Повестка дня — Икар - Роберт Ладлэм
— У тебя не хватило бы храбрости или глупости сказать подобное мне, если бы ты не мог этого подтвердить. — Он говорил с заметным акцентом северного жителя Новой Англии. — Однако ты угрожал мне.
— Только чтобы привлечь ваше внимание, убедить вас встретиться со мной. Можно мне сесть?
— Садись, — произнес спикер так, будто обращался к собаке, которая обязана ему повиноваться. Варак сел, оставив между ними довольно много места. — Так что ты знаешь о событиях, которые могли происходить, а может быть, и нет, в пятидесятые годы?
— Если быть точным, это произошло семнадцатого марта тысяча девятьсот пятьдесят первого года, — ответил чех. — В этот день в благотворительном госпитале Девы Марии в Белфасте у молодой женщины, которая несколько лет назад эмигрировала в Америку, родился сын. Она вернулась в Ирландию, объяснив это следующим: ее муж умер, и, переживая свою тяжелую потерю, она хотела, чтобы их ребенок был на родине у ее родных.
— Ну и? — спросил спикер; взгляд его оставался холодным и твердым.
— Я думаю, вы все знаете, сэр. Никакого мужа не было, но был человек, который, похоже, очень ее любил. Многообещающий молодой политик, попавший в ловушку несчастливого брака, который он не мог расторгнуть по закону церкви. В течение многих лет этот человек, кстати, талантливый юрист, посылал женщине деньги и посещал ее и ребенка в Ирландии так часто, как только мог… конечно, под видом американского дядюшки.
— Ты можешь доказать, кто были эти люди? — резко перебил его спикер. — Не свидетельскими показаниями с чужих слов или сомнительным опознанием очевидца, а письменными свидетельствами?
— Могу.
— Чем? Как?
— Велась переписка.
— Лжец! — рявкнул семидесятилетний старик. — Перед смертью она сожгла эти проклятые письма.
— Боюсь, что она сожгла все, кроме одного, — тихо промолвил Варак. — Я полагаю, она собиралась уничтожить и его тоже, но смерть наступила раньше, чем она ожидала. Ее муж нашел письмо среди других вещей в ее туалетном столике. Конечно, он не знает, кто такой Э., да и не хочет знать. Он только благодарен, что его жена отвергла ваше предложение и оставалась с ним эти последние двадцать лет.
Старик отвернулся, в глазах его блеснули слезы, которые он тут же смахнул.
— Моя жена тогда меня покинула, — ответил он едва слышно. — Наши дочь и сын учились в колледже, и не было причины продолжать дальше притворяться. Обстоятельства изменились, взгляды изменились, я был в такой же безопасности, как и Кеннеди в Бостоне. Даже щеголи в епархии архиепископа держали рот на замке. Конечно, я дал понять некоторым из этих лицемерных подонков, что если церковь попытается вмешаться в выборы, я настрою против них черных радикалов и евреев, и они поднимут в Палате бунт против их свободного от уплаты налогов священного статуса. Епископ чуть было не получил апоплексический удар, посылая на мою голову всевозможные проклятия, но я заставил его замолчать. Я сказал ему, что моя бывшая жена, наверно, спала и с ним тоже. — Седоволосый спикер с изборожденным глубокими морщинами лицом замолчал. — Матерь Божья, — вскрикнул он, уже не скрывая слез, — я так хотел вернуть эту девушку!
— Я уверен, что вы имеете в виду не свою жену.
— Вы прекрасно знаете, кого я имею в виду, мистер Безымянный! Но она не могла этого сделать. Порядочный мужчина предоставлял ей домашний очаг и воспитывал нашего ребенка около пятнадцати лет. Она не могла оставить его, даже ради меня. Я скажу вам правду… Я тоже храню ее последнее письмо. «Мы соединимся на небесах, — написала она мне. — Но никогда нам не быть вместе на этой земле, мой дорогой». Что за вздор? У нас ведь могла быть общая жизнь, довольно большая часть жизни, будь оно все проклято!
— Если мне будет позволено, сэр… Я думаю, что это было мнение любящей женщины, которая так же уважала вас, как себя и своего сына. У вас были собственные дети, объяснения из прошлого могли разрушить их будущее. А у вас было будущее, мистер спикер.
— Я бы на все плюнул…
— Она не могла позволить вам сделать этого, как и не могла разрушить жизнь человеку, который дал ей дом, а ребенку имя.
Старый человек вытащил носовой платок и вытер глаза, его голос неожиданно вновь зазвучал твердо.
— Откуда, черт побери, вы все это знаете?
— Это нетрудно. Вы — лидер Палаты Представителей, второй человек после президента, вот мне и захотелось узнать о вас побольше. Простите меня, но пожилые люди более откровенны, нежели молодые, — в основном это вызвано тем, что они не придают значения так называемым секретам, и, конечно же, я узнал, что вы и ваша жена, оба католики, развелись. Если учесть ваше политическое положение в то время и власть вашей церкви, это было очень смелое решение.
— Черт побери, значит, вы искали людей постарше из моего окружения?
— И нашел их. Я узнал, что ваша жена — дочь богатого владельца недвижимости, жаждущего приобрести политическое влияние и в буквальном смысле слова финансировавшего вашу первоначальную кампанию, — имела более чем незавидную репутацию.
— И до и после, мистер Безымянный. Только я был последним, кто узнал об этом.
— Но вы это узнали, — твердо сказал Варак, — и в гневе и смущении стали искать себе другую подругу. В то время вы были убеждены, что ничего не сможете поделать со своей женитьбой, поэтому искали себе временное утешение.
— Это так называется? Я искал кого-нибудь, кто мог бы принадлежать только мне.
— И вы нашли ее в госпитале, куда пришли, чтобы сдать кровь, во время избирательной кампании. Она была дипломированной сестрой из Ирландии, которая проходила практику, чтобы зарегистрироваться в Соединенных Штатах.
— Дьявол, откуда вы…
— Старые люди весьма словоохотливы.
— Пи Ви Мангекавалло, — прошептал спикер, и глаза его неожиданно засветились, как будто воспоминание вернуло ему мгновения счастья. — У него был маленький итальянский ресторан с хорошей сицилийской кухней примерно за четыре квартала от госпиталя. Там меня никто никогда не беспокоил, и я считал, что никто не знает, кто я. Этот дешевый ублюдок, неужели он запомнил?!
— Мистеру Мангекавалло сейчас уже за девяносто, но он действительно помнит вас. Вы приводили туда свою очаровательную медсестру, а он обычно закрывал свой бар в час ночи и оставлял там вас вдвоем лишь с одним условием: тарантеллы в автопроигрывателе должны были звучать как можно тише.
— Прекрасный человек!..
— С исключительной памятью для человека своих лет, но, увы, без самоконтроля, характерного для более молодых людей. Он вспоминает детали, хотя и несвязные, рассказывает за кьянти такие вещи, которые никогда бы не рассказал еще несколько лет назад.
