил бы явное сходство его творения с мужниной «Теневой игрой». Правда, она уверяла, что незавершенные вещи не читала. Но какой муж хоть в двух словах не расскажет своей половине о новой работе? Как минимум в общих чертах Билл обрисовал сюжет. Значит, Карлотта все поняла и нарочно затаилась. С каждым днем ее молчание все больше убеждало в том, что она дожидается верного часа для атаки: чем выше Пфефферкорн вознесется, тем сокрушительнее будет его падение. Карлотта вовсе не казалась жестокой, и было крайне огорчительно думать, что она замышляет козни.
Имелся только один способ защиты. Машинописный оригинал существовал в единственном экземпляре, упакованный в пластиковый пакет, он хранился под новой кухонной мойкой. Без него преступление станет недоказуемым; по пять листов за раз Пфефферкорн скормил рукопись новому камину.
Вид корчившихся в огне страниц принес крохотное облегчение. Но все равно терзала мысль, что Карлотте известен его секрет. Ее презрение страшило гораздо больше публичного разоблачения. Наверное, последним выстрелом он угробил свое счастье. Не раз Пфефферкорн снимал телефонную трубку, но позвонить не хватало духу. Будь мужиком, говорил он себе. Хотя не вполне понимал смысл этого выражения.
26
Кильватерный след романа породил звонки из Голливуда. Следуя совету киноагентши, Пфефферкорн не спешил, дожидаясь более выгодных предложений, однако дважды слетал в Калифорнию, где встретился с громогласными парнями в водолазках. Ему понравились роскошные дармовые обеды. Однако грустная ирония: чем ты богаче, тем реже платишь.
— Просят о встрече, — известила агентша. — Похоже, на сей раз люди серьезные.
То же самое она говорила и раньше, но Пфефферкорн собрал сумку и вылетел в Лос-Анджелес.
— Вы звезда, А. С. Пепперс. — Продюсер назвал его литературный псевдоним, которым Пфефферкорн заменил свою труднопроизносимую фамилию.
Сидевшие вдоль стены ассистенты подобострастно закивали.
— Спасибо, — сказал Пфефферкорн.
В дверь просунулась секретарша: директор студии срочно вызывает продюсера.
— Черт бы его побрал. — Продюсер встал. — Ничего, вы в надежных руках.
Пфефферкорн ждал минут сорок; ассистенты сплетничали, не обращая на него внимания. Вернулся продюсер.
— Извините, — сказал он. — Мы с вами свяжемся.
Пфефферкорн брел по студии, когда зазвонил его мобильник.
— Как дела? — спросила агентша.
— Великолепно.
