Станислав Рем - Переведи меня через Майдан...
Народ заволновался. Литовченко сделал указующий жест в сторону левого крыла:
— После окончания митинга, вы, с вашими «бригадирами» поднимаетесь вверх по Прорезной, и блокируете помещение Администрации президента. — рука остановилась на центре митингующих, — Вы идёте к Верховной Раде. — рука переместилась вправо, — А вы занимаете площадь перед Кабмином. Мы, народ, должны контролировать власть! Мы — с вами! Андрей Николаевич поведёт вас к победе!
Литовченко отошёл в сторону, давая возможность произнести речь лидеру оппозиции. О чём говорил Козаченко, Александр Борисович не прислушивался. Речь была продумана, и отредактирована ещё два часа назад. И главный тезис в ней, о создании коалиции «Воля народа», прозвучал в самом начале выступления. А в сотый раз слушать бред про тяжёлое детство кандидата особого желания не было.
Выступление длилось минут двадцать. Александр Борисович за это время успел выпить две чашки кофе, выкурить сигарету и поговорить по телефону со своими людьми, стоящими возле Администрации президента. По их словам выходило: к зданию на Банковой стянуты части спецназа МВД, которые полностью блокировали все входы в помещение. Чего депутат, собственно, и ожидал. Теперь достаточно было одному из ментов сорваться, и вариант захвата власти по Сурхуладзе вполне мог стать жизнеспособным.
Многотысячная масса людей восторженно взорвалась. Выступление лидера оппозиции закончилось. К микрофону подошёл Круглый, отдавать распоряжения о начале движения. Козаченко и Литовченко спустились вниз, в народ, и, встав впереди только что образованной колонны, первыми сделали шаг в сторону старой, идущей вверх, Прорезной улицы, приводящей пешехода к национальному банку Украины, и главному объекту вечера: зданию Администрации президента.
«Немец» во второй раз мысленно отметил, насколько безграмотно и бестолково работала охрана кандидата. Руководство оппозиции прошло мимо него буквально в двух шагах. Телохранители кандидата с трудом преодолевали сопротивление людской массы, а потому не имели реальной возможности нормально реагировать на передвижение хозяев. Судя по всему, их никто не соизволил посвятить в планы действий оппозиции, а потому они просто не были готовы к тому, что лидеры пойдут вместе с толпой вверх по киевской улице. Пацаны с повязками на голове принялись бестолково пробиваться к своим «объектам», суетливо расталкивая людей, тем самым, вызывая непростительную суетливость, недовольные реплики и возмущение митингующих. А люди, увидев, что их кумиры спустились к ним, стремились, во что бы то ни стало оказаться рядом с ними, взять тех за руку, или, в крайнем случае, прикоснуться к их одежде, вдохнуть глоток воздуха рядом с ними. А потому, Козаченко и его сподвижники в скором времени оказались в плотном, давящем и бесконтрольном людском кольце. Будь на данный момент у Игоря Юрьевича «добро на ликвидацию», то «объект», сдавленный восторженной массой, продолжал бы движение, но уже в мёртвом состоянии. А сам «ликвидатор» давно бы покинул площадь. Однако, заказчик выжидал. Впрочем, то его право. В конце-концов, по условию договора, вполне может быть, никого ликвидировать и не придётся. В таком случае, «немец», за беспокойство, получит пятьдесят процентов от указанной суммы. То есть, восемьсот тысяч долларов. Такой вариант Игоря Юрьевича вполне устраивал.
Колонна людей, скандируя лозунги, проплыла мимо Национального банка, свернула на Банковую улицу, ведущую к апартаментам президента, и, пройдя сотни две метров, остановилась. Всю проезжую часть и тротуар, ведущие к центральному входу в Администрацию главы государства, перекрыли три ряда «ОМОНа», специального военизированного подразделения МВД. Солдаты, в чёрных шлемах и такого же цвета костюмах, с белыми, металлическими щитами, прикрывающими их тела, напоминали фигуры из западных фильмов 70-х годов, рассказывающих о том, как диктатура Пиночета свергла демократическую власть в Чили. По крайней мере, именно такая мысль промелькнула в испуганной голове Богдана Васильевича Петренко.
Литовченко оглянулся по сторонам, негромко выматерился. Рядом с ним были все, кроме Козаченко. Когда, в каком месте революционного марша тот пропал, никто ни из окружения оппозиции, ни из охраны, заметить не успел. Народ пришёл захватывать президентские хоромы без своего народного президента.
Сурхуладзе, оставивший блок-пост возле редакции газеты «Голос України», и приехавший на Банковую к началу действия, с трудом протолкнулся к Александру Борисовичу:
— Пора. — тут же, без всякого приветствия, выкрикнул сын гор. — Отдай приказ действовать. Если сейчас не начнём, потом будет поздно.
