Ант Скаландис - Новый поворот
— Игнат, — начал Форманов, — ты меня извини, конечно, за легкомысленный тон, но если это сценарий нашей с вами жизни, то пусть Разгонов вместе со всей своею службой ИКС засунет его в задницу. Листочков в рукописи много, на всех хватит.
— Присоединяюсь, — кивнул Кулаков. — Существование этих бессмертных идиотов, возвращающихся с того света, я еще худо-бедно готов допустить, тем более раз ты, Игнат, со своей командой занимался ими всерьез, но роман о будущем — это же стопроцентная фантастика. А то, что девяностые годы описаны в нем с ошибкой, говорит лишь об одном: Разгонов не сегодня начал писать свою книгу, во всяком случае придумал ее еще тогда, лет десять назад, и теперь просто не хотел ломать замысла с поправкой на реально изменившийся мир.
— О! — вскинул руку Грейв. — Ловлю на слове. Реально изменившийся мир — это ты очень точно сказал. А знаете, когда мир реально изменился? В девяносто первом году.
После такого откровения впору было разразиться бурными и продолжительными. Да, отношение к тогдашнему путчу и его подавлению у разных людей было разным, но вряд ли хоть кто-нибудь стал бы спорить, что именно московский август перекроил в тот год всю мировую историю и геополитику.
Форманов что-то такое пробурчал неопределенно.
— Эх, товарищи, опять вы ничего не понимаете! — вздохнул Грейв. — Я-то говорю не об августе, а об июне девяносто первого, когда доблестные сотрудники Вергилия Наста расстреляли в подъезде на Садовом кольце Давида Маревича и Анну Неверову. Это было далеко не первое экспериментальное убийство Посвященных. Но на этот раз эксперимент оказался недостаточно тщательно просчитан. В одном месте в Особый день оказались два самых уникальных на планете человека, да еще и связанных между собой исключительно мощным взаимным влечением. Простодушные головорезы надеялись одного из них уничтожить, а другого захватить живым и тем самым взять под контроль лавинообразный процесс распространения Посвященных в мире. Как можно было не учесть самоубийства Маревича — ума не приложу! КГБ проиграл вчистую последнюю схватку Посвященным.
Стал ли именно в тот момент каждый четвертый на планете Посвященным, мы так и не знаем. Все исследования на эту тему полностью уничтожены. Глотков и его команда славно поработали тем летом и осенью. Я сам чудом уберегся от равнодушной мясорубки перемалывавшей бумаги, пленки, людей и диски — без разбору. Спасло, наверное, то, что я не был штатным сотрудником отдела и ни за один документ, проходивший по их ведомству, не расписывался.
А уже в девяносто третьем, когда опасность миновала, я рискнул, восстановив по памяти некоторые известные методики, оценить количество Посвященных хотя бы в Центральном округе Москвы. Результат получился неожиданный. Количество Посвященных снизилось на два порядка, то есть почти в сотню раз, а их активность и вовсе была теперь близка к нулю. Предсказания, сделанные Владыками, не просто не оправдались, они вообще не выдерживали никакой критики. Долгое время я не мог понять, в чем тут дело. И даже на известном этапе выкинул все из головы. А вот сегодня благодаря Разгонову возникает полная ясность. Неужели не догадываетесь?
По лицу Форманова видно было, что он и не пытается догадаться, элементарно ждет ответа от Грейва. С Кулаковым дело обстояло еще хуже: он вообще не вникал, он только прикидывал, не пора вызывать старику скорую психиатрическую помощь. И со следующими его словами пришел к однозначному выводу: пора.
— В тот июньский день, — принялся объяснять Грейв медленно и с выражением, словно рассказывал внучке сказочку перед сном, — сразу после выстрела Маревича себе в голову история разветвилась на две параллельные реальности. В одной живем мы с вами. В другой — оказался Давид вместе с Анной, благополучно прожил до 2017 года, описал это все и вернулся назад с тем, чтобы передать информацию Разгонову. Там, в искаженной реальности Давида, Посвященных сделалось очень много, и самый великий среди них Борис Шумахер изменил карту мира известным вам способом. В нашей реальности Борис Шумахер погиб в автокатастрофе в девяносто втором году — этот непреложный факт подтверждается данными из архивов МВД, КГБ и всех прочих официальных организаций. Ну и так далее.
