Багдад до востребования - Хаим Калин
Так улетучилось первое табу, блокировавшее завершающий этап авантюры. Ведь совершить убийство посол ни под каким соусом не мог бы, особенно, столь низкое, укрывшись мундиром дипломатического иммунитета. Второй же барьер – конфликт государственника до мозга костей с чисто криминальной затеей – растворился как только Посувалюк вчера повесил на плечо, выходя на вахту, автомат. Ну и как-то между строк драмы затерялось: уберечься от расправы за грех, им совершенный, можно было, только пересев в попутку заговора…
Отмеряв в кабинете пару сот метров, Посувалюк вновь забрался в свое кресло. «Стенгазету» сгреб в кучу, но не полностью – фрагменты памятки не тронул, более того, придвинул к себе поближе. Извлек из сейфа заколку и аккуратно водрузил на стол, после чего достал из верхнего ящика швейцарский перочинный ножик. Сверяясь с памяткой, выкрутил из задней стенки заколки едва заметный винтик. Тем самым, надо полагать, привел изделие в боевое состояние. Примерил заколку к галстуку, но покрутив ансамбль так и эдак, снял. Задумался.
Затем посол переместился в машбюро. Там, чуть покопавшись в хозяйственном шкафу, нашел иголку с нитками. Заторопился обратно. Из кабинета прошел в гардеробную, где несколько минут отбирал костюм. При этом занимали его не фасон и расцветка, а внутренние карманы пиджака.
Наконец выбор на его столе – вывернут подкладкой вверх. Виктор Викторович просунул заколку в левый внутренний карман и прихватил ее нитками к подкладке. Рукодельничал причем крайне осторожно, казалось, остерегаясь нежелательного контакта. Столь же осмотрительно повесил пиджак в шкаф, максимально отодвинув соседние предметы гардероба.
Подошел к окну и некоторое время, будто от нечего делать, обозревал высоченный каменный забор, отгораживавший резиденцию от улицы. Но вдруг, оживившись, несколько раз громко выдохнул на стекло воздух. Ухмыльнулся и пальцем стал рисовать на запотевшем участке, переполняясь озорством. Закончив, отступил назад и, судя по довольной мине, наслаждался композицией.
Была она весьма занимательной: будто бы футболист, в образе пятиконечной звезды, – поверх стены, напоминающей Великую Китайскую – со штрафного сбивает с ног вратаря, угодив мячом ему прямо в лоб. В центре же поля – арбитр со свистком, но вновь –абстракция, очень схожая с первой. На оконечность лишь больше…
Глава 25
15 января 1991 г. 13:00 г. Багдад
«Чайка» то и дело петляла, объезжая колдобины, коих в «Аль-Мансуре» не счесть. Впрочем, как и на всем нефтедобывающем Востоке, где гудрон (О, гримасы бытия!) – мало распространенный материал…
В унисон ломанной маршрута ерзал и пассажир «Чайки» – Посувалюк Виктор Викторович. Только не на паралоне, а в чувствах, в который раз свой грех кадр за кадром разбирая. Нет, алиби он не искал, не нащупывал и мотив в свое оправдание – его просто болтало на корме перепутья.
И у него вновь не получалось шрам судьбы разгладить, ибо не моглось, а точнее, не хотелось…
А подмывало вкушать ту горечь – сводящую челюсть и безумно сладкую одновременно. Представлялось ему: не бывшей никаким грехом. Если большая любовь – ему не синоним.
Посол уже не помнил, когда безоглядно запал на Анжелу. Одно очевидно: не с первого взгляда. Не в пример его суженной, Анжела – весьма скромной внешности, умалявшейся к тому же убожеством советской оптики. И не случись им встретиться в Омане, даже по иракским меркам карликовом диппредставительстве, то, вполне вероятно, венку их чувств не заплестись. Между послом и рядовым референтом – иерархическая лестница, точно между капитаном и юнгой.
Между тем магия приворота в один прекрасный миг свила свое гнездо, приютившее Виктора Викторовича и Анжелу, в обход частокола всевозможных соглядатаев и, разумеется, супруги посла. Соприкоснулись же они вплотную на субботнике (надо же и в песках Аравии!), и пуховый платок Анжелиного обаяния в скором времени буквально застлал Виктору Викторовичу глаза. На него же, явную аттракцию с сократовским лбом и мудрым взором, Анжела положила глаз задолго до оманской командировки – на симпозиуме советских арабистов, где Виктор Викторович своей эрудицией и на фоне академической элиты блистал.
Роман развивался стремительно, но с какой-то тюремно-лагерной отдышкой. Общение, по большей мере, стихами и закодированными посланиями, искусно вкрапливаемыми в целевую переписку. Нарочито отстраненные взгляды при встрече в стенах посольства и, как в романтическом эпосе казенного дома, одна-единственная близость.
Между тем трепетных, полных томления посиделок гораздо больше – с десяток наберется. Та обитель – вилла весьма уважаемого гражданина Маскаты, будто агента влияния, давнего приятеля Виктора Викторовича. Причем представлял хозяин пару домочадцам, как самых что на ни есть законных, хоть и венчанных по советскому обряду супругов. На Востоке – как иначе? Пусть у самого четыре, но жены…
Разумеется, сладостное томление пары, невзирая на конспирацию, оставаться втуне долго не могло. Первой всполошилась благоверная посла: многолетний спутник как сам не свой, будто мечется в невидимой клетке. И куда деваются стихи, которые еженощно строчит? Прячет почему!
Несколько позже стали судачить посольские: что это за спецпроект, порученный Чрезвычайным и Уполномоченным не хватающей с неба звезд референтке? Никто ведь ни сном ни духом, о чем он. Так не бывает! А сама Анжела – мало того, что не от мира сего, так с недавних пор и вовсе воспарила. Не верится даже: Виктор Викторович – эталон гражданственности – Дон Жуан? Не выговорить даже…
Тем временем голубки из поднебесья грез незаметно спланировали на землю, но каждый по-своему. У утонченной мечтательницы Анжелы, уз Гименея не знавшей, прорезались молочные зубки собственницы: мол, завтра что? Одновременно до посла стали доходить слухи: его связь с Анжелой у коллег – притча во языцех. Вследствие чего он постиг: не обруби он тотчас стропила романа, через неделю-вторую на его карьере можно ставить крест. Какие бы чувства его не обуревали к пассии, совершенно очевидно: он не король Эдуард. Ради любви делом всей жизни не пожертвует. Да и травмировать разводом дочерей не отважится.
Так, поскользнувшиеся на склизкой шкурке досужего, голубки оказались в авто, которое мчало их к забвению некогда светлого, обросшего множеством строф чувства. Получасом ранее в одном из пригородных кафе Виктор Викторович объявил Анжеле о ее экстренном переводе в аппарат МИДа, напрочь обойдя вниманием факт их отношений, точно и не было ничего. Словом, с повышением, коллега! Как мы за тебя рады!
Получив столь затейливый поворот от ворот, Анжела буквально онемела – весть о скорой разлуке отторгалась всем естеством. Не могла и поверить, что в основе будто бы престижного перевода – цель от нее избавиться. И Анжелу то и дело саднило, что ее икона – вовсе не романтичный менестрель, а хваткий, если не бесцеремонный, взявший свое