Уже поздно. — мысленно ответил нетерпеливому грузину оппозиционер. — Без «банкира» нам в Администрации делать нечего. А что, если он скорректировал свои действия с Кучеруком? — обожгла новая мысль. — И сейчас его, Литовченко, просто подставили? И там, внутри, только того и ждут, что он послушает грузина, и поведёт людей на «объект»? С Козаченко тогда, как с гуся вода. Сурхуладзе депортируют, без права дальнейшего въезда на Украину. А вот меня посадят. — нервно бились мысли в голове Александра Борисовича. — Нет, Гия, как говорят у нас на Украине: нема дурных!
Между протестующими и силовыми структурами оставалось метра два. Всего два метра. Грань, между прошлым и будущем. Черта, разделяющая власть имущих и власть жаждущих. Два шага, которые можно было сделать. Только стоял вопрос: а нужно ли их делать?
Толпа, до сей поры бодро вышагивавшая по мостовой Банковой, нерешительно притормозила и встала.
Вот этой нерешительностью и воспользовался человек номер два в штабе Козаченко.
Александр Борисович вышел вперёд, стянул с головы шапку, и произнёс, обращаясь к милиции:
— Братья! Да, именно братья. Потому, что мы с вами вместе выросли в свободных привольных степях Украины. Вместе проводили часы под бугами Ивано-Франкивщины. Радовались победам наших футболистов. — при чём тут футболисты, промелькнула, было мысль, но Литовченко, что называется уже понесло. — Вместе с вами провожали девчонок в общежития, а потом встречали их в роддоме, когда они дарили нам своих детей. Вон они, — рука махнула за спину. — Стоят перед вами. Такие же слабые и беззащитные, как и тогда. Неужели у вас поднимется рука на них? Неужели приказ вашего преступника-генерала выше, чем ваша совесть? Неужели его распоряжение стоит больше, чем жизнь одной девчонки? Мы пришли с миром. Мы не хотим кровопролития. Его хотят ваши командиры, которые боятся остаться без власти, без своих золотых погон. А они их обязательно потеряют. По крайней мере те, кто не сможет доказать в суде, что он невиновен. Всмотритесь в лица людей. Они такие же, как и вы. И у них в руках нет оружия. Они пришли с миром.
У Литовченко перехватило дух. Господи, какие же ещё слова найти для этих безмозглых чурбанов, в пластиковых шлемах? Для этих истуканов. Господи, помог бы что ли?
Неизвестно, услышал Господь депутата, или нет, однако, помощь поспела.
Из второго ряда неожиданно выскочила девчушка, лет семнадцати, с букетом гвоздик в руке. Она от кого-то отмахнулась, видимо от своего парня, стремительно подбежала к первому ряду «ОМОНа» и робко обернувшись, с явно выраженным восторгом на лице, вставила гвоздики в смотровую прорезь в щите. Выражение лица милиционера за опущенным пуленепробиваемым пластиком щитка на шлеме видно не было, но то, что он никак не отреагировал на поведение девчонки, и цветы остались в средстве индивидуальной защиты, взбодрило сторонников оппозиции.
— Милиция с нами! — кто-то выкрикнул в передних рядах, и масса глоток поддержала его.
— МОЛОДЦЫ!
Литовченко несколько расслабился. Кажется, напряжение удалось снять. Он повернулся к Сурхуладзе:
— Оставайся с людьми. И запомни: никакой самостоятельности! Никакого захвата помещения! Слышишь меня? Только стоять, и больше ничего! Если кто-то будет выходить из помещения, немедленно докладывать мне. Задерживать, но не проверять. Ждать нашего приезда. Всё понял?
— Да. — Гия был явно недоволен происходящим. Когда они ехали в Киев, он рассчитывал на то, что их опыт борьбы с властью окажется востребован. На что намекал и Павелич, в телефонном звонке, когда его депортировали из столицы Украины. Теперь же получалось, они выполняют простую техническую роль, которую смог бы исполнить любой другой политик среднего, если не нижнего, звена.
Литовченко понял настроение «боевика».
— Всему своё время, Гия. Будет и по твоему уровню работа. Как говорится, будет тебе белка, будет и свисток.
* * * 21.23, по Киевскому времени«Немец» стоял возле Национального банка Украины, и курил. Он успел заметить, как Козаченко покинул своих соратников по борьбе. Его, закрыв со всех сторон своими телами, провела в двери главного финансового заведения страны его же собственная охрана. «Немец», видя необычное для начала революционных событий, поведение лидера, пришёл к выводу: намечается нечто такое, что связано с криминальным кодексом Украины. А посему, решил тоже дальше не двигаться. Не хватало ещё связать себя с органами правопорядка, или, что ещё хуже, безопасности. И принял единственно правильное решение: отойти в сторону, продолжая ждать, и наблюдать.