Кулаков прикрыл глаза и попытался на секундочку поверить всерьез в ту ахинею, которую излагал им спятивший маразматик. Искренне попытался, но… воспитание, образование и многолетняя выучка не позволили. Вместо этого он вспомнил почерпнутые из досье Разгонова сведения о Московском и Всесоюзном семинарах молодых фантастов, существовавших еще в восьмидесятые годы. На одном из них будущий представитель Высшего руководства службы ИКС познакомился с Михаилом Вербицким, на другом — с Алексеем Кречетом. А издательский бизнес, которым Разгонов занялся благодаря участию в этих семинарах, выводил его через общих знакомых на Редькина, Меукова и Стива Чиньо. Вот что казалось намного интереснее параллельных миров, но сейчас было некогда об этом думать.
Очевидно, Форманов совершал подобную же отчаянную попытку проследить ход мыслей обезумевшего Грейва.
— Игнат, — сказал он, — я готов поверить хоть в пятнадцать, хоть в двадцать пять параллельных реальностей. Но какая нам разница, прости Господи, живут они в голове Разгонова или существуют объективно? В чем конструктивность подобной версии? Почему мы должны тратить на это свое время?
— Объясняю, — Грейв еще раз утомленно вздохнул. — Наши соратники в девяносто первом, немного переусердствовав, исказили существующую картину мира. История потекла по двум руслам одновременно. Дальнейшее разбегание параллельных потоков в пространстве и времени приведет к колоссальным энергетическим потерям и неминуемой гибели Вселенной. Посвященные — это наш единственный мостик между двумя реальностями. Но в настоящий момент, бегая туда-сюда, они лишь еще сильнее расшатывают и без того зыбкое равновесие. Теперь внимание: писатель Разгонов сочиняет сценарий непосредственно для Посвященных, и сценарий он пишет категорически неправильный. У нас нет возможности подкорректировать текст, значит, следует заставить Разгонова прекратить его литературную деятельность.
— Браво! — сказал Форманов. — Такой изысканный эвфемизм слова «убить», ей богу, достоин поэзии скальдов.
Кулаков был плохо знаком с поэзией скальдов, но сарказм начальника в отношении неприкрытого киллерства поддержал полностью.
— Товарищи не понимают, — крякнул Грейв с досадой. — Все, хватит объяснений! Вызывайте команду Большакова! Срочно!
— Большаков никогда не работал киллером, — обиделся дядя Воша.
— Послушай, Достоевский, — Грейв чуть не плакал от обиды. — О чем ты думаешь? Не надо мне капать на мозги слезинками девочек! Речь идет не об абстрактном счастье человечества, мы говорим о совершенно конкретной угрозе самой структуре Вселенной….
— Баста! — не выдержал Форманов и стукнул кулаком по столу. — Делайте что хотите. Я уже ни черта не понимаю. Геннадич, вызывай Большакова. Это приказ. Крошка — парень молодой, ему легче будет разобраться, а мы уже старики, наша песенка спета. Наверно, уже отстали от жизни. Я же чувствую: проблема есть. Но нам с вами втроем ее не решить. Вызывай Большакова.
Было что-то чудовищно неправильное в этом приказе Форманова, однако и не подчиниться Кулаков не мог. Он замер в напряженной позе и долго-долго молчал, откровенно затягивая с ответом. И вдруг вспомнил, что ему так мешало, вспомнил, что связывало Большакова и Разгонова.
Полгода назад им удалось расшифровать фрагмент разговора между Лозовой и Горбовским о том, что после Гамбурга появляется шанс завербовать в службу ИКС Большакова со всей командой и оптимальный вариант — сделать это руками Малина. А ведь Малиным тогда как раз и называли Разгонова. Все сошлось, все склеилось, вот оно! Большакова нельзя посылать против Разгонова, это полный абсурд, ведь они непременно и сразу найдут общий язык….
Но ничего такого Кулаков сказать не успел, потому что в кабинете раздался неприлично громкий телефонный звонок. Прямая космическая связь. Форманов снял трубку. Селекторный режим включился сам собою. И малознакомый присутствующим голос резко потребовал:
— Позовите господина Джаннини!
Никто, ни одна живая душа не могла знать, что Игнат Никулин находится сейчас в этом кабинете, да еще так нагло величать его старой итальянской фамилией.
Это было настолько невероятно, что Форманов враз подчинился и передал трубку своему то ли подчиненному, то ли начальнику, то ли просто безумному собрату по разуму:
— Это тебя, Игнат, — глупо прокомментировал генерал-полковник, ведь фразу незнакомца слышали все трое.
— Да, — сказал Грейв.
— С вами говорит Владыка Чиньо. Я слышал весь предыдущий разговор. Господин Джаннини, я искренне восхищен вашей прозорливостью. Вы все абсолютно правильно поняли. Кроме одного. Вы пришли к неверному выводу. Поверьте, сегодня мы все делаем общее дело. Если действительно хотите вернуть мир к естественному равновесию, не трогайте Разгонова. Ради Бога, которого нет, умоляю: оставьте его в покое. У меня все.
