Чингиз Абдуллаев - Отрицание Оккама
– Вы работали в Комитете государственной безопасности? – уточнил Дронго.
– Да, – кивнул Босенко, – я ушел в девяносто первом, сразу после августовских событий. Мне тогда было сорок семь. И я очень благодарен Аристарху Павловичу, который взял меня на работу в компанию и не позволил моей семье умереть с голоду. Поэтому я их вечный должник. И я сделаю все, чтобы найти убийцу, и сам перегрызу ему горло, если понадобится. Я любил Егора как сына и никогда себе не прощу его убийства.
– Кем именно вы работали? – спросил Дронго. – В каком отделе и в каком управлении?
– Это имеет отношение к вашему расследованию? – удивился Босенко.
– Мне интересно знать, какой у вас опыт, – пояснил Дронго.
– Я работал в Шестом управлении КГБ СССР, – пояснил Босенко, – если вы помните, чем именно оно занималось.
– Помню. Экономическая контрразведка и промышленная безопасность. Вы и сейчас работаете по прежнему профилю. Получается, что вы уже много лет занимаетесь охраной промышленных секретов.
Босенко улыбнулся:
– Аристарх Павлович тоже говорил мне об этом, когда приглашал на работу.
– Пятнадцать лет, – вспомнил Дронго, – вы должны быть в курсе всех секретов этой семьи. Судя по вашему кабинету, расположенному на двадцатом этаже, рядом с кабинетами вице-президентов, вы занимаете в компании довольно видное положение.
– Мы создавали эту компанию с нуля, – сказал Босенко, – но я могу всего лишь охранять секреты фирмы. Расследование преступлений не моя стезя, для этого нужно иметь другие навыки.
– Согласен. Но вы можете помочь мне. Кто и зачем мог убить младшего Богдановского? Или захотеть его убить?
– Если бы я знал, то нам не пришлось бы обращаться к вам за помощью, – прямо ответил Босенко.
Вошла его секретарь.
– Чай, кофе? – спросила она.
– Чай, – попросил Дронго.
– Кофе, – ответил Эдгар.
– Мне тоже кофе, – согласился Босенко, переходя на нормальный тон.
– Зеленый или черный? – уточнила секретарь Дронго.
– Можно зеленый, – согласился он.
Она вышла из кабинета.
– У вас нет списка подозреваемых? – спросил Дронго у хозяина кабинета.
– Четыреста человек, – напомнил Босенко, – и почти всех я лично знаю много лет. Известные политики, депутаты, два министра, художники, писатели, журналисты, бизнесмены, актеры. Всех понемногу. Но подозреваемых не было. Иначе я бы сам стал «разрабатывать» такого человека.
– Вы знали, с кем именно встречался Егор Богдановский?
– Если вы спрашиваете про эту актрису, то знал. В квартире Егора мы установили камеру. Только для страховки. На всякий случай.
– Надеюсь, не в спальне?
– Нет. У входной двери. Мы старались обеспечить безопасность всех руководящих сотрудников компании…
– А заодно гарантировать их верность?
– Возможно, – спокойно согласился Босенко.
– Он об этом знал?
– Нет. Никто об этом не знал. Мы ставили такие камеры только с согласия Аристарха Павловича. Поэтому мне точно известно, кто приходил к Егору за последние два года. И когда уходил. Абсолютно точно.
– Удобно, – вежливо согласился Дронго, – и, значит, его связь с этой актрисой для вас не была секретом?
– Она подруга Натальи Аристарховны, – напомнил Босенко, – и супруга коллеги Николая Даниловича. Конечно, мы все знали.
– Аристарх Павлович тоже знал об этой связи?
– А при чем тут он? – мрачно спросил Босенко.
Секретарь внесла поднос. Поставила чашечку с чаем перед Дронго. И подала кофе двум другим мужчинам. Быстро вышла. Здесь царила идеальная выправка.
– Он знал или нет? – уточнил Дронго. – Вы же понимаете, что я спрашиваю не из праздного любопытства.
– Знал, – кивнул Босенко.
– Любопытно. Он разрешил вам устроить слежку за собственным сыном.
– Это была не слежка, – возразил Босенко. – Аристарх Павлович человек высоких нравственных убеждений и порядочности. Он никогда не позволил бы нам сделать что-то противозаконное. Мы всего лишь обеспечивали безопасность его сына и, не забывайте, вице-президента компании. Это входит в наши обязанности, – он опять говорил громко, менторским тоном, словно читал лекцию. Эдгар даже поморщился.
– У Егора был телохранитель? – спросил Дронго.
– Нет. Он не любил, когда с ним находился кто-то из посторонних.
– И отец ничего не говорил сыну по поводу его связи с замужней женщиной?
– Н-нет, – не очень уверенно ответил Босенко.
