Фредерик Форсайт - Обманщик
Тела двух убитых ирландцев перенесли на главную палубу и, накрыв взятыми в каютах простынями, положили бок о бок. С помощью кипрских матросов «Регины» открыли трюмы и осмотрели груз. Осмотром занимались коммандос. Через два часа лейтенант, их командир, доложил Маккриди:
– Ничего нет, сэр.
– Как ничего?
– Много ящиков с маслинами, сэр.
– И ничего, кроме маслин?
– На некоторых ящиках написано, что там оборудование для офисов.
– А на самом деле?
– Оборудование для офисов, сэр. И три жеребца. Они ведут себя неспокойно, сэр.
– Черт с ними, с жеребцами, я тоже неспокоен, – мрачно сказал Маккриди. – Покажите.
Вслед за лейтенантом Маккриди и Раус спустились в трюмы. Лейтенант показал им все четыре трюма. В одном в разбитых ящиках были японские копировальные машины и пишущие машинки. Два других трюма были усеяны жестянками с кипрскими маслинами, высыпавшимися из разбитых ящиков. Ни один упаковочный ящик не остался невскрытым. В четвертом трюме стояли три большие клети для перевозки лошадей. В клетях тревожно ржали жеребцы. Увидев людей, они в страхе шарахнулись.
Маккриди испытывал то ужасное чувство, которое приходит, когда ты начинаешь понимать, что тебя провели, что ты делал совсем не то, что нужно было делать, и что за ошибку придется очень дорого заплатить. Если он вернется в Лондон с грузом маслин и пишущих машинок, то в Интеллидженс Сервис с него сдерут шкуру и прибьют ее к амбарной двери.
В трюме для лошадей рядом с Маккриди и Раусом оказался молодой коммандос, который, очевидно, умел обращаться с животными. Успокаивая жеребцов, он что-то им негромко говорил.
– Простите, сэр, – сказал он.
– Да?
– А почему их везут так далеко?
– Это арабские скакуны. Чистокровные, для конного завода, – объяснил Раус.
– Нет, это не арабские скакуны, – возразил молодой коммандос. – Это обычные полукровки для обучения верховой езде. Жеребцы, но полукровки.
Ломами они оторвали доски, которыми была обшита одна из клетей. Как только доски упали на пол, обыск закончился. Между внешней и внутренней обшивкой специально построенных клетей оставался добрый фут пространства, занятого плотно уложенными коробками с семтексом, ящиками с базуками РПГ-7 и ракетами типа «земля-воздух», которые запускают с плеча. В других клетях нашли пулеметы, гранаты, мины и минометы.
– Полагаю, – сказал Маккриди, – теперь можно приглашать военных моряков.
Из трюма все поднялись на главную палубу, уже согретую утренним солнцем. Позже моряки приведут «Регину» в Харвич. Здесь судно будет официально конфисковано, а его команда и пассажиры – арестованы.
Чтобы выправить крен «Фэр Мэйд», из его трюма откачали воду. Дымовые шашки, которые производили эффект пожара на судне, давно выбросили в море.
У ирландца с простреленными ногами коммандос остановили кровотечение, грубовато, но умело наложив жгут; теперь он с мертвенно-бледным лицом сидел, прислонившись к перегородке, и ждал военного хирурга, который должен был прибыть на сторожевом корабле, находившемся теперь всего лишь в полумиле от «Регины». Двух других ирландцев наручниками приковали к пиллерсу. Ключи от наручников были у Маккриди.
Капитан Хольст и его матросы без возражений спустились в трюм – не в тот, в котором перевозилось оружие. Теперь они, сидя среди жестянок с маслинами, ждали, когда военные моряки подадут им трап.
Стивена Джонсона заперли в каюте под палубой.
Когда все было готово, пятеро коммандос спрыгнули на крышу каюты «Фэр Мэйд» и скрылись там. Заработал двигатель. Двое, коммандос снова появились на палубе и отдали концы. Лейтенант в последний раз помахал Маккриди, и «Фэр Мэйд», запыхтев, отвалила от «Регины». Коммандос не любили рекламы. Они сделали свое дело, и теперь им не было нужды слоняться здесь.
Том Раус, опустив плечи, сидел на комингсе одного из трюмов «Регины» рядом с телом Моники Браун. К другому борту «Регины» подошел сторожевой корабль. С него бросили кошки, и первая группа военных моряков спрыгнула на палубу грузового судна. Моряки посовещались с Маккриди.
Порывом ветра отбросило угол простыни, который закрывал голову убитой. Раус перевел взгляд на спокойное, прекрасное даже в смерти лицо. Ветерок растрепал пряди пшенично-золотистых волос. Одна из прядей упала на лоб, и Раус нагнулся, чтобы поправить волосы Моники. Кто-то сел рядом и обнял Рауса за плечи.
– Все кончено, Том. Вы не могли знать. Вам не в чем себя винить. Она знала, на что шла.
– Если бы я мог предполагать, что она тоже здесь, я бы не убил ее, – мрачно заметил Раус.
