Светотени - Сергей Васильевич Гук
— У меня уже есть новый руководитель группы, а у него люди, готовые на все ради денег. Не хватает только нескольких человек, но это дело двух-трех дней. А потом все замолчат, как Руфино Минье.
— Прекрасно… — гость бросил в пепельницу окурок. — Прекрасно, Леду. Заказанное вами оборудование уже в пути. Думаю, завтра груз прибудет в порт назначения. Руководитель надежен?
— Да, вполне. Проверен делом.
— Хорошо, — поощрительно улыбнулся гость и положил свою руку на плечо Леду: — Давайте поднимемся на палубу, немного подышим. Я так люблю воздух Средиземноморья…
Туареги, случайно обнаружившие в пустыне одинокий заглохший грузовик, сняли с него все, что только могло им пригодиться в кочевой жизни, а машину и так скоро занесет песком, навсегда скроет ее следы — пустыня прекрасно умеет хранить свои тайны.
Находившегося без сознания, отощавшего высокого светловолосого бородатого человека, обожженного палящим солнцем, они взяли с собой — так распорядился вождь, когда ему подали старинный берберский кинжал в кожаных ножнах, найденный на теле чужестранца. Светловолосого поили козьим молоком и ухаживали за ним, как за ребенком.
Через несколько дней Сэм Грант пришел в себя и с удивлением обнаружил, что мучившие его кошмары исчезли.
Хотелось верить, что навсегда…
Валентин Машкин
РАНДЕВУ В САНТО-ДОМИНГО
«Сначала отведаем гусиной печенки, затем полакомимся семгой, потом отдадим честь лангусту и под конец возьмемся за мясистую пулярку с грибами…» Тут кто-то локтем заехал ему в бок, он нечленораздельно буркнул, выражая свое неудовольствие, и его мечтания разом растворились в пропахшем потом и бензиновыми парами, спертом и жарком воздухе переполненного автобуса, который, противно дребезжа разболтанным туловом, тяжелой ракетой мчал по прокаленным улицам Санто-Доминго. Нет, Фермина Валенте не ждал дома изысканный ужин. Скорее всего, жена опять сунет ему под нос тарелку с отварным окунем и рисом. Но помечтать-то можно! Греха в том нет.
За обедом он поругался с супружницей. Так, из-за ничего. Сейчас и не вспомнишь. А повздорив, отправился на пляж, благо что все утренние, связанные с работой дела уже закончены и до завтра можно бить баклуши.
У моря — благодать. Вода теплющая. Особенно у берега. А он далеко и не заплывал никогда. Хватит! Заплыл мальчишкой — лишился левой руки по локоть: надо же, чтобы в тот проклятый день какая-то заблудшая акула (вообще-то они к пляжам подплывают редко) цапнула прожорливой пастью. Еле удалось спастись. Помог Чаро, старый верный друг. Бросился в воду, не трясясь за собственную шкуру. Вытащил приятеля уже терявшего сознание — от боли, от потери крови, от мысли, что зубастая тварь, почуяв кровь, не преминет сделать второй заход.
Лежа на пляже, он вспоминал об этом без горечи, равнодушно — что было, то было, и прошлого не вернешь. Солнце, затянутое облачной нелепой, приятно припекало — именно что приятно: не так обжигающе, как обычно во второй половине дня. Славно поваляться на прокаленном песочке! Зато возвращаться в битком набитом автобусе несладко. Сесть не удалось, и отдых, полученный от купания, выветривался от долгой маеты на ногах. Так и не удалось Валенте накопить денег на собственную машину!
Фермин Валенте втянул носом (он у него был «пипочкой») вонючий воздух и недовольно поморщился. В очередной раз промокнул платком лицо. Тучный коротышка, он и вообще-то был потлив, а в такой тесноте и духотище крупные капли пота стекали со лба не переставая.
Он взглянул на часы. Чуть было не опоздал к воскресной вечерней радиопередаче! Хорошо, что вовремя спохватился. Теперь поспеет к восьми часам. Привычка слушать эту передачу давно и прочно вошла в его жизнь.
Но сегодня он ее не услышит. Сегодня ему суждено не слушать, а видеть, и то, что он увидит, не забудется никогда.
Автобус дернулся, усилив разноголосицу в салоне, и встал на остановке, нужной сеньору Валенте. Отсюда до дома — рукой подать.
Домишко — одноэтажный, старый. Окна забраны витой деревянной решеткой. Крыша — под потемневшей черепицей. Стены комнат мрачновато покрыты зеленоватой масляной краской. Пол — каменный, приятно холодит ступни, если идешь босиком. Обстановка — самая незатейливая: широкая железная кровать в спальне, зеркало на стене с пуфиком перед ним, в гостиной — простой стол, дешевые стулья, пара кресел-качалок с плетеными спинками, — словом, типичное жилье небогатого доминиканца. Валенте оно в общем-то по душе, хотя зависть к тем, кто преуспел в жизни и, как говорится, купается в роскоши, порой и копошится в его душе. А вот жена — та просто из себя выходит. Недотепа, видите ли, он. Живет бедняк бедняком. А все потому, что ленив, не ищет работу поприбыльней. Устроился за гроши на полдня у своего дружка Чаро Мондрагона и доволен, пентюх несчастный. А ведь белый, чистокровный белый, не то что Мондрагон, мулатишка несчастный.
Не следовало бы ей так говорить о человеке, спасшем ему жизнь. Не женщина — яд в юбке.
Ладно, пусть лается. Притерпелся. Работа у него, конечно, не шибко добычливая, зато и нехлопотная. Да и где безрукому инвалиду найти занятие получше? То, что он горбатится на старого школьного товарища, — немножко унизительно, это верно. Да что поделаешь? Каждому свое.
Он, Валенте, — сын мелкого почтового служащего. А у Чаро папаша был не то чтобы богатенький, но и не бедный. Магазином готового платья владел папаша. И когда Чаро закончил школу, а учиться дальше не пожелал, родители преподнесли ему к дню рождения подарок, который обеспечивал парню интересное занятие на всю жизнь и достаточно сносное существование.
Мини-радиостанция — вот что это был за подарок.
Мини-радиостанция и квартира при ней.
Квартира — четырехкомнатная. А станция состоит, собственно говоря, только из студии, разделенной звуконепроницаемой прозрачной перегородкой (по одну сторону перегородки — место для диктора, по другую — операторский пульт, сбоку от которого стационарный магнитофон для монтирования и тут же, рядом, звукопередающая аппаратура).
Мощность этой очаровавшей юного Мондрагона игрушки невелика — округа, где на слышимость грех пожаловаться, в диаметре всего километров пять.
Но зато что это