– Виктор Алексеевич, я приехал сюда именно потому, что вы рекомендовали меня в качестве эксперта, – напомнил Дронго, – и приехал, чтобы помочь найти возможного преступника. Поэтому не нужно меня обманывать.
– Я не обманываю. Но это личный вопрос, который…
– Который касается смерти Егора Богдановского, – перебил его Дронго, – и я не прошу, а требую, чтобы вы отвечали на мои вопросы о личной жизни погибшего.
– Аристарх Павлович был недоволен. Он знает мужа этой актрисы, – сообщил Босенко, – я думаю, любой отец был бы недоволен, узнав, что его сын встречается с замужней женщиной, которая старше его. К тому же актрисой.
– То есть у них был разговор?
– Возможно. Но я не присутствовал. Хотя я объяснил Аристарху Павловичу, что не нужно давить на мальчика. У него был такой возраст. Ему нравились женщины, и он нравился им.
– У него были и другие женщины? – понял Дронго.
– Конечно, – ответил Босенко, – он пользовался большим успехом у дам. Очень большим. Некоторых привлекало его положение, некоторым он просто нравился, некоторым нравились деньги его отца.
– Он работал в вашей компании?
– Да. Вице-президентом по связям с общественностью. Но не всегда появлялся на работе. Его кабинет на двадцать первом этаже, рядом с кабинетом отца.
– Можно его посмотреть?
– Нет. Он закрыт, и ключи есть только у Аристарха Павловича. Туда никого не пускают. Вы должны понимать…
– Понятно. И у вас нет ни одного подозреваемого?
– Ни одного…
– Кто такой Максим Георгиевич Гловацкий?
– Эту историю вы тоже успели узнать, – Босенко взял свою чашку кофе. – Оперативно. И достаточно быстро. Да, Гловацкий известный ученый. Директор института. Член-корреспондент Академии наук. Его дочь была помолвлена с Егором. Но это было давно. Потом они разошлись.
– Я могу узнать почему?
– Думаю, что да. Девочка была очень хорошей. Но не совсем адекватной.
– Что это значит?
– Ей было только двадцать два, – пояснил Босенко, – а Егору уже двадцать пять. Он вернулся из Англии, где проучился шесть лет. У него уже имелся солидный опыт встреч с противоположным полом. Несколько раз они отправлялись в Амстердам, и мне приходилось посылать туда своих сотрудников, чтобы незаметно проконтролировать поведение мальчика. Она была очень хорошей девушкой, но не для Егора. Ему нужна была такая опытная женщина, как Мила Гришунина. Извините, что я так говорю, но я видел, что они не пара. Девочка устраивала истерики, донимала его своей ревностью. Она была несколько истеричной, срывалась из-за пустяков. Это ему быстро надоело. И они решили расстаться. Аристарх Павлович был очень недоволен. А девочку отправили куда-то в Швейцарию на отдых.
– Перед тем как приехать сюда, я разговаривал с Натальей Аристарховной. Ее супруг сообщил ей, что Гловацкий разрабатывает в своем институте какие-то яды, и она решила, что это он отомстил за свою дочь.
– Не может быть, – Босенко отодвинул чашку, – кто мог придумать такую глупость? Гловацкий серьезный ученый, а не убийца. И тем более из-за своей дочери. У нее уже есть молодой человек в Швейцарии, с которым она встречается. Там как раз все в порядке.
– Значит, вы все-таки проверяли? – вмешался Вейдеманис.
Босенко улыбнулся. Покачал головой:
– Тяжело беседовать сразу с двумя «следователями». Насколько я знаю, вы, господин Вейдеманис, тоже работали в нашей системе?
– Работал, – ответил Эдгар.
– Сразу чувствуется. Да, мы, конечно, проверили. Мы обязаны были проверить и этот вариант. Я послал человека в Швейцарию. Если бы выяснилось, что несчастная девочка покончила с собой или с ней произошел какой-то нервный криз, тогда состояние отца легко было бы понять. Но сейчас нет. Она нормально живет там, уже оканчивает университет, встречается со своим новым другом. Он из Италии. Я не думаю, что Гловацкий хотел бы вспоминать эту давнюю историю.
– Госпожа Гришунина рассказала мне, что некоторые друзья Егора плохо на него влияли, – сообщил Дронго, – вы так не считали?
– Еще как считал, – оживился Босенко, – они все там вместе учились. Сын нашего знаменитого художника Шмелева и сын самого Гоцадзе. Все трое. В Лондоне. И они еще тогда на него плохо влияли. Я докладывал об этом Аристарху Павловичу, но он считал, что у мальчика должны быть свои друзья. Наверное, правильно считал, кто в молодые годы не баловался. И потом еще этот кавказец Малхазов. Он настоящий хулиган, его давно пора упрятать в тюрьму, за решетку, на несколько лет.