– Тогда она убила бы вас. Уж таким она была человеком.
Два моряка сняли наручники с ирландцев и повели их на сторожевой корабль. Двое санитаров под наблюдением хирурга положили раненого на носилки и унесли.
– Что теперь будет? – спросил Раус.
Маккриди посмотрел на море, на небо и вздохнул.
– Теперь, Том, возьмутся за дело адвокаты и судьи. Последнее слово всегда остается за ними. Они переведут на сухой язык своей профессии все, что касается жизни и смерти, страсти, алчности, смелости, зависти и славы.
– А вы?
– О, я вернусь в Сенчери-хаус и возьмусь за другое дело. Каждый вечер я буду возвращаться в свою квартиру, буду слушать музыку и ужинать тушеными бобами. А вы, мой друг, вернетесь к Никки, крепко ее обнимете, будете писать книги и забудете об этой истории. Забудете все – Гамбург, Вену, Мальту, Триполи, Кипр. Все кончено.
Мимо Маккриди и Рауса провели Стивена Джонсона. Он остановился и бросил взгляд на англичан. Его акцент был густ, как поросшие вереском болота западного побережья.
– Придет наш день, – сказал ирландец.
Это был лозунг Ирландской республиканской армии.
Маккриди поднял глаза и покачал головой.
– Нет, мистер Джонсон, ваш день давно миновал.
Два санитара несли на носилках тело мертвого ирландца.
– Почему она это сделала, Сэм? Почему, черт побери, она это сделала? – спрашивал Раус.
Маккриди нагнулся и простыней прикрыл лицо Моники. Санитары вернулись за ее телом.
– Потому что она верила, Том. Разумеется, ее вера была ложной. Но она верила.
Маккриди встал и потянул Рауса за руку.
– Вставайте, молодой человек, нам пора домой. Не переживайте, Том. Не переживайте. Она ушла так, как и хотела уйти, Том, никто ее не неволил. Теперь она стала просто еще одной жертвой войны. Как и вы, Том, как и все мы.
Интерлюдия
Четвертый день слушания пришелся на четверг. Тимоти Эдуардз решительно настроился в этот день завершить работу комиссии. Прежде чем предоставить слово Денису Гонту, Эдуардз решил, изменив тактику, перейти от обороны к наступлению.
Эдуардзу стало известно, что сидящие с ним за одним столом коллеги – инспекторы внутренних операций и Западного полушария – стали занимать менее жесткую позицию и будто бы даже склонялись к тому, что для Маккриди нужно сделать исключение и под тем или иным предлогом оставить его в Сенчери-хаусе.
По окончании предыдущего заседания эти два инспектора завели Эдуардза в тихий уголок бара Сенчери-хауса и откровенно высказали свое мнение, предложив как-нибудь сохранить Маккриди для Интеллидженс Сервис.
Такой поворот событий никак не устраивал Эдуардза. В отличие от других членов комиссии он знал, что инициатором «показательного процесса», по решению которого Обманщик должен быть досрочно уволен на пенсию, был постоянный заместитель министра иностранных дел и по делам Содружества, который в один прекрасный день вместе с четырьмя другими «мудрецами» будет решать, кому стать следующим директором Интеллидженс Сервис. Восстанавливать против себя такого человека было бы непростительной глупостью.
– Денис, все мы с огромным интересом выслушали ваши воспоминания о многочисленных заслугах Сэма, и ваша речь на всех нас произвела очень сильное впечатление. Дело, однако, в том, что сейчас мы вынуждены сталкиваться с проблемами девяностых годов, того десятилетия, в котором не будет места некоторым… как бы это поточнее выразиться… активным операциям, в ходе которых грубо попираются установленные нормы. Думается, нет нужды напоминать вам о том скандале, к которому прошлой зимой привели самовольные действия Сэма в районе Карибского моря.
– Разумеется, Тимоти, в этом нет ни малейшей необходимости, – отозвался Гонт, – тем более что я сам собирался обратиться к этому эпизоду как к последнему примеру, на котором можно наглядно продемонстрировать, какую ценность и сейчас представляет Сэм для Интеллидженс Сервис.
– В таком случае прошу вас, – разрешил Эдуардз.
Он почувствовал огромное облегчение, узнав, что сегодня ему придется выслушать последнюю историю, после чего можно будет перейти к принятию неизбежного решения. Кроме того, рассуждал Эдуардз, двое его коллег, безусловно, склонятся к тому, что в этой операции Маккриди действовал, скорее, как лихой ковбой, а не как представитель правительства ее королевского величества. Разумеется, молодежи было легко встречать Сэма овацией, когда он, возвратившись в Лондон накануне Нового года, входил в бар «Хоул-ин-зе-Уолл». Но ведь это ему, Эдуардзу, забыв о празднике, пришлось успокаивать встревоженный Скотланд-Ярд, взбудораженное Министерство внутренних дел и возмущенное до предела Министерство иностранных дел. О том времени Эдуардз до сих пор не мог вспомнить без содрогания.